Баку. Ностальгическое путешествие

Чтобы понять этот город, надо взглянуть на него с верхней точки и увидеть бухту, которую он обтекает широкой плавной дугой, а по ночам полощет в ней свои огни. Максим Горький, буревестник революции, ездивший отдыхать от нее в Италию, считал, что Бакинская бухта напоминает Неаполитанскую. Когда в 80-е годы я до нее добрался, то сделал несколько слайдов, а вернувшись в Москву, усадил друзей с бакинскими корнями перед полотняным экраном и стал показывать. Кадр за кадром..

"Что это?" - спросил я после просмотра. Некоторые сказали: Баку, кое-кто узнал Неаполь, и все согласились с Горьким: очень похоже. А самый упертый патриот стал доказывать, что Бакинская бухта красивее...

Мы с сыном, исторические бакинцы, давно хотели показать свой город внуку Алеше, который, что свойственно его поколению, к шестнадцати годам успел много чего повидать. Съездил на Кипр, в турецкую Анталию, несколько лет прожил в Нью-Йорке, однако на родине предков так и не побывал. И вот прошлым летом, когда он окончил школу, мы решили этот пробел восполнить.

Заказали через Интернет номер в отеле, только что построенном в Новханах на Апшероне, и отправились туда прямо из Бакинского аэропорта. Ландшафт за окном машины был унылым: зона полупустыни - выжженная солнцем земля с силуэтами допотопных нефтяных качалок, которые все еще ухитряются что-то высасывать из апшеронских недр. Но это так, перевернутая страница истории. Большую азербайджанскую нефть добывают в иных местах - на Каспийском шельфе за десятки километров от Баку

Поблизости от Новханов встретились два озера, но оба оказались соляными и давно высохли. Это позволило увидеть, как добывается соль: ее нарезают на кирпичи и укладывают штабелями для просушки. Мы попытались заинтересовать этим процессом Алешу, но он мрачно спросил: "Это и есть Неаполь?"

Что поделаешь, такова особенность Баку: подъезды к нему на редкость безрадостны. С одной стороны, это по контрасту увеличивает эмоциональный эффект от встречи с красавцем-городом. А с другой... А с другой, я все же надеюсь, что у властей столицы Азербайджана, переживающего экономический бум, дойдут когда-нибудь руки и до "подъездных путей".

К этой мысли я возвращался не раз и позднее, пока мы покрывали на маршрутке путь от Новханов до Баку или обратно. В этих жарких, тряских рейсах тоже можно было что-то для себя открыть. Меня, к примеру, умиляло, что стоило войти в салон женщине, как все без исключения юнцы вскакивали, чтобы уступить ей место. Никаких подсказок со стороны старших - вежливость на уровне врожденного рефлекса. Общественному транспорту Москвы такое и не снилось. Я назидательно посмотрел на Алешу, но обнаружил, что он тоже вскакивает. Правда, местные сверстники его опережали.

Отель оказался огромным. Обслуга, набранная здесь же, в Новханах, и наспех обученная, явно терялась в этих просторах и выглядела немного испуганной. Зато номер был вполне европейского уровня: кондиционер, которым можно управлять с ручного пульта, телевизор с широким выбором программ, включая московские (есть также турецкие, немецкие и, само собой, азербайджанские), мини-бар, ванна с раздвижной прозрачной кабинкой. И горячая вода круглые сутки! "А разве бывает иначе?" - спросил меня внук, несколько удивленный моим восторгом.

Еще как бывает! Для Апшерона с его традиционным дефицитом влаги стабильная подача воды, да еще горячей, - большой прогресс. Во времена моей молодости каждая бакинская семья старалась обзавестись персональным водохранилищем: в ванной под потолком укреплялись жестяные баки, в которых по ночам, когда пользователей меньше, можно было накопить резервную влагу. В бак полагалось бросить серебряную ложку: считалось, что это смягчает воду. Хотя шолларская вода (по названию местечка, из которого она вытекает) и так хороша. Рубик из "Мимино", нахваливавший воду в Дилижане, вторую в мире после Сан-Франциско, явно не пробовал шолларской, а то бы он изменил нумерацию. Звон струй, бивших в жестяное дно, врываясь в сон, навевал ассоциации с шумом летнего дождя.

Ну а мы засыпали под рокот Каспия. Его неистовая синева ударяла в глаза сразу же, как выйдешь на балкон. На фоне этой природной красоты пара бассейнов внизу и походившие на гигантских рептилий разноцветные трубы аквапарка, главной гордости отеля, явно проигрывали.

На первую встречу с Каспием мы отправились утром сразу после завтрака. Пандус, начинавшийся в отеле, выводил прямо на теплый пляжный песок (в полдень он уже обжигал). Там же, где на него накатывает море, он в любое время суток остается прохладным. Песок Апшерона, отполированный волнами до зеркального блеска, не спутаешь ни с каким другим - упругий шелк! Мои голые подошвы узнали его сразу - так нельзя забыть руки матери. Я присел на корточки и потрогал Каспийское море. "Вот она, родина!" - сказал я про себя, чуть смущаясь глуповатой улыбки, которую ощутил на губах.

"Ну, как, можно конкурировать с Неаполем?" - спросил я Алешу, только что вынырнувшего из волн и намеревавшегося снова скрыться под ними. "Что Неаполь! Теперь будем ездить только сюда", - пообещал внук.

А какое это наслаждение - выйти из Каспия с солеными брызгами на теле и увидеть, что на пластиковом столике у лежаков тебя ожидает янтарный чай в армуды - пузатых стаканчиках, похожих на электрические лампочки с открученным дном. А рядом в блюдечках - варенье из винограда и орехов и отдельно - твердый колотый сахар, если хочешь пить чай вприкуску. Да еще горячий чайничек для добавки, потому что невозможно представить себе чудака, который обошелся бы одним стаканом такого лакомства. Это и есть сервис по-апшеронски. Не знаю места на земле, где чай готовили бы лучше.

В Новханах у моря мы провели 10 дней, не без сожаления покидая его, чтобы встретиться с друзьями и окунуться в толчею бакинских улиц. И каждый раз, проходя через прохладный холл, я бросал взгляд на большой бюст Гейдара Алиева, отражающийся в плитах мозаичного пола. Его скульптурные изображения и портреты попадались нам и в Баку, пожалуй, даже слишком часто.

И я вспоминал, каким знал этого человека при жизни. Мне приходилось много раз втречаться с Гейдаром Алиевичем, сопровождая его в поездках по стране и за рубежом в качестве тассовского спецкора в ту пору, когда он был членом Политбюро и первым заместителем главы советского правительства. Благодаря этому мне удалось познакомиться со странами, куда по туристической визе не попадешь, такими, к примеру, как Ангола, Северная Корея, Лаос. Но более всего запомнилась поездка по БАМу в июне 1984 года. Тогда нам пришлось перепробовать все виды транспорта - поезд, самолет, вертолет и даже вагонетки подземной дороги, проложенной в Северо-Муйском тоннеле.

Когда команда, сопровождавшая Алиева, садилась в вагончики, в воздухе раздался явственный хруст - это трещали суставы министра путей сообщения СССР Н.С.Конарева и его коллег, привыкших к мягким сиденьям "зилов". В штольне, то и дело хлюпая едва ли не по колено в воде, мы провели 8 часов, полную рабочую смену. Выбравшись на поверхность, Гейдар Алиевич, одетый, как и все, в резиновые сапоги и водонепроницаемую робу, весело кинул толпе, собравшейся поглазеть на высокого начальника из Москвы: "А где цветы? Я сегодня мировой рекорд установил: затащил под землю четырех министров".

Алиев разительно отличался от своих кремлевских соратников. Сводя с ума охрану, мог запросто оказаться в самом центре толпы; ломал график запланированных встреч, чтобы появиться в месте, где его никто не ждал; обладал невероятной работоспособностью и - что поражало более всего - не стеснялся учиться. Помню, где-то близко к полуночи в Кургане перед встречей с избирателями (тогда он впервые баллотировался в Верховный Совет РСФСР) Гейдар Алиевич пригласил к себе комментатора программы "Время" Калерию Кислову и меня, чтобы посоветоваться, какие фрагменты его выступления целесообразно передать газетам, а какие - ТВ.

В ходе разговора Кислова неожиданно сказала: "Извините, Гейдар Алиевич, вы неправильно ставите ударение - говорите "досуг", а надо "досуг". "Разве? - удивился он. - А я считал, что так и говорят: "индустрия досуга". Теперь буду знать, спасибо". На следующий день Алиев с трибуны раз 15 произнес это злополучное слово (значительная часть речи была посвящена деятельности учреждений культуры) с безупречно правильной артикуляцией.

А Горбачев, между прочим, до конца своего президентства продолжал говорить: "начать" и "углубить". Может, никто не решился его поправить?

В 1985 году Гейдара Алиевича постигло тяжелое горе - ушла из жизни его жена Зарифа-ханум, известный офтальмолог, разносторонне одаренный человек, нежная мать и супруга. Мне тогда позвонил руководитель секретариата Алиева Валерий Гриднев и передал неожиданную просьбу шефа: написать, если можно, в одном экземпляре, лично для него, о том, как проходило прощание с его супругой.

За всю мою журналистскую жизнь мне не приходилось выполнять более сложной работы. Но, кажется, я понял смысл этой просьбы. В тот страшный день Гейдар Алиевич из-за горя порой просто переставал воспринимать происходящее, а ему хотелось сохранить в памяти все, что было связано с самым дорогим для него человеком, в том числе и трагический час прощания. Я написал об этом, как мог, и понимая, что показывать это никому нельзя, сам же перепечатал. В одном экземпляре. Так мне по-новому открылся этот сильный, волевой человек...

После большого перерыва я встретился с ним в Баку в весьма драматичное время - 16 июня 1993 года. Накануне Алиева избрали председателем милли меджлиса (азербайджанского парламента), и эта дата позднее была объявлена Днем национального спасения. Звучит, наверное, пафосно, но точно отражает конкретный исторический момент. Я сам видел плакат, с которым в те дни народные толпы встречали в Бакинском аэропорту Гейдара Алиева, срочно вызванного из Нахичевани президентом и главой Народного фронта Абульфазом Эльчибеем: "Приди и спаси твой больной Азербайджан!"

Страна была на краю пропасти. На Баку двигались войсковые части Сурета Гусейнова, требовавшего отставки президента. А сам Эльчибей ночью неожиданно сбежал из Баку на самолете. Подготовлены были два маршрута - Стамбул и Нахичевань, Эльчибей после некоторых раздумий остановился на втором. В общем, полная неразбериха и вакуум власти.

Гейдар Алиевич, только-только перебравшийся в кабинет главы парламента, выглядел утомленным - он несколько ночей не спал, но был, как всегда, собран и энергичен. Чем закончились тогдашние события, хорошо известно - Алиеву удалось переломить ситуацию, что предопределило возрождение Азербайджана. Однако показательно, что и в тот тревожный день он говорил не только о текущем политическом моменте, но и о делах, вроде бы не самых актуальных, однако представлявшихся ему принципиально важными. В частности, о том, что его тревожит отток из Баку русскоязычного населения.

- Баку должен быть таким, каким он исторически сложился, - убежденно сказал Гейдар Алиевич. - А сейчас на нем лежит налет провинциальности из-за наплыва множества случайных людей. Естественно, что какие-то миграционные процессы должны происходить. Но важно, чтобы новые горожане поднимались до уровня столицы, а не опускали ее до себя. Быть может, самая большая вина Народного фронта состоит в том, что он значительно опустил планку культурно-образовательного уровня народа. Утверждался такой настрой: "Русских мы не признаем, евреев не признаем, других, третьих не признаем, есть только мы и мы..."

- Я вообще против моноэтнических образований, - подчеркнул мой собеседник. - Азербайджан и его столица столетиями складывались как место совместного проживания людей разных национальностей. В этом традиционно заключались особенности и примущества Баку. Я всегда стоял на этих позициях и, если удастся как-то стабилизировать обстановку, буду проводить такую политику и впредь. Прежде всего в интересах моего народа.

И уже тогда Гейдар Алиев, вскоре избранный президентом Азербайджана, определил главное условие, которое может обеспечить его стране прорыв в будущее, - ускоренное освоение нефтяных богатств Каспийского шельфа и создание разветвленной транспортной системы для поставки углеводородов за рубеж.

Разговоры о том, что Баку вполне может стать "азербайджанским Кувейтом", мне доводилось слышать от друзей, живущих в этом городе, множество раз. Назвать это национальной идеей, наверное, нельзя (искать ее - занятие преимущественно российское), но национальной мечтой - безусловно. Последняя поездка в Баку меня убедила, что некоторые ее грани реализуются.

Не знаю, можно ли считать это комплиментом, но сегодняшний Баку, динамичный, быстро растущий и очень красивый город, напоминает нефтяной эмират. Иногда мне казалось: если прислушаться, можно услышать, как над ним гудит незримый поток нефтедолларов.

Поток не поток, но казна прирастает. Стратегические валютные запасы Азербайджана увеличились до 5 миллиардов долларов, причем собственные резервы Национального банка за год выросли вдвое, а активы государственного нефтяного фонда достигли отметки 1,7 миллиарда долларов. Президент Ильхам Алиев напрямую связывает позитивные перемены в жизни страны с реализацией нефтяной стратегии, заложенной его отцом, преемником которого он стал.

Могу засвидетельствовать: никогда еще город на Каспии не выглядел таким ухоженным. Даже древние дома словно сбросили груз лет. Фасады, обработанные пескоструйными агрегатами, посветлели и открыли взгляду забытую красоту старинной лепнины.

Более всего меня поразили рыбаки с удочками на нижней террасе Приморского бульвара. Еще лет пятнадцать назад Бакинская бухта была так загрязнена, что чайки, кружившие над ней, имели фирменную отметину - мазутную подпалинку на брюшке. При ветре с моря (бакинцы называют его "моряна") прибрежную часть накрывал тяжелый слой мазута, такой плотный, что на его лоснящейся поверхности можно было увидеть самые неожиданные предметы. К примеру, сломанную металлическую раскладушку, которая упорно не желала тонуть.

Ныне же бухта - вне зависимости от розы ветров - отливает бирюзой и пахнет, как и положено приличному морю, солоноватой свежестью. Это в полной мере могут оценить постояльцы отеля, сооруженного на оконечности пирса, глубоко врезающегося в Каспий. Гостиница вместе с рестораном входит в комплекс нового яхт-клуба, способного принимать самые крупные парусные суда, хоть легендарную трехпалубную яхту Романа Абрамовича. Конечно, при условии, что она сумеет добраться до крупнейшего в мире озера, не имеющего связи с океаном. Старый яхт-клуб тоже сохранился. У его причала швартуются прогулочные суденышки.

Новостроек в Баку много. Я не сразу понял, чье же место занял дворец с ярким мозаичным фасадом, поднявшийся за массивным зданием Дома правительства. А потом сообразил - там была мельница, унылое, лишенное окон строение, к которому вела железнодорожная колея. Рассказывают, что его снос сопровождался массовым исходом сильно рассерженных крыс. Куда они сгинули, никто не знает - возможно, просто растворились в истории. А в нынешнем красавце, именуемом "Ландмарком", расположились посольство Великобритании и несколько западных фирм.

Мы долго любовались панорамой Баку со смотровой площадки еще одной городской новостройки - 16-этажной башни "Иср-плаза" (три первые буквы зданию, в котором комфортно разместились отель, бизнес-центр и ресторан, подарил его владелец по имени Исрафил). Город был, как на ладони, и, перемещаясь по площадке со стеклянной оградой, можно было осмотреть его со всех сторон, намечая маршруты будущих наземных странствий.

Некоторые изменения в архитектурном облике города связаны со сменой идеологических ориентиров. Так, демонтирован горельеф "Расстрел 26 бакинских комиссаров" работы известного скульптора Сергея Меркулова. Надо заметить, что это произведение с самого начала вызывало определенные сомнения, поскольку скульптор изобразил коммунаров как античных героев - голыми. Особенно откровенно выглядели гениталии Степана Шаумяна. В конце концов, чтобы прикрыть грех, к его паху была прислонена гранитная глыба - своеобразный фиговый листок весом под 100 килограммов.

А от мавзолея коммунаров остались лишь гранитное кольцо и фигура пролетария. От того, что вечный огонь в его вытянутях руках погас, кажется, что он держит чашу для подаяния.

В любом случае это уже прошлое. Недавно президент Ильхам Алиев открыл в Баку монумент в честь Азербайджанской демократической республики, пришедшей на смену Бакинской коммуне. Просуществовала она недолго, всего 23 месяца, с мая 1918-го по апрель 1920 года, но успела заложить, как сказал президент, традиции демократизма в стране.

Древняя история более стабильна, что подтверждает судьба Ичэри шэхэр - Внутреннего города. Так называют крепость, возведенную в XII веке, из которой Баку пророс, как из колыбели. Хотя первые упоминания о здешней земле, где из колодцев вычерпывали нефть кожаными мешками, относятся еще к VIII веку. Газовые факелы, бившие из почвы, были заметны издали. Тверской купец Афанасий Никитин, зачарованный этим диковинным зрелищем, в своих записках "Хождение за три моря", оставил меткий образ: "Бака, где огнь горит неугасимый".

Крепость с ее лабиринтом улочек и переулков, обнесенных стенами из массивных известковых плит, - это сама спрессованная история. Особенно много легенд связано со знаменитой Гыз галасы - Девичьей башней. Так в древности называли на Востоке сторожевые сооружения, которые никогда не сдавались врагам, и оставались таким образом "башнями-девами". С бакинской каменной девственницей связывают и другую историю - с ее вершины бросилась в бушующие волны юная дева, спасаясь от кровосмесительной страсти хана, ее отца. Повторись эта драма в наши дни, она не казалась бы столь романтичной: за прошедшие века море далеко отступило от подножия башни, а разбиваться об асфальт не так красиво...

Новое время подарило Бакинской крепости другие истории, некоторые из которых шагнули с ее колоритных улочек на экран. Помните, как лихо, перепрыгивая с крыши на крышу, убегал от преследователей человек-амфибия в одноименном фильме? Эти кадры снимали в Баку. Чтобы совершить описанный подвиг, не обязательно быть олимпийским чемпионом по прыжкам в длину. В Ичэри шэхэр есть улочки, по которым можно передвигаться, держась руками за стены противоположных домов. Очень удобно для пьяных, хотя в Баку их практически не встретишь.

Здесь же, в крепости, разыгрывался ключевой эпизод "Бриллиантовой руки" Леонида Гайдая. Внук Алеша извел меня, требуя показать точное место, где поскользнулся герой Юрия Никулина, после чего он очнулся в гипсе. Чувствовалось, что, если он этого не узнает, наша поездка окажется неполноценной. Поэтому я ткнул пальцем на один из особенно крутых спусков и объявил: "Тут". А сам подумал: почему до сих пор никто не догадался прибить памятную табличку в честь этого события? Представьте, сколько бы здесь толпилось туристов из стран СНГ, щелкая затворами фотокамер!

Зато по кулинарной части гостям полный простор. Ресторанов, кафе и кафешек в Баку уйма. Названия у них самые разные: от новомодных "Релакса" или "Оскара" ( привет из Голливуда!) до банальных "жемчужин". Но друзья чаще всего водили нас по каким-то известным только им местам, скажем, на поселок Монтина, в ничем не примечательную хибару, где для прохлады деревянные полы окатывали из ведер холодной водой. Зато какая там была еда! Горы разноцветной зелени, которую так вкусно есть со свежей брынзой; люля в лаваше; cочный, готовый прыснуть в первый подставленный рот шашлык; золотистая осетрина. Все только что с углей и для аромата обложено кусочками айвы. А в заключение - гатык: холодная кисло-молочная жидкость, сдобренная пряными травами. Подают ее в высоких фужерах, в которые принято разливать шампанское.

На прощание мы побывали в новом ресторанчике, открывшемся на террасах Баилова, прямо под балконом дома, из которого мы уезжали в 70-е годы в Москву. Из уважения к гостям хозяин пришел поинтересоваться, как мы себя чувствуем. Звали его Адалят, что в переводе означает "справедливость". Это подвигло меня на тост. Я сказал, что впервые сижу за столом со Справедливостью и чувствую себя прекрасно. Пусть же она будет вечным спутником нашей жизни, куда бы ни забрасывала судьба! Вот такое максималистское требование. Поскольку к тому времени мы отведали кое-что покрепче гатыка, тост был встречен с энтузиазмом, и мы выпили стоя. Непьющий Алеша с губами, слегка перемазанными нар-шарабом, тоже встал и чокался с нами фужером с зеленой водичкой "Тархун".

А я радовался, что не остался в отеле, хотя был соблазн после дня, заполненного морем и солнцем, отдохнуть в прохладном номере. Школьный друг сына, которого я знал еще мальчишкой, заехал за нами и ждал в холле. Я отправил к нему младшее поколение, а сам прилег с книжкой. Но не тут-то было! Сын позвонил по мобильнику и сказал: "Спускайся, Вячик хочет тебя обнять". Я засмеялся и пошел к лестнице. На меня словно пахнуло южным теплом и сердечностью, от которой я успел отвыкнуть...

Наша слегка разомлевшая компания сидела за столиком в ожидании чая, а внизу пыхтели невидимые за деревьями автобусы, взбиравшиеся на Баиловский склон. И мне вспомнилось, как в военную пору мы мальчишками скатывались по нему на коньке, обгоняя дребезжавшие трамваи. Именно на коньке - в одном экземпляре, что будет трудно объяснить Алеше. Мы тогда не подозревали, что коньков, дальних предков нынешних роликов, должна быть пара. Один и тот, бог знает, сколько стоил, да, в общем-то, нам его вполне хватало. Конек на правой ноге, левой разгоняешься, а потом приседаешь, выбросив пистолетом освободившуюся конечность, и мчишься с нарастающей скоростью.

Это было довольно опасное занятие. В самом низу спуск пересекался с Краснофлотской улицей, и, зазевавшись, можно было выкатиться прямо под колеса автомобиля. Но в этом и заключалась жутковатая сладость риска.

Баилов был районом военным: в самом центре его располагался штаб Каспийской флотилии. А на склоне, ведшем к морю, среди дурманно пахнувших кустов олеандр были вырыты траншеи. Считалось, что это сделано на случай фашистского десанта. Летом 1942 года немцы были совсем близко от Баку - они дошли до Моздока. Овладение нефтяными источниками Апшерона гитлеровское командование объявило ближайшей задачей. А генерал-полковник Клейст, возглавивший группу армий "А", поклялся, что выпьет в Баку бокал за здоровье фюрера.

Гитлер проявлял особый интерес не только к нефтяным богатствам нашего города, поставлявшего фронту 90 процентов топлива, но и к самому Каспию. Позже я узнал, что он даже подобрал адмирала для руководства боевыми действиями в этом бассейне. Военные корабли предполагалось подвезти по железной дороге. Но Сталинград убил эту красивую мечту.