Идеальные деньги

Я люблю деньги, но они меня - нет. Вернее сказать, мои отношения с деньгами - это как любовь средневекового рыцаря к Прекрасной Даме. Та, Которая бела как снег, чиста как апрельское небо, мудра, как прохладный ветер, - в лучшем случае принимает мое обожание. Но не отвечает взаимностью. Я ее не достоин. Она где-то там, вдалеке, а я на арене сшибаюсь, подняв забрало, копьями с другим Ее обожателем. Зачем я участвую в этом турнире? Не для того даже, чтобы завоевать Ее благосклонность. Для того, чтобы Она стала еще прекраснее. Свои прочие потребности приходится удовлетворять при помощи "просто денег".

Когда я в первый раз во Франции пошел делать какую-то более или менее важную покупку, - кажется, фотоаппарат, - продавец меня озадачил. Он спросил: "Как расплачиваться будете, месье, кредитной картой, чеком или жидкостью?" Мой французский язык был тогда совсем плох, и слово "liquide" я понимал только как жидкость. Только потом я узнал, что в этой стране уже с XVI века оно обозначает наличность. То, что необходимо, как вода, и обычно (так ли?) доступно, как вода.

То есть деньги должны быть прозрачны, текучи и холодны, словно родниковая вода. Вроде бы такому их образу соответствуют "электронные" деньги, перемещающиеся с бешеной скоростью, прозрачные благодаря банковскому и государственному контролю и - что самое важное - неосязаемые. Их нельзя потрогать. В них только можно на время погрузиться. Они не являются ничем, кроме символа, а если выражаться по-ученому - "эйдоса" экономической активности. Они есть, и их нет. Рассуждать об "электронных" деньгах и их реальном присутствии в нашей бренной Вселенной - это то же самое, что спорить, сколько ангелов (ни одного, сорок тысяч или бесконечное множество) уместятся на острие иглы. В том-то и дело, что ангелы, существа нетварные и невещественные, могут иногда приобретать плотскую тяжесть, бороться с мужчинами и зачинать детей с дочерьми человеческими. Эта их двусмысленность и побуждает людей, несмотря ни на что, предпочитать традиционные деньги. Хотя они сейчас, в основном, сделаны из бумаги, а не редких металлов, они все же успокаивают человеческое сознание своей безусловной вещественностью. Они хрустят, переливаются голограммами, грязнятся, становятся сальными, сбиваются в трухлявые комочки в глубине карманов изношенного пальто. Но они - настоящие деньги. Рядом с ними чувствуешь себя, как рядом с живым существом, а не с бесплотным ангелом.

Кроме того, тот факт, что вещественные деньги обладают некоторой, так сказать, теплокровностью, и позволяет с их помощью производить всякие жульничества. Например, уходить от налогов. Продавец обрадовался, когда я расплатился с ним "жидкостью".

Интересно взглянуть, как называют свои деньги представители разных народов, когда придумывают им ласкательные или презрительные прозвища. Это часто помогает лучше понять их психологию.

Как известно, русские называют рубли "капустой". Здесь отчетливо видна растительная, хтоническая мифология. Что-то, что произрастает из темных глубин матушки-земли. Но в капусте, как известно, ведь и детей находят... Появившееся во время перестройки, в результате инфляции, название "сушеные" - это свидетельство умирания национальной валюты. Интересно, отомрет ли эта презрительная кличка в результате грядущей деноминации и если рубль окончательно стабилизируется? А еще рубль называется "деревянным" - то есть, опять же, это что-то мертвое, сделанное из высушенного дерева. Еще более отчетливо проявляется омертвелость рубля в слове "фанерный". Интересно, кстати, что по-французски "cheque en bois", то есть "деревянный чек", обозначает чек, не покрытый банковским счетом. Еще деньги издавна именуются "бабками" - это воспоминание о когда-то популярной национальной игре в бабки, для которой использовались лошадиные или коровьи косточки, залитые свинцом. Так народ вспоминает о своем детстве...

Многозначительно и то, что русские часто называют свою ныне любимую валюту, доллары США, "гринами" или просто "зеленью". Снова - растительная, живая тематика.

Сами же американцы слово "green" по отношению к своим деньгам почти не используют. Зовут они их, как известно, "баксами". А "buck" это одно из названий оленя. Скорее всего, тут мы наталкиваемся на воспоминание о героических временах Дикого Запада, об одетых в наряды из оленьей кожи трапперах, метких стрелках. Доллар - это то, что надо подстрелить.

Оружейной символики в своих отношениях с деньгами придерживаются и французы. Свои франки они называют "пулями" ("les balles"). Однако пуля - не олень. Ей могут выстрелить и в тебя самого.

Соседние итальянцы особо не мудрствуют. Лиры называют лирами. Впрочем, мелкая бумажка в тысячу лир - это "scudo", название когда-то бытовавшей монеты. Но еще итальянцы, раньше русских попавшие в пучину гиперинфляции, тоже используют кличку "сушеный", "secco". Национальные мифологии совпадают.

Жгучие испанцы свою песету любовно зовут "rubia" ("блондинка"). Объясняют они это тем, что некоторые банкноты - золотистого цвета. Но, скорее, дело, думаю, в том, что пиренейским брюнетам в деньгах видится образ нежной белокурой красавицы.

Жители туманного Альбиона, гордые и рассудительные британцы, склонные к иронической меланхолии, фунты стерлингов именуют просто - "bread". "Не хлебом единым..."

А немцы свои марки так и зовут - марки. Но "деньги вообще" именуют "Kohler", той же "капустой". Вечные друзья-враги снова оказались нам близки.

Их родственники из нидерландских болот свои гульдены иначе, чем гульденами, не называют. Странно, впрочем, то, что официальное название гульдена - флорин. Но почему-то бумажку в 10 этих самых флоринов называют "юти". Что это значит, сами голландцы затрудняются объяснить, но говорят, что слово происходит из идиша. Что бы это значило? Воспоминание о Барухе Спинозе?

Поляки же свои злотые довольно презрительно зовут "грошами". Когда-то "grosz" был названием вполне почтенной золотой монеты, да и происходит слово от немецкого "gross", большой. Но это уже забыто.

Для израильтян шекель - это "джубот" или "стифот". Первое слово значит "куча мелочи", а второе - "куча денег". То есть не то ты с шекелями богат, не то таскаешь в карманах кучу дряни. Понимай как хочешь.

Грузины же национальную валюту окрестили "лари", что значит попросту "богатство". Но частенько по старинке свое богатство называют рублями.

Японцы, столь культурно-утонченные и изощренные, почему-то никакой клички для иены не изобрели. Не то они ее настолько уважают, не то, будучи отчасти буддистами, не считают возможным иметь какие-то чувства по отношению к столь низменной материи, как деньги.

Но деньги - это не только имя. Хотя, как известно, "в начале было слово", деньги давно приобрели, как уже говорилось, материальную форму.

И очень важно то, что деньги являются картинками, с которыми людям приходится сталкиваться чаще всего. Никакая "Мона Лиза", никакая "Троица" Рублева, никакой "Давид" Микельанджело не могут тягаться с деньгами по эффективности визуального воздействия на массы. Деньги, хоть какие-то, видишь каждый день. По деньгам, которыми пользуется народ, можно многое сказать об этом народе, о господствующем в нем мировоззрении, о политическом режиме страны.

Недаром столь продвинутые социально и эстетически люди, как теледеятель Леонид Парфенов и галерист Марат Гельман, в сотрудничестве с художницей Еленой Мао-Китаевой, затеяли в прошлом году акцию по изобретению новых российских денег. Результат оказался плачевным. Не только потому, что дизайн банкнот, предлагаемых постсоветским россиянам, был удивительно унылым (или, возможно, авторы перемудрили с "модностью"), но и вследствие невозможности расставить по ранжиру культурных героев России. Кого выбрать? Кто сколько стоит? Кто важнее, Пушкин, Толстой или Чайковский? В этом смысле ныне власть предержащие куда мудрее. В условиях полной сомнительности существующей национальной мифологии или, если угодно, "русской идеи", они старательно убирают всех с денег. Помните Евтушенко с его "уберите Ленина с денег"? Наши власти этой рекомендации следуют до конца, заменив даже совершенно бесспорных культурных героев, вроде того же Пушкина, на изображения всевозможных зданий, геологических феноменов и монументов, которые большинство россиян в глаза не видели. А то что бы было? Одним нравится Св. Сергий Радонежский, другим Вл. Маяковский. Одни в Столыпине души не чают, другие и попа Гапона полюбить готовы. А куда деть маршала Жукова, Даниила Хармса, Павлика Морозова (всеми осужденного, но неотстранимого от дежурства на входе в современную российскую историю), Николая Последнего или Никиту Хрущева? Разобраться во всем этом совершенно невозможно, так что наши правители правы: разглядывайте, россияне, пейзажи со следами усилий ваших отдаленных и близких предков.

Создать субординацию культурно-исторических героев можно только в стране, где все уже ясно. Например, в США: на их банкнотах изображены деятели, которые давно умерли и никому, кроме профессиональных историков или осатанелых патриотов, совершенно не интересны. Трудно представить, чтобы в ближайшие 50-100 лет ввели в обращение доллары с JFK, Мартином Лютером Кингом или Майклом Джексоном. В европейских странах на деньгах тоже рисуют персонажей, не имеющих реальной власти над современной популяцией. Кому во Франции сейчас вредит или помогает Блез Паскаль, кроме философов? Что средняя немка может иметь за или против жены Шуберта? Что испанцам за дело до их писателей и исторических деятелей? Да ровным счетом никакого.

Бывают, конечно, и казусы: воспроизвели французы на сотенных билетах "Свободу на баррикадах" Делакруа. А потом выяснилось, что с ними в Алжир, бывшую французскую территорию, лучше не соваться. Фундаментальные мусульмане отказывались брать в руки такую гадость - деньги, на которых нарисована женщина с голой грудью.

В общем, западные деньги либо ужасно скучны, либо превращаются в игрушки для взрослых детей. Таковы нидерландские "флорины", разноцветные фантики с подсолнухами, тюльпанами и птичками, выполненными в хайтековом стиле. Или шедевр такого рода мифотворчества, как пятидесятифранковая бумажка, посвященная Антуану де Сент-Экзюпери. Кроме портрета летчика-писателя, изображения его самолета и рисунка с Маленьким Принцем на этой банкноте есть и водяной знак: на просвет под шляпой виднеется трогательный слоник.

Но такое, россияне, возможно у них. Нам еще подождать надо.

И полезно оглядеться вокруг, по бывшему СССР. По деньгам наших бывших соотечественников можно учиться истории и социопсихологии. Кто во что горазд. Одни рисуют каких-то только им ведомых великих писателей и ученых (извиняюсь, впрочем, заранее, перед эстонцами, латышами и прочими жителями лимитрофов). Другие воплощают мечты о великой многотысячелетней истории, изображая на своих банковских билетах князей в диадемах и коронах. Третьи, более скромные, просто занимаются деятельностью в жанре пейзажа и анималистики. Жалко, надо сказать, что зайчики да волчишки из Беловежи уже не в обиходе - классные были деньги, жить бы да жить в стране, где валютой служат детсадовские картинки... Мир да покой, не то, что с усатым батькой. А самые уже в полном смысле отмороженные на каракумской жаре на собственной же валюте изображают собственный портрет. Туркменбаши Ниязов, издав свою физиономию на манатах, может тягаться только с некоторыми царьками-президентами из знойных африканских стран.

Даже Отец Народов, Генералиссимус, Величайший Спортсмен и Друг Детей Сосо Джугашвили, и тот на деньгах себя не рисовал. Подставил Ленина. Впрочем, возможно, дело не в скромности, а в суеверии: а ну как кто-нибудь глазки проковыряет на рублевке либо рога подрисует?

Так что же такое идеальные деньги? На мой взгляд, они должны быть совершенно прозрачными, сделанными из какого-то гибкого стекла, без геральдических узоров, водяных знаков, без обозначения номинала. Либо их можно делать зеркальными - при соблюдении всех прочих условий.

Деньги должны быть такими, чтобы, присутствуя, они не наличествовали в мире. Чтобы сквозь них можно было смотреть или поглядеть на себя самого.

А иначе - они и не деньги вовсе, а зайчики-волчишки, олени и пули, капуста, мимо которой только ленивый аист не пролетит, и трескучие фанерные листы.