Египетские сказки: вчера и сегодня

В детстве я страстно мечтал попасть в Египет. Пирамиды казались мне сверхзагадочными и до слез непостижимыми - ради них стоило пожертвовать чем-то особенно важным в жизни, если не самой жизнью. Острый недосягаемый кристаллик пирамиды Хеопса постоянно царапал воображение и воспалял фантазию. Детская мечта, жившая в подсознании в тематическом уголке вместе с марокканскими апельсинами и восточными зачадренными женщинами, постепенно смирилась со своей неосуществимостью и затаилась, не утеряв, однако, своей волшебной, почти осязаемой физически, сути.

Сейчас неважно, памятник ли это героическому труду древнеегипетского народа или фрагмент инопланетной эзотерики. На Ниле говорят: "Все боятся времени, а время боится пирамид". Памятникам древнего царства удалось то, чего пока не удалось ни одному архитектурному или культурному шедевру: они вышли из-под контроля времен и теперь не принадлежат ни эпохе фараонов, ни суетливой современности, ни туманному будущему. Они - сами по себе, они - плоть от плоти Земли - и умрут только вместе с планетой.

Удивительна двойственность и противоречивость восприятия пирамид. Издали, в пыльной дымке и жарком мареве они кажутся величественными и не от мира сего; чуть ближе благоговение сменяется удивлением дисгармонией глыбных нагромождений с теми таинственными силуэтами, из которых они материализуются буквально на глазах. Но метров за 40-50 картина вновь меняется, будто в волшебном фонаре: незаметно, но очень быстро пирамиды превращаются в чудовищных размеров сооружения, необъятные стены, круто уходящие ввысь. Если встать у самого подножия, ни за что не догадаться, что изрытая временем бесформенная каменная туша, рвущая голубое небо, издали похожа на аккуратную детальку из детского конструктора, которую обычно кладут на кубик в качестве крыши игрушечного домика.

На вершине гробницы Хефрена сохранился кусок светлой известняковой облицовки, придающий пирамиде сходство с настоящей горой, увенчанной ледяной шапкой. Свежеотделанные белыми плитами творения рук (или не рук) человеческих (или не человеческих), вероятно, смотрелись, как гигантские сахарные головы, ослепительно сияющие под солнечным светом ярче самого солнца. Тысячелетия погасили сияние и стерли снежный лоск.

Аршинные таблички "NO CLIMBING" ("Не влезать") украшают каждую из сторон двух главных пирамид. Тем не менее, находятся те, кто решается бросить вызов вечности, и случается, что тело долетает до самой земли и за ним не приходится посылать санитаров с альпинистскими навыками. Может быть, души смельчаков, принесенные в жертву истерзанным ветрами камням, питают загадочную энергетику пирамид? Если и в вас закопошилось желание перевоплотиться в скалолаза, не гоните его, посмакуйте, как хорошую сигару. Сразу вспоминаются Валерий Брюсов и Федор Шаляпин, взошедшие по крошащимся граням и запомнившие удивительное ощущение от пронзительных неведомых сил космоса, бушующих на изрытых вершинах. Снизу это кажется так просто: вскочить на первую, самую высокую, плиту, и - выше и выше, по широким уступам. Никто не успеет окрикнуть или схватить за руку...

Стоя у цоколя пирамиды, я тщетно пытался усилием воли отгородиться от навязчивых торговцев сувенирами, верблюжьих и ослиных погонщиков и снующих с мятыми жестяными ведрами, полными льда и бутылок с колой, ребятишек. Но несмолкающее просящее "эй, мистер!" и сладковатый запах верблюжьего навоза мешали поймать ускользающее чувство счастья от сбывшейся мечты. Хотя дело, наверное, не в этом. Просто человеческая природа так уж устроена, что счастье как раз и состоит в ожидании чуда, а чудо, перешедшее в реальность, теряет свое очарование и, следовательно, не заслуживает никаких искренних эмоций... Так и стояли мы, лоб в грань: я и пирамида, взирая друг на друга умиротворенно-отрешенными взглядами. Ей было абсолютно наплевать на маленького человечка, чья жизнь уместилась бы в одной желтой невесомой песчинке, а я был полностью согласен с такой точкой зрения и осознание собственной неважности, как ни странно, успокаивало и равняло с вечными ступенчатыми сводами.

...Интересно, где сейчас бродит тот неведомый большой, который нес своему неведомому маленькому детский конструктор?

Венеция фараонов

А еще в Египте есть Красное море...

Веяние времени - появление городов-отелей, растущих и набирающих силу на плодородной почве туристского бизнеса. Конец XX века оформил эталон новомодной тенденции. Игрушечный городок Эль Гуна, приютившийся на песочных берегах Красного моря неподалеку от Хургады - это именно то, что принято называть волнующим словосочетанием "Осуществившаяся Мечта".

Семь с лишним лет тому назад здесь царствовала раскаленная пустыня, по которой ветер гонял бесконечные волны-дюны.

Строиться люди начали быстро, основательно и, что самое главное, с фантазией. В 1991 году выросло сразу 38 вилл, чьи обитатели решили не останавливаться на достигнутом и переманить на освоенные земли своих родных, друзей и знакомых. Желание и умение, подкрепленные солидными финансами, преобразили тоскливый знойный пейзаж. Революционные герои Николая Островского могли бы позавидовать стахановским темпам работ египетских строителей, умудрившихся за считанные годы прорыть в песке девятнадцать километров широких отводных каналов и усеять их берега грибницами люксовых отелей и особняков. Уютные улочки зазеленели упитанными высокими пальмами, перевезенными сюда из заповедных кущ, а через рукотворные реки перекинулись изящные каменные и деревянные мостики, под которыми длинными рыбинами медленно заплавали моторные прогулочные лодки.

Отели Эль Гуны не похожи на традиционные набитые роскошью и изобилием коробки из стекла и бетона. Это - системы двух- и трехэтажных домиков, выполненных в восточном стиле и соединенных друг с другом прохладными коридорами. Благодаря каналам балконы всех гостиничных номеров нависают над соломенными скатами пляжных зонтиков - максимальное расстояние до воды исчисляется парой десятков шагов. Единый план застройки исключил появление в искусственном оазисе прямых углов и негабаритных кривых, и сегодня Эль Гуна похожа на древний город-мираж, вроде тех, что сводят с ума иссушенных жаждой пустынных странников. Семь миллионов квадратных метров миража с шестью шикарными отелями (еще два вот-вот откроются), аэропортом, двумя портами и настоящим полем для гольфа о 18 лунках.

Лабиринты бесчисленных башенок и балюстрад, выкрашенные в мягкие пастельные тона - от нежно-лимонного до темной охры - успокаивают нервную систему моментально. Полусказочная гармония окружающей действительности, в которой лишь отдельные детали напоминают о том, что на дворе 1999 год, расслабляет и напрочь лишает ориентации во времени и пространстве. Походка становится вальяжной, речь - слегка медлительной, а зачатки мании величия в рекордно сжатые сроки вырастают в ощущение горностаевой мантии на плечах и приятной тяжести короны с бриллиантами на многомудром челе. Каждый чувствует себя здесь властелином мира, для которого нет ничего невозможного и непосильного. Прожженые циники и скептики, попав сюда, умолкают и по-детски хлопают глазами, разом теряя все свои едкие вокабуляры.

Быть может, что-то похожее на Эль Гуну рисовал в своем воображении Владимир Маяковский, вдохновенно писавший о "городе-саде". Прообраз поселения будущего удался его хозяевам на все сто, и нет никакого сомнения в том, что через два-три года слава Эль Гуны затмит престиж и класс многих гремящих на весь мир "песочно-пальмовых" элитных курортов.

Кстати, еще не поздно успеть прикупить скромненькую виллу в хорошем квартале "красноморской Венеции" в частное пользование...