Личный опыт

Во что может вылиться чрезмерное поклонение Бахусу, причем с чисто русской бесшабашностью, я испытал на собственной шкуре.

Неделя счастья на солнечном берегу испанского Средиземноморья в уютном курортном местечке Торремолинос в 10 километрах от Малаги пролетела со сказочной быстротой. Насладившись до одури прелестями местной индустрии отдыха и развлечений, я с болью в сердце, помня о старой примете, забросил в холодное море монету достоинством в 100 песет в надежде на то, что когда-нибудь сюда еще вернусь. До вылета самолета оставалось немного времени. И я, рассчитывая успеть в срок, отправился нанести прощальный визит своим испанским знакомым.

Вечеринка была просто шикарной, а количество спиртного настолько бездонным, что, очнувшись утром следующего дня со страшной головной болью, я с ужасом обнаружил, что самолет мой давно улетел, в кармане всего сто долларов и перспектива на скорое и благополучное возвращение в родные пенаты растаяла, как мороженое на жарком испанском солнце.

До ближайшей российской границы, - прикидывал я, сидя в баре и приводя себя в порядок, - по меньшей мере пять тысяч километров. А той суммы, что осталась у меня после увеселительного ночного раута, - явно недостаточно. Но вешать нос раньше времени было бы неразумно. Уж коли залез в дерьмо, нужно из него как-то выбираться...

Раздобыв провизии в расчете на три дня и купив на автовокзале билет до Мадрида, я в тот же день распрощался навсегда с гостеприимной Малагой. План мой был прост: добраться на перекладных до Франции. А там...

В Мадриде пришлось делать пересадку. Путь лежал на север, в Сан-Себастьян. Туда, как оказалось, можно было попасть лишь с автовокзала, который в Мадриде так и называется, - Северный. Изрядно поплутав, я в конце концов нашел его уже глубоко за полночь. Заплатив за проезд и забравшись в автобус, я почти мгновенно уснул, убаюканный прекрасными дорогами, уносящими меня в далекую страну басков.

Рассвет был ознаменован рядом событий. Во-первых, радовало, что менее чем за сутки мне удалось пересечь Испанию с юга на север и добраться до пограничного городка Ирун, причудливо распиленного границей на две половинки. Там, на восточной его стороне, была уже территория Франции. Во-вторых, кончились деньги. Но рано или поздно это должно было случиться. Не сильно расстроившись по этому поводу, я направился на берег Бискайского залива - завтракать.

Теперь придется рассчитывать только на собственные силы, - рассуждал я, доставая из сумки бутерброды. - Но еще не все потеряно. У меня достаточно запасов продуктов, чтобы продержаться несколько дней.

Какого же было мое удивление, когда, развернув салфетку, в которую был укутан бутерброд, я обнаружил странный неприятный запах. Сомнений не оставалось: бычья колбаска с кровушкой, на которую я возлагал самые радужные надежды, испортилась. Та же история приключилась и с остальной провизией. Лишь два рыжих апельсина уцелели каким-то чудом.

Бог явно прогневался на меня и решил поизмываться вдоволь. Перспектива долгой и мучительной смерти где-то на трассе Бордо - Лимож - вот, что ожидало меня в скором времени. Воображение нарисовало и другой вариант: плюхнуться башкой вниз, вон с той скалы, в зеленые воды Атлантики... Я даже представил, как это, наверное, зрелищно выглядело бы со стороны. Какой шум поднялся бы в округе! А сексапильные нудистки долго бы потом обсуждали мой проступок, уминая телесами ржавый песок... Но это было слишком малодушно. И я отказался. Оставалось одно: затянуть покрепче ремень и с последними остатками мужества двинуть на восток. Каждый метр, каждые сто метров, каждый километр приближали меня к заветной цели, конечному пункту моего путешествия - Родине.

Уставший, как папа Карло, и голодный, как бригада грузчиков, я сидел на вокзале в Байоне, и ноги мои дымились. Отмахав за день тридцать с лишним километров по скалистым берегам Биская, я с завистью поглядывал на парня, что расположился напротив и лениво жевал картофельные чипсы. Лично я готов был сейчас сожрать целого барана. Не знаю почему, но, почувствовав, очевидно, во мне родственную душу, он протянул мне пакет. Я с жадностью набросился на красочную пластиковую упаковку и в один миг разодрал ее, уничтожив все содержимое. Парень лишь весело рассмеялся. Чуть позже мы познакомились.

Джек - так звали моего нового знакомого - попал во Францию из Южной Африки. Мы оказались ровесниками. А поскольку я немного говорил по-английски, мы очень быстро нашли общий язык. Он, как и я, сейчас путешествовал. Он направлялся на юг Франции. Именно там, по наводке своих друзей, он рассчитывал найти работу на уборке винограда. Разумеется, нелегально. Эта идея - заработать хоть немного денег - заинтересовала и меня. Положение-то мое было критическое. А лучшего выхода из создавшейся ситуации я просто не видел. На мое предложение объединиться он сразу же согласился. Вдвоем легче...

Во Франции в поездах проводников нет. Во всяком случае, я их никогда не встречал. Да и зачем они? Публика вполне самостоятельна и в опеке не нуждается. А что касается сортиров, то без преувеличения могу сказать, что подавляющее большинство нужников в России отличается от здешних примерно так же, как первобытнообщинная человекообразная обезьяна от космонавта. В сортире мы и прятались от контроля, пока наш поезд не прибыл в Марсель. Ехали-то мы "зайцами".

В течение следующих двух недель мы себя полностью посвятили поиску работы, исколесив квадрат от Ниццы до Монпелье и от Лиона до Марселя. Но куда бы мы ни обращались, будь то небольшая ферма или огромное частное угодье, результат везде был одинаковым - в наших услугах здесь не нуждались. Нас даже не пугали возникшие неожиданно проблемы с языком (во Франции очень редко встретишь человека, знающего английский). Вечерами мы валились от усталости с ног и забывались глубоким сном на вокзале какого-нибудь провинциального Авиньона, чтобы назавтра со свежими силами прочесывать новый район поиска. Но, как на зло, жутко не фартило. И, плюнув в конце концов на эту затею, ни с чем мы вернулись обратно в Марсель. Джек, потерявший веру во все на свете, с досады, может быть, и по привычке, этим же вечером украл мотоцикл и укатил в Швейцарию, где, как он сказал, его поджидала подруга. А я остался снова один со своими проблемами.

Этот злосчастный день, кстати, был последним в моей истории, когда неопределенность и безвыходность еще терзали меня. Видно, ночью там, наверху, вопрос моего будущего был все-таки вынесен на рассмотрение. Не знаю, кого и благодарить за эту инициативу и как происходило голосование, но факт, что победила точка зрения моего ангела-хранителя и его сторонников. В этом я убедился уже утром.

Я проснулся на пляже, неподалеку от рю де Прадо, где она раздваивается, разбегаясь двумя лентами по набережной, и увидел Ромми. Правда, тогда мы еще не знали друг друга. Но что-то подсказало мне, что парень этот - не местный. Так оно и вышло.

Он был чех. Когда мы пришли в лагерь, разбитый на пустыре, на задворках крупнейшего супермаркета сети "Казино", он познакомил меня и с остальными хозяевами трех разнокалиберных палаток, походного кухонного столика и маленького портативного телевизора. Население оказалось небольшим, но вполне интернациональным: два поляка, чех, словак и даже подданный сказочного острова Мадагаскар. Теперь в этой разношерстной компании появился я - представитель далекой Российской Федерации.

Вместе с ними я прожил целый месяц. Это было для меня временем адаптации. Я до сих пор вспоминаю своих знакомых с благодарностью: они помогли мне тогда найти себя в этом незнакомом и чужом мире.

День за днем веселая компашка занималась тем, что попросту выпрашивала деньги у беззаботных туристов, которые толпами крутились вокруг. Вечером, после ужина бригада клошаров подсчитывала доход. Часть вырученных денег шла в общий котел, а остальные - на индивидуальные нужды. Время от времени мои сожители не гнушались заработать тысчонку-другую и не вполне законным способом, а вернее, совсем незаконным: от пустякового налета на частную виллу или квартиру до угона автомобилей, с дальнейшей перепродажей краденого каким-то подозрительным личностям - как правило, из бывшего соцлагеря. Бизнес этот был в известной мере рисковым, и за него легко могли упрятать за решетку. Поэтому занимались им в исключительных случаях или просто с тоски.

Но однажды я стал свидетелем просто гениальной кражи. Причем после того, как меня посвятили в детали этой операции, я уже окончательно уверовал, что занимаются этим исключительно чехи. А родоначальником и автором этой идеи, очевидно, был не кто иной, как сам бравый солдат Иозеф Швейк.

Дело в том, что во Франции тоже есть собаки. И любят их не меньше, чем в других странах. При покупке щенка ему на ухе делают наколку и заносят данные в компьютер. Таким образом, если возникнут какие-нибудь сложности, то по этому коду легко можно будет как установить хозяина псины, так и получить всю информацию касательно самого пса. А еще, очень важно, - породистые щенки, как, впрочем, и во всем мире, стоят здесь недешево.

Эти два обстоятельства были усвоены Ромми сразу же по приезде во Францию. Не знаю, национальные ли гены заиграли в нем или он просто любил выше меры бессмертный роман Гашека, но в том, что он лихо приворовывал собачек, я убедился лично. Четвероногие друзья и подружки, на удивление, были настолько воспитанны, что ни разу не выказали своего недовольства в адрес похитителя. А крал Ромми мастерски.

Стащив очередную псину, дня через два он являлся к знакомому ветеринару и по компьютеру вычислял все, что было известно о жертве, вплоть до постоянного места проживания. Связавшись затем с осиротевшим хозяином собаки, он возвращал ее и получал солидное вознаграждение. Как правило, пятую часть от той цены, за которую пса прикупили. Дело это хоть и приносило львиные барыши, занимался им Ромми все же нечасто. Впрочем, денег на жизнь ему и так хватало, а возможность стать Рокфеллером на этом поприще занимала его, по-моему, меньше всего.

Я же тем временем по совету поляков устроился распространять одну подзаборную газетенку. Получив удостоверение распространителя "Магадам-журнала" - так называлось это бульварное чтиво - и взяв для начала небольшую кипу газет, я вышел на улицу. Дело оказалось нехитрое, а судя по тому, какой навар выходил с одного номера, даже прибыльное. На первое время поляки подсказали мне несколько фраз на французском и указали точку возле станции метро "Кастелян". Я последовал их мудрому совету и, найдя место у эскалатора, уносящего пешеходов в подземелье, приступил к работе.

Через два с небольшим часа тираж был полностью реализован. Я даже рот раскрыл от удивления, как быстро мне удалось пристроить эту брехню. В кармане джинсов приятно бряцали десятифранковые "подсолнухи", и я, купив бутылку коньяка, вернулся в лагерь отметить со своими друзьями первую получку.

С этого дня все пошло как по маслу. Утром я приходил в редакцию, закупал по четыре франка за номер двадцать-тридцать газет и шел на свое место продавать их уже по десять франков. Таким образом, за день мне удавалось заработать от ста двадцати до ста восьмидесяти франков. Через некоторое время, когда у меня скопилось немного денег, я уже подумывал о переезде в какой-нибудь дешевый отельчик, которых в Марселе как грязи. Но, как всегда, помешало одно обстоятельство.

Дело в том, что выходит "Магадам-журнал" всего один раз в месяц. И по истечении определенного срока - как правило, первых десяти дней после его выхода в свет, спрос на него падает. А к концу месяца он уже вообще никого не интересует. Разве что уборщиков мусора на улицах.

Однако отказываться от идеи перемены дислокации не хотелось. Жизнь в лагере хоть и была сносной, но это была жизнь на улице, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому я решил подыскать какое-нибудь дельце, которое приносило бы мне доход в дни простоя. И скоро нашел.

Недалеко от станции метро "Перье" разместился здоровенный супермаркет "Баз". Основное отличие его от других заведений соответствующего профиля в том, что в нем совершали покупки в основном граждане, чей доход позволял им иногда делать себе очень дорогостоящие подарки. Ну а то, что стоянка, на которой они оставляли свои автомобили, - довольно большая, я заметил сразу. Остальное было делом техники. Французы, измученные хроническими пробками на дорогах и долгими поисками места парковки, живо откликнулись на мою инициативу. Прикупив на дешевом арабском рынке шмотки, весьма отдаленно смахивающие на форменную рясу работников "База", я стал лихо сортировать прибывающие автомобили, указывая им свободные места стоянки. Избавленные от нудных хлопот хозяева машин щедро выказывали свою благодарность. Думаю, что Остап Бендер, когда собирал деньги за осмотр Провала, мог лишь позавидовать той сумме, что оседала у меня в кармане к концу дня. А когда еще появился Брэд, дела вообще пошли лучше некуда.

Познакомились мы с ним случайно. Как-то в полдень, когда на парковке был штиль, я выбрался в парк, что раскинулся неподалеку и, устроившись на лавке, решил откушать, как говорится, что Бог послал. А послал он мне в этот день: маринованных устриц, длинный французский батон и пару банок пива. И вот когда я уже разрезал хлеб и вывалил на него содержимое консервной банки, солнце вдруг померкло, и передо мной, словно из-под земли, вырос здоровый, метра два ростом, толстяк с серьгой в ухе. По внешнему виду он здорово походил на средневекового пирата из команды какого-нибудь Флинта: кудрявая шевелюра, наглая морда и совершенно неуемная энергия.

Стащив огромный рюкзак с плеч и поставив его на землю, он спросил меня о чем-то по-английски. Мы разговорились. Оказалось, что он коренной англичанин. В недалеком прошлом классный специалист по ремонту автомобилей, Брэд имел собственную мастерскую, где-то в Голландии. И вот однажды, вернувшись домой, к жене и двоим детям (а ему, нужно сказать, было всего лет двадцать), он застал супругу с другим. Бросив сгоряча и семью, и мастерскую, он, не помня себя от ярости, решил уехать в другую страну. Так он попал в Марсель: без денег, без работы и без какой-нибудь перспективы на ближайшее будущее.

Посочувствовав парню, я предложил ему потолкаться вместе со мной на парковке, пока ему не удастся подыскать что-нибудь подходящее. С этого дня мы работали в связке. А через неделю переехали жить в отель (по крайней мере, так он назывался), сняв одну комнату на двоих.

То место, где мы поселились, иначе как гадюшником не назовешь. Хотя это было все-таки лучше, чем болтаться на пустыре в походной палатке. За сутки хозяин этой помойки брал с нас по сорок франков плюс дополнительная такса за пользование душевой, которая была к тому же общей и находилась в конце коридора. Двери и замки в "номерах" были настолько паршивые, что, имея в кармане ржавый гвоздь, можно было без особого труда забраться в любую комнату. Но брать у нас особенно было нечего. А все самое необходимое мы носили с собой или сдавали в камеру хранения на вокзале.

Населяли отель в основном арабы. Их во Франции, как известно, пруд пруди. Такие же нищие, как и мы, они занимались больше тем, что продавали всякую бижутерию и прочий хлам на пляжах. Но один наш сосед оказался югославом. Увидав нас как-то, он без лишних церемоний протянул руку и представился. Милько, как звали его, жил прямо над нами. Поначалу он снимал номер напару с девкой. Но потом они поскандалили, и она ушла.

Целыми днями он пропадал в каких-то барах, пропивая пенсию, которую ему платил муниципалитет, непонятно, правда, за что. Как-то вечером, собравшись в нашей комнате, мы ужинали. Милько по обыкновению рассказывал о тех знакомых, кого он пачками встречал в пивнушках. Не знаю, почему, но именно тогда мне в голову пришла одна мысль. К тому времени у меня уже скопилась кой-какая сумма. Но ее все равно не хватало, чтобы вернуться домой. И я решил попробовать.

Купив в аптеке двухлитровую банку медицинского спирта и разбавив ее ситроном, я тем же вечером предложил Милько реализовать эту смесь "а ля рюсс" в каком-нибудь баре, где хозяин не особенно привередливо относится к качеству пойла и фирме-изготовителю. А вырученную прибыль поделим пополам.

Дело, как ни странно, пошло. Причем настолько успешно, что я от души плюнул на "Магадам-журнал" и на стоянку и полностью посвятил себя новому бизнесу. Французам так понравился мой компот, что хозяин бара, куда Милько исправно доставлял каждое утро новую партию, стал уговаривать меня открыть ему секрет приготовления этого убойного пойла. В том, что спиртяга, разбавленный газировкой, пользовался высоким спросом, я убеждался каждый вечер, когда Милько возвращался с выручкой и новым заказом на следующий день. Но продолжать эту подпольную коммерцию было слишком рискованно. Поддавшись как-то вечером на уговоры своего компаньона, я открыл ему рецепт этого аперитива.

Так пролетело еще три месяца. И вот когда туристический сезон уже был завершен, море стало холодным, а температура воздуха начала резко снижать-ся, - я пересчитал все свои сбережения и, прикинув затраты на дорогу, стал собираться домой.

Выписавшись из отеля, мы с Брэдом отправились на центральный вокзал Марселя - Сент-Шарль. Он решил вернуться в Англию, к родителям. Через пару часов поезд умчал его в сторону Парижа. Я же, сев на другой, двинул в Страсбург, где по моим расчетам было всего удобнее переходить границу.

Глубокой ночью я стоял недалеко от моста и производил рекогносцировку местности. По эту сторону, на окраине Страсбурга, была еще территория Франции. А там, на другом берегу Рейна - уже Германия. Помня о нездоровой щепетильности немцев в вопросах соблюдения порядка и законности, я прикидывал варианты перехода. За этим занятием меня и застал рассвет. Я увидел, что народ по мосту стал шастать туда и обратно как ни в чем не бывало, и успокоился. Сев на рейсовый автобус, что курсировал из Страсбурга в Оффенбург, через четверть часа я уже был в Германии. Никого не волновало, кто я, откуда и как здесь оказался. На удивление беззаботная публика была занята собственными проблемами.

Найдя по карте номер нужного автобана, я вышел на трассу. В Германии, в отличие от Испании и Франции, автостоп пока еще популярен. Это обстоятельство, о котором я узнал еще в Марселе, снимало с меня кучу проблем, могущих возникнуть в дороге, а главное, избавляло меня от нежелательной встречи с полицией.

Написав название нужного мне населенного пункта на картонке, я принялся ждать. Через полчаса меня подцепил какой-то парень на стареньком "мерсе", и мы понеслись на восток, в сторону Штутгарта. Потом была еще одна пересадка, и еще... Германию я проскочил так же быстро, как когда-то Испанию.

Была, правда, одна маленькая остановка в каком-то небольшом провинциальном городишке, куда я залетел случайно, спутав направление. Выбираясь оттуда, я встретил, к своему удивлению, двух наших русских девчонок! Они стояли возле входа в какой-то приют и курили. Узнав, что я свой, здорово обрадовались. На мой вопрос, каким ветром занесло их в эти горные края, дружно пожаловались. Выяснилось, что попали они в Германию благодаря усилиям какой-то коммерческой фирмы, которая в Питере занималась трудоустройством наших граждан за рубежом. По специальности обе были медсестры. И вот эта самая фирма забросила их сюда, за тысячи километров от дома, пообещав приличный заработок и всего-всего... Когда же они, дурехи, приехали, то оказалось, что ни о каких деньгах не может быть и речи, поскольку в контракте, который они подписали, подразумевался бесплатный уход за престарелыми немцами в приюте Святой Анны, где я их и нашел. Девахи, правда, подрабатывали где-то еще, чтобы вернуться домой не с пустыми руками. Но где и как, говорить не стали. На том мы и распрощались.

Последним моим извозчиком, которого мне удалось поймать где-то под Нюрнбергом, оказался поляк Сташек. В машине он был один. Но за ним тянулась целая вереница его соотечественников. Номера у всех машин были сплошь французские. Я его даже расспрашивать не стал, где они эти машины взяли. И так было все ясно - краденые.

Добравшись к утру до чешской границы, не доезжая километров трех, поляки высадили меня из машины, решив лишний раз не рисковать. Но не успел я пройти и сотни метров, как из-за поворота выехал зеленый микроавтобус, и человек в зеленой форме остановил меня. Это был полицейский патруль.

Последовала долгая и нудная галиматья с расспросами: как? откуда? каким образом? Пока я безуспешно пытался втолковать следователю, как оказался здесь, в соседней комнате другой полицейский пытался так же безуспешно найти хоть какую-нибудь информацию обо мне по компьютеру. После снятия показаний, где я выложил правду-матку о своих приключениях, они приступили ко второму акту пьесы. Не поверив, очевидно, ни единому моему слову, полисмены самым тщательным образом произвели шмон моего барахла, сняли на память отпечатки пальцев и сфотографировали в трех ракурсах. Затем отвели в отдельную комнату, где покормили и дали отдохнуть. На мой вопрос, как долго они собираются меня мусолить, ответа не последовало. Но не успел я и глаз сомкнуть, как меня снова вызвал следователь. "Давай нам по двести долларов, - предложил он, коверкая английскую фразу, - и мы тебя отпустим..."

Несмотря на дотошность, с какой фрицы потрошили мои вещи, им так и не удалось найти ничего, кроме мелочи. А когда они заикнулись о баксах, я вообще чуть не взбесился, потребовав немедленной встречи с их начальством. Немцы чуть ли не час обсуждали, что со мной делать. В конце концов, решив, что взять с меня нечего, махнули рукой и отвезли на границу.

Машина остановилась прямо напротив чешского пограничника. Я выскочил из нее, помахав немцам: бай! - и ступил на землю Чехии. Тут же, на границе, метрах в ста от шлагбаума, расположился местный бордель. Здесь имелось все: и забегаловка с грязными стаканами и набором помоев в меню, "комок", где можно было купить любую дрянь, и даже обменный пункт валюты. Особенно обрадовавшись пункту, я туда и двинул, распоров предварительно подкладку сумки, где были запрятаны мои деньги.

Обменяв марки на кроны, я вышел на шоссе и пошел дальше, на восток. Этот день был самым радостным за последние несколько месяцев. Я шел по грязной асфальтовой дороге, и сердце мое трепетало. По всему было видно, что до дому рукой подать. Те же грязь, серость и уныние. И самое поразительное - что в приграничном городке, состоящем, наверное, из десятка одноэтажных домов и с населением не более сотни человек, раскинулся огромный базар, похожий как две капли воды на наш, отечественный. А кругом - одни китайцы.

Через полчаса удалось поймать машину. Это был маленький "рено", с французскими номерами и хозяином из Парижа. Уверовав окончательно, что день этот создан специально для меня, я плюхнулся на сиденье и бросил: "Са ва!" Всю дорогу до Пльзеня мы болтали без остановки. Я рассказывал Жану о моих скитаниях, а он весело смеялся...

- Мне один билет до Москвы, - попросил я у кассира на вокзале в Праге.

Он проверил по компьютеру наличие мест и назвал сумму. Я тут же достал пачку крон и сунул в окошечко.

- С вас еще столько же, - добавил он.

- Это еще почему?

- Половину вы заплатили за билет. А вторую - должны мне!

- Ах ты сука! - взревел я...

Сидя на лавке в скверике напротив главного здания вокзала, я пил пиво. Соглашаться на те условия, что предлагал кассир, мне не хотелось. Конечно, виноваты в том, что это вошло у них уже в правило, только мы, русские. Сами силой навязали им эти принципы социализма. Правда, расхлебывать сейчас приходится и мне, хотя я лично никого силой в соцлагерь не заталкивал. Решив по старинке разобраться на месте, я вышел на перрон.

- Сто баксов до Чопа! - уставился на меня жирный, с мордой хорька, проводник. - А до Москвы - двести...

- Так это же в два раза больше, чем стоит билет, - пытался я хоть как-то сбить цену.

- Ничего не знаю. Торчи тогда здесь.

Так хотелось начистить морду этой свинье... И это говорит свой, русский!

Я решил ни за что не соглашаться и вернулся обратно в сквер. "Имел я их всех в виду! - рассудил я, когда немного успокоился. - Прошел столько стран и гра- ниц - да что я, не выкручусь из этой ситуации?" Плюнув на отечественную железную дорогу, вернее, на тех ее тружеников, кому поручено представлять державу за кордоном, я даже немного повеселел. И тут мне опять помог случай.

Наша родная, доморощенная мафия, что занималась каким-то сутенерским бизнесом прямо на вокзале, подсказала мне вполне нормальный способ добраться до дому. Последовав мудрому совету, я купил билет на поезд и этим же вечером укатил в Словакию. Там, в Кошице, я пересел на автобус и уже на следующий день ехал в Ужгород.

Пограничник даже не спросил ничего, а шлепнул в паспорт печать и отдал его мне. Паспорт мой так и остался девственно чист: ни одной визы. Зато есть два оттиска: один - шереметьевского аэропорта, а другой - ужгородской погранзаставы.

Когда мы приехали на автовокзал в Ужгороде, была уже ночь. Падал мокрый снег. Все вокруг было так засрано и заплевано, что, казалось, не убирали вечность. В центре зала, на скамейке, валялся какой-то пьяный бомж и орал во всю глотку: "На х... все пошли, а то в...у всех в жопу!"

Пожилая цыганка, укутанная дюжиной юбок, прицепилась как репей: "Милок, дай погадаю. Что было, что будет, чем сердце успокоится - все скажу, не пожалеешь!". Я протянул ей равнодушно руку. Настроение бы-ло - хуже некуда. "Давай, бабка, твори. Но только не обманывай..."