Старые песни о главном по-китайски

Песни "Великой пролетарской культурной революции" (1966—1976), названной позже "десятилетием хаоса", вновь звучат на пекинских подмостках. Услышать "Алеет Восток", подтянуть песню про "наш челн, плывущий под водительством великого кормчего", можно в ресторане "Мелодии красного песенника", что за пекинским пятым транспортным кольцом.

А хватив под острую закуску рюмку-другую 56-градусной водки "Эрготоу" в "Мелодиях красного песенника", можно даже станцевать перед восторженной публикой на сцене, вспоминая заученные еще в детском садике лет сорок назад нехитрые движения.

"Вспомнить молодость", однако, не так просто. Записываться в этот популярный ресторан нужно за несколько дней - от посетителей отбоя нет.

Обширная парковка перед заведением вся заставлена автомобилями, свидетельствующими о достаточно зажиточном статусе публики. В огромном зале нам, как и всем гостям, вручают по красному флажку. "Держите, будете размахивать вместе со всеми, когда надо", - сказала улыбчивая официантка в зеленом френче и кепке с красной звездой - типичной хунвэйбиновской униформе, единой "для мальчиков и девочек".

Еда под стать общей ресторанной стилистике. Почетное место в меню занимает "хуншао жоу" - "жареная до красноты свинина", блюдо кухни южной провинции Хунань, которую обожал тамошний уроженец Мао Цзэдун. Простонародные кушанья подавальщики разносят с гордостью, высоко держа над головой огромные шкворчащие сковородки. Незатейливо, но какой аромат! Невольно сглатываем слюну.

В период "культурки" вкушать изысканные яства для ординарной публики было чуть ли не преступлением, соседи могли сообщить куда следует, и тогда за виновником пришли бы хунвэйбины - "красные охранники" из недоучившихся студентов, старшеклассников, или цзаофани - "идущие против течения", "бунтари", как называли левацкую рабочую молодежь. А жареный лук с кусочками сала, печенные на раскаленной железной бочке клубни батата, грубая лапша и "маньтоу" - огромные варенные на пару пампушки из теста, чаще всего без начинки - пожалуйста! И главное - побольше красного жгучего перца, чтобы и цветом незатейливое варево подтверждало пролетарскую идеологию едока. Чем сильнее горит во рту, тем революционнее лозунги! "Настоящий революционер должен есть красный перец. И Маркс его, конечно, ел", - говаривал Председатель.

Но приходят в ресторан не столько за едой, сколько за песнями - песнями о главном. Пока посетители разбираются с меню, на ярко освещенную сцену, под огромное панно с изображением ясноликого Мао в окружении "революционных масс" выскакивают артисты, изображающие рабочего, крестьянку и бойца НОАК.

Скандируя славящие "великого полководца" лозунги, они потрясают знаменитыми "красными книжечками" - сборниками цитат Мао Цзэдуна. Кстати, сами эти цитаты часто пели под маршевые мелодии. А потом к классовой троице присоединяются молоденькие официантки в зеленых гимнастерках, красных блузках и штанах.

Платья, юбки тогда не приветствовались как "буржуазные" наряды, разжигавшие неуместные плотские желания. И - хором: "Все наши думы о тебе, великий вождь", "В золотых горах над Пекином". Публика размахивает флажками, раскрасневшиеся дяди и тети в возрасте "слегка за 50" бодро лезут на сцену - влиться в общий танец. Фотографировать действо не разрешается, за этим бдительно следят строгие женщины с повязками дежурных на рукаве. Пытаюсь щелкать чуть ли не из-под стола, но вспышка выдает.

К нашему столику подсаживается представительный китаец средних лет, дружелюбно угощает сигаретами. Представляется, протягивая каждому визитную карточку: "Ху Сянфэнь, главный управляющий". Спрашиваю, является ли он членом партии. Раньше был, говорит, да вышел, после того как "сяхайлэ" - "пустился в море", то есть занялся коммерцией. От дальнейших объяснений воздерживается, отвечая вопросом на вопрос: "И вы, наверное, раньше были "большевиком"?

"Так ведь на нашем заведении, как и на партийных учреждениях, написано: "Служить народу", - говорит г-н Ху. - И это не случайно, поскольку кормить народ, культурно его обслуживать - разве не служение?"

"Массы" в зале между тем разошлись вовсю, подпевая неистовствующим на сцене артистам. И вот уже юноши и девушки в полувоенной форме, как и сорок лет назад, со свернутыми тюфячками за спиной бодро маршируют между рядами столиков под развевающимися красными знаменами, изображая "великий поход" в деревню, согласно предписанию Мао: "Шан шань, ся сян" - "Подниматься в горы, спускаться в сельские уезды". Всем весело, никто не вспоминает о том, что миллионам молодых китайцев, отправившимся в конце 60-х годов прошлого века "на воспитание трудом" в полуголодные сельские районы, приходилось весьма не сладко.

Но вот за столиками все съедено и выпито, песни далекой молодости спеты, публика расходится. А нас как почетных гостей приглашают в "красный уголок" - просторное помещение с портретами Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина на стене. "Здесь у нас производственные собрания проходят, а здесь, напротив вождей, доска передовиков. Все как полагается", - горделиво показывает на фотографии хозяин. Фотографируемся, прощаемся. "Приходите еще", - приглашает бывший член партии Ху.

Год назад в Китае умер последний из "банды четырех" - 74-летний Яо Вэньюань, отбывший двадцатилетний тюремный срок. Этот бывший журналист и "пролетарский литературный критик" входил в ближайшее окружение жены Мао Цзэдуна - Цзян Цин. Вместе они раздували пламя "революционной" борьбы, начав именно с культуры - самой уязвимой сферы. Под их "чутким руководством" вся культура свелась к набору немудреных лозунгов, к нескольким "образцовым" балетам, либретто к которым писала сама Цзян Цин - в 1930 годы исполнившая несколько ролей в шанхайских фильмах.

Цзян Цин, приговоренная особым судом к смерти, замененной позже на пожизненное заключение, повесилась в 1991 году на пояске от больничного халатика, сыграв свой самый драматичный спектакль. Казалось, занавес опустился.

...Большие и маленькие значки с изображением Мао Цзэдуна, знаменитые краснокожие "цитатники" с его изречениями на языках народов мира, повязки хунвэйбинов и миньбинов - ополченцев, равно как и довольно качественные художественные изделия, воспевавшие "великую пролетарскую культурную революцию", теперь подпадают в Китае под понятие культурных ценностей.

Соответствующим постановлением министерство культуры отметило в этом году 40-летие начала "вэньгэ" - "великой пролетарской". "Мы уделяем большое внимание собиранию и охране всех культурных реликвий, включая те из них, которые были связаны с "культурной революцией", - заявил на пресс-конференции в Пекине министр культуры КНР Сунь Цзячжэн. Одновременно он признал, что многое, имеющее отношение к тому сложному периоду, в том числе огромное число материальных свидетельств и документов того времени, безвозвратно утрачено либо рассеяно по всему миру.

Между тем на пекинском "блошином" рынке Паньцзяюань и сегодня можно найти бюстики Мао Цзэдуна, какие-нибудь облупившиеся эмалированные тазики с грубо намалеванными красными знаменами и звонкими лозунгами. У букинистов встречаются брошюрки и подшивки тогдашних газет.

В Китае давно сложился круг коллекционеров, собирающих различные предметы, связанные с тем временем. Немало любителей подобных "сувениров" и за рубежом, где есть почитатели своеобразной "деструктивной эстетики" бурных 60-х годов прошлого века. А плакаты с изображением пышущих энтузиазмом классовой борьбы крестьян, рабочих, солдат и представителей "революционной молодежи" вообще идут наравне с авторской живописью, хотя подавляющее большинство подобной графики - подделки.

Есть и собиратели ярких фаянсовых статуэток, изображающих Мао Цзэдуна во френче и любимом купальном халате, за столом в ходе беседы с Цзян Цин или на лимузине "Хунци" ("Красное знамя") плечом к плечу с министром обороны Линь Бяо, позже уничтоженным в перипетиях борьбы за власть. Тут же фарфоровый хунвэйбин, попирающий ногой "перерожденца" из интеллигентов, злодеяния которого расписаны на табличке, висящей на шее. Или забавная группа "трудящихся", восседающих верхом на серебристой боевой ракете. Есть и персонажи революционных произведений - "седая девушка", "храбрый железнодорожник". Это "стальной винтик Председателя" - верный и после смерти боец Лэй Фэн.

Чем дальше от "культурной революции", тем меньше на рынке подлинных раритетов, напоминающих о жарких схватках вокруг проблем, кажущихся сегодня надуманными. Например, по вопросу выбора модели развития. Китай давно движется по тому "капиталистическому пути", в приверженности которому хунвэйбины обвиняли "архитектора реформ" Дэн Сяопина, а плакаты, рьяно осуждавшие "каппутистов", тоже стали рыночным товаром. "Это мода" - говорит, пожимая плечами, мой знакомый торговец, предлагающий вниманию любителей большие и маленькие осколки старинных фарфоровых ваз.

"Сколько же в них еще этого левацкого запала... В какой-то момент все может снова выплеснуться на поверхность", - качает головой на представлении в ресторане "Мелодии красного песенника" иностранный дипломат. Он еще захватил в Пекине последние годы настоящей "культурной революции" и судит о ней не по грубо раскрашенным "фарфоровым" образам.

В Китае будет создан Музей в память о событиях "культурной революции". С таким предложением выступила группа китайских интеллигентов, памятующих слова скончавшегося в прошлом году патриарха современной китайской литературы Ба Цзиня: "Все мы ответственны за то, чтобы наши потомки помнили об уроках десятилетнего хаоса. Они должны наглядно представлять, что тогда происходило".

"Культурная революция" была "беспрецедентной по масштабам и размаху политической бурей", напомнило недавно соотечественникам Синьхуа. Начавшаяся как движение за преобразования в духовной сфере, "культурная революция", написало китайское агентство, "была использована двумя контрреволюционными кликами", под воздействием которых "обратилась в хаос, причинивший бедствия Компартии Китая, государству и народу".

"Контрреволюционными кликами" китайцы в этом контексте как раз и называют погибшего при невыясненных обстоятельствах в 1971 году Линь Бяо и его ближайшее окружение, а также "банду четырех" - руководящую группировку "леваков" во главе с Цзян Цин. Как заключило Синьхуа, сорок лет назад "был прерван процесс социалистического строительства, а Новый Китай был отброшен далеко назад и понес наибольшие потери со времени основания КНР в 1949 году".

Ряд китайских деятелей, включая Ба Цзиня, предлагали создать Музей памяти событий "культурной революции". Немало артефактов собрано коллекционерами, готовыми поучаствовать в создании экспозиции. Так, Фань Цзяньчуань из провинции Сычуань собрал более 300 тысяч предметов, имеющих отношение к "культурной революции", включая 8 тысяч фарфоровых фигурок и композиций, 100 тысяч значков с изображением Мао Цзэдуна, около 20 тысяч плакатов и множество других вещей, использовавшихся в повседневном быту, с приметами той бурной эпохи. Главное, чтобы все было подлинным - и вещи, и подписи под ними.