Поэтическое кольцо Мешхеда

Священный город Мешхед - место массового паломничества, что-то вроде шиитской Мекки. Здесь расположена гробница восьмого шиитского пророка Резы, скончавшегося в 818 году. Менее известно, что древний иранский город и поэтическая Мекка. Близ святого града воздвигнуты гробницы над могилами корифеев поэзии Востока - Фирдоуси и Омара Хайяма.

В этих местах мечтал побывать Сергей Есенин, посвятивший так и не увиденной им Персии много вдохновенных строк.

Голубая родина Фирдуси,
Ты не можешь, памятью простыв,
Позабыть о ласковом урусе
И глазах, задумчиво простых...

Имена Фирдоуси и Омара Хайяма знает каждый. Куда меньше людей за пределами Ирана слышали о шейхе Локман-баба, выдающемся сказителе, жившем в X столетии. С посещения его мавзолея мы и начнем путешествие по поэтическому кольцу, опоясывающему Мешхед.

Городок Серахс расположен в 185 километрах к востоку от Мешхеда, близ ирано-туркменской границы. Когда-то сюда можно было добраться только с караванами, двигавшимися по Великому шелковому пути. В середине XX века в Серхас вела узенькая грунтовка, а сегодня - скоростное шоссе. Параллельно "автобану" тянется новое полотно железной дороги, соединяющей Иран со страной Туркменбаши. Так что из Мешхеда до Серахса и обратно можно обернуться за один день.

Автостанция находится на западной окраине. Если отсюда двигаться к центру, никуда не сворачивая, то за полчаса можно прошагать через весь Серахс, городок простой и незатейливый. На восточной окраине высится бирюзовый купол пятничной мечети. Спрашиваю у привратника: "Где похоронен Локман-баба?" Тот машет рукой - за околицу и налево.

10 минут ходьбы - никаких признаков мавзолея. Уточняю путь у мотоциклиста, и тот, от широты души, предлагает подбросить одинокого странника прямо к могиле сказителя. Минут пять езды с ветерком, и вот уже в чистом поле можно разглядеть покосившееся сооружение, отдаленно напоминающее Пизанскую башню периода "упадка".

При украшении усыпальницы не применялось ни золото, ни серебро. Средневекового мистика отличала предельная скромность. "Он молил Аллаха лишить его рассудка, чтобы без помех предаваться обожанию бога, - говорится в жизнеописании святого. - Аллах внял его молитвам и выполнил просьбу".

Местные почитательницы сказителя ткут для него маленькие коврики и развешивают их на стенах. На них - редчайший случай для ислама - порой бывают изображен предполагаемый лик пророка Мухаммеда с бородкой и темным тюрбаном на голове, очень похожим на те, которые носят в наши дни имамы.

Поле, на котором одиноко высится мавзолей, воздвигнутый в XIV столетии, распахано почти до самых его стен. В Серхасе "земельный вопрос" привязан к Мешхеду: большая часть здешних земельных наделов издавна принадлежала "святому граду". Во время правления последнего шаха династии Пехлеви была осуществлена аграрная реформа, по которой большинству безземельных феллахов были выделены наделы, ранее принадлежвшие крупнейшим землевладельцам страны. Однако шах не решился столь же радикально обойтись с вакуфными землями - наделами, которыми владеют общины при мечетях. И все же в результате реформы "святой престол" лишился тысячи гектаров земли, расположенной вокруг Серахса.

Правители, пришедшие к власти после исламской революции, не стали пересматривать земельный передел, осуществленный свергнутым шахом. Однако духовенство в Серахсе, несмотря на то, что феллахов поддержала прибывавшая из Тегерана парламентская комиссия, до сих пор требует возврата отобранных земель.

Пока я по кругу обходил мавзолей и фотографировал развалины, мотоциклист, оказавшийся школьным учителем, терпеливо ждал. Любезность моего добровольного гида, немного говорившего по-английски, не знала границ - он вызвался проводить меня до автостанции. Пытаясь его отблагодарить, я достал купюру с портретом аятоллы Хомейни. Но моя попытка была пресечена. Воздев очи к небу, учитель изрек: "Вся милость - от Бога!" Мне ли спорить? Сердечно прощаюсь с владельцем "железного коня" и сажусь в автобус, возвращающийся в Мешхед. Завтра с утра отправлюсь в гости к Фирдоуси.

Местечко Тус, где покоятся его останки, размещается в 23 километрах к северу от Мешхеда. Добраться до Туса не составляет труда. Микроавтобусы уходят туда каждые полчаса с мешхедской площади Шохада и подвозят пассажиров прямо к мавзолею автора "Шахнаме" ("Книги царей"). В этой знаменитой поэме в стихотворной форме изложена древнейшая история Ирана. Создавая ее, Фирдоуси пользовался той формой персидского языка (фарси), которая сохранилась до наших дней.

Рассыплются стены дворцов расписных
От знойных лучей и дождей проливных,
Но замок из песен, воздвигнутый мной,
Не тронут ни вихри, ни грозы, ни зной.

И ведь сбылось! Много воды утекло, правители приходили и уходили, строились и разрушались города, но незыблемым осталось величайшее творение Фирдоуси, труд всей его жизни. Вот только он не принес автору ни богатства, ни почестей.

Абу-ль-Касим Фирдоуси родился в окрестностях Туса между 934 и 941 годами в семье богатого аристократа-землевладельца. В X веке Персией правил султан-суннит Махмуд, слывший покровителем наук и искусста. Однажды в Газни, столице государства, во дворце султана появился незнакомец. Он сказал, что пишет поэму "Шахнаме", в которой языком поэзии хочет поведать историю великих людей Персии с древнейших времен.

Придворные пииты ревниво восприняли это заявление и решили посрамить самонадеянного чужака. Любимец Махмуда поэт Унсури произнес стихотворную строку, два его собрата добавили еще по строке. Теперь по правилам поэтических состязаний четверостишие должен был завершить собственной строкой незнакомец. Уровень мастерства придворных поэтов был высок, и все ждали, что он растеряется. Однако к всеобщему изумлению тот столь искусно и оригинально увенчал тему, что Унсури и его собратья по каламу (перу) поняли: перед ними великий поэт.

Его представили султану, и Махмуд сказал, что получил райское наслаждение от его сочинения. Так мир узнал поэта Фирдоуси. Владыка одобрил его замысел написать "Книгу царей" и пообещал за каждый написанный бейт (двустишие) заплатить по золотой монете.

Долгие тридцать лет трудился Фирдоуси над своей поэмой. Он обобщил в нем огромный свод персидского фольклора, а в центр повествования поместил фигуры персидских правителей и героев - от времен "сотворения мира" до дней не столь давних. Завершив труд, он приехал в столицу и вручил свое творение, состоявшее из 60 тысяч бейтов, султану, которому оно и было посвящено.

Но придворные ревнивцы успели нашептать владыке, что нет смысла описывать подвиги давно умерших людей, когда в войске султана достаточно живых героев. Шах прислушался к ним и изменил обещанную плату. Вместо золотой монеты он повелел оплатить каждый бейт серебряным дирхемом, то есть в двадцать раз меньше, чем было оговорено.

Оскорбленный Фирдоуси разделил серебро между чайханщиком и гонцом, доставившим ему эти деньги. А потом написал острую сатиру на султана Махмуда, в которой разоблачил его низкое происхождение, чем и объяснил неблаговидные поступки правителя. После этого поэту пришлось бежать из страны, спасаясь от гнева султана.

Много лет спустя, возвращаясь домой из похода в Индию, Махмуд случайно услышал четверостишие: "Коль дерзок будет твой ответ, То говорю я всем заране: "Отыщет палица моя Афрасияба на майдане". Султану понравились хлесткие строки, и он спросил, кто написал этот чеканный стих, умножающий мужество? Визирь Катиб ответил: "Несчастный Абу-ль-Касим Фирдоуси, который корпел тридцать тяжких лет над своим "Шахнаме", но так и не получил за труд достойной награды".

Тут Махмуд наконец вспомнил, как плохо обошелся он с автором великого творения и решил исправить ошибку - отослал поэту драгоценные дары на 60 тысяч динаров.

Когда караван с припозднившимся "гонораром" достиг Туса, и верблюды вошли в ворота Рудбар, в другом конце города из ворот Разан выносили тело поэта, чтобы предать его земле. Местные священнослужители запретили хоронить Фирдоуси на мусульманском кладбище: его поэму они считали вольнодумной. За городскими воротами рос большой сад, принадлежавший Фирдоуси. В нем его и похоронили.

Дар султана был доставлен состарившейся дочери поэта, которой богатство тоже было ни к чему, и она распорядилась возвести на эти средства странноприимный дом на пути между Нишапуром и Мервом. В наши дни приезжим показывают мост, который тоже построила дочь поэта на деньги, полученные за "Шахнаме". Возмущенная неблагодарностью правителя она ни гроша не истратила на собственные нужды.

Парк, где находится надгробный памятник Фирдоуси, расположен в центре Туса. Величественный монумент над его могилой был воздвигнут династией Пехлеви в 1933 году, в преддверии 1000-летия со дня смерти Фирдоуси. У надгробия никогда не иссякает поток почитателей великого поэта со всех концов Ирана.

В чайхане у подножия памятника Фирдоуси всегда найдется какой-нибудь знаток древности, который поведает вам историю тысячелетней давности так, точно она произошла вчера и будто речь идет о конфликте между властями и современным писателем. Особенно много паломников собирается здесь во второй половине дня, когда солнце освещает мемориал так эффктно, что только успевай щелкать фотокамерой.

По своей протяженности "Шахнаме" в семь раз превышает гомеровскую "Илиаду", чем в Иране очень гордятся. Творение Фирдоуси - поэма подлинно национальная. Трудно найти иранца, который не знает хотя бы несколько строф из нее наизусть, а многие могут прочесть по памяти сотни строк.

На протяжении столетий великую поэму иллюстрировали сотни художников. В начале XX века в Европе и Америке возник большой интерес к персидской книжной графике. Музеи, библиотеки, частные коллекционеры развернули настоящую охоту за восточными миниатюрами. Эта мода нередко провоцировала варварское отношение к текстам. Если на аукционе не удавалось продать всю рукопись, продавцы были готовы выдирать отдельные листы с миниатюрами. Пара миниатюр порой уходила за ту же цену, что и рукопись, содержавшая сотни рисунков. Так миниатюры, иллюстрирующие "Шахнаме", разлетелись по всему свету.

В 2002 году в Кембридже был утвержден проект "Shahnama" ("Шахнаме"). Он рассчитан на пять лет и финансируется Британской академией наук. Задача - создание компьютерной базы данных, охватывающей весь масиив иллюстраций к поэме Фирдоуси. Конечная цель - разместить это художественное богатство в Интернете, на бесплатном сайте, чтобы электронные копии персидских миниатюр, хранящихся во многих музеях мира, были доступны всем желающим.

Научный коллектив, объединивший востоковедов из иногих стран, отобрал больше 6000 иллюстраций из государственных музеев и библиотек 35 государств. Уже обработана британская коллекция рукописей, полностью готова немецкая, частично - американская, в стадии завершения - российская.

Самое большое в нашей стране собрание рукописей "Шахнаме" - целых 14 - находится в публичной библиотеке Санкт-Петербурга (ныне - Российская национальная библиотека). И каждая из них - шедевр, у каждой - своя история. Вот два примера. Одну из названных рукописей привез из Тегерана в Петербург в составе целой коллекции князь Долгорукий, бывший российским послом в Персии в 1845-1854 годах. Он хранил ее дома и с гордостью демонстрировал знакомым. Когда князю понадобились деньги на приданое дочери, вся рукописная коллекция была выкуплена у него за казенный счет и передана императорской Публичной библиотеке. А другая рукопись из тех же четырнадцати считается рекордсменкой российских коллекций: в ней 192 миниатюры!..

Однако наше путeшествие по поэтическому кольцу еще не закончено. В километре к югу от могилы Фирдоуси высится еще один мемориал, возведенный в XIV столетии. В обиходе его называют мавзолеем Гарун-аль-Рашида, хотя известно, что этот легендарный правитель был похоронен в Мешхеде, близ могилы имама Резы.

Существуют разные версии насчет того, чья память была увековеченв строительством этого сооружения. Одна из них связана с именем знаменитого мистика Газали, родившегося в Тусе в 1058 году. Он был гордостью багдадской богословской школой, жил отшельником в Дамаске, совершил паломничество в Мекку и наконец вернулся в родные края, чтобы распространять свет знаний среди своего народа. После кончины Газали, которого называют "святым Августином ислама", в его честь было решено воздвигнуть мемориал из розового камня высотой в четыре этажа, увенчанный куполом.

Прежде чем проститься с Тусом, можно выйти за околицу и прогуляться вдоль старинной глинобитной стены, защищавшей городок от набегов. Но при этом надо не пропустить последний автобус на Мешхед. В Тусе нет гостиниц, и если вы зазеваетесь, придется "тусоваться" ночью под открытым небом.

Город Нишапур лежит в 114 километрах к западу от Мешхеда. Основанный в эпоху правления сельджуков (1051-1220 годы), он со временем стал крупным культурным центром Хорасана и некоторое время был его столицей. Изготовлявшиеся здесь белые блюда, окаймленные арабской вязью, украшают экспозицию Лувра и музеи Нью-Йорка. Эти образцы ирано-исламского искусства поражают своей простотой и изяществом.

На долю Нишапура выпали большие испытания во времена монгольского нашествия, ставшего для мусульманских народов чем-то вроде стихийного бедствия. Арабский историк Ибн аль-Атир, умерший в 1234 году, пишет, что на протяжении нескольких лет не желал даже упоминать об этом событии, столь страшном, что он не мог о нем говорить. Когда дар речи к нему вернулся, Ибн аль-Атир назвал нашествие монголов "самой великой катастрофой и самым страшным бедствием, когда-либо постигшем человечество".

Казалось бы, все эти ужасы остались в далеком прошлом, и самые страшные страницы истории давно перевернуты. Однако в Нишапуре, как и во многих других городах Ирана, свежи в памяти трагические события недавнего прошлого. На кладбище мучеников в Нишапуре четыреста могил молодых людей, убитых во время ирано-иракской войны 1980-1988 годов. Они расположены длинными плотными рядами.

На каждой могиле небольшой памятник из алюминия с застекленной нишей. За стеклом - фото убитого, чаще всего совсем юного, украшенное искусственными цветами и фруктами. Иногда рядом лежит миниатюрный Коран, часто встречается изображение имама Али, зятя пророка Мухаммеда и основоположника шиитской ветви ислама. Считается, что во время ирано-иракской войны погибло 350 тысяч иранцев. Это - по официальным данным. А по неофициальным - около миллиона. Человечество крайне плохо учится на уроках истории.

Туристов в этом мрачном месте почти не бывает. Экскурсионные автобусы подвозят их прямо к надгробному памятнику Омару Хайяму (около 1040-1123 годы), вошедшему в историю как поэт веселья и вина.

Первоначально над могилой Хайяма было устроено скромное надгробие. Во время монгольского нашествия оно было полностью разрушено. Восстанавливать его начали в эпоху Тимуридов (1380-1502), а закончили при Сефевидах (1502-1722). Нынешний мемориал представляет собой нечто вроде грота, выложенного цветными плитками из фаянса. Этот памятник был сооружен в 1934 году все той же семьей Пехлеви. Шахский двор старался не отставать от Европы, а там как раз в это время возникла мода на озорные и мудрые четверостишия иранского поэта. Последний раз памятник реставрировали в 1962-65 годах.

Творчество Омара Хайяма парадоксально. Его символ веры воплощен в стихах: "С той, чей стан кипарис, а уста - словно лал, В сад любви удались и наполни бокал". А как же исламский пуританизм с его строгим запретом винопития? Местный ходжатольэслам (религиозный сан в Иране) доказывает, что в стихах Хайяма речь идет не о натуральном вине, а о мистическом. Поэтому ничего оскорбительного для мусульманина в его поэзии нет. Точно такое же толкование творчества лукавого поэта попытались навязать читателям и десять столетий назад. Но не слишком преуспели.

Интересно, согласился бы поэт с таким взглядом? Осудил бы сам себя за отклонение от "генеральной линии"? Позволю себе такое фантастическое допущение: Омар Хайям пошел на компромисс подобно Галилею, но остался при своем мнении. И тогда из-под его пера могли бы выйти примерно такие строки: "Не пей, но так живи, как если б жил, когда бы пил!" Шутка.