Назову себя гвайалом

В прошлом выпуске "Окон" я посвятил немало места экскурсу в китайскую историю. Не то чтобы я при этом хотел зачем-нибудь блеснуть эрудицией или просветить читающие массы (для этого есть источники гораздо более достоверные, чем мои скромные заметки), но уж определенно я не ставил своей задачей запутать читателя или сбить его с толку относительно прошлого Поднебесной империи.

Тем не менее, перечитывая сейчас свои заметки в "Окнах" за 4 декабря, я понимаю, что путаница в моем историческом экскурсе вышла отменная. Например, в начале статьи говорится: "За двести с лишним лет до начала христианской эры император Цинь Шихуанди, основатель и единственный представитель одноименной (Цинь) династии..." А уже на следующей странице сообщается, что династию Цинь основали маньчжуры, пришедшие в Китай в 1644 году христианской эры, и пала эта династия в начале ХХ века.

Читатель, возможно, простил мне эту накладку, резонно рассудив, что династий Цинь могло быть две. Предположение почти правильное, речь в самом деле идет о двух разных династиях. С одной небольшой поправкой: ни одна из них не называлась династией Цинь.

Здесь, как вы, вероятно, уже догадались, напрашивается небольшое, но отменно занудное отступление о китайской фонетике. Читать его строго необязательно, однако обойтись без него мне никак не удастся. Поэтому в конце этого отступления я ставлю финишную прямую из знаков равенства (

), и читатель, если ему неохота знакомиться с моими филологическими изысканиями, волен проследовать прямо к этой отметке. Оставшихся приглашаю запастись терпением. За мной, читатель, и я покажу тебе такую фонетику, после которой иврит покажется детскими шутками.

Как известно, нормы европейского наименования китайских городов, областей и правителей имеют мало общего с оригинальным эвучанием тех же названий и имен. Такой разнобой, впрочем, существует не только в отношениях между Европой и Китаем: внутри самого Старого Света можно найти десятки примеров того, как один и тот же город или деятель зовется разными народами по-разному. Например, Венеция по-немецки именуется "Венедиг", а по-чешски - "Бенятки". Мюнхен по-чешски называется "Мнихов", а по-польски - "Монахиум". Город, который во всем мире известен под названием "Дублин", в самой Ирландской республике именуется "Байле Атта Клиагх". Легендарного галльского вождя, который в советских учебниках истории и энциклопедиях именуется Хлодвигом, звали просто Кловис. А Мальбрук, собравшийся в поход - это английский герцог Марльборо, одноименный американским сигаретам.

Ситуация эта облегчается одним обстоятельством: каждое западное имя или название имеет в европейских языках только один эквивалент. То есть если Копенгаген по-чешски называется "Кодань", а знаменитый Аустерлиц именуется "Славков", то этими названиями пользуются для обозначения данных городов сто процентов чешского населения. И, выучивая чешский язык, нужно один раз усвоить все эти имена собственные наряду с другими существительными этого языка.

С китайскими названиями дело обстоит существенно сложней. Одно и то же китайское наименование - скажем, "Бей-джинг" - в любом европейском языке имеет две, а то и больше транскрипций: в одной и той же английской газете китайскую столицу могут назвать "Бейджинг", "Пекинг" и "Пекин". Доходит до смешного: например, в туристическом бюро на Пекин-роуд в Гонконге продаются авиабилеты в Пекин, на которых черным по белому написано "Бейджинг". Одного Мао Цзедуна по-английски можно написать тремя способами, так же как и его преемника Дэна (Дэнга? Тенга?) Сяопина...

Ситуация престранная. Но с учетом общего безразличия китайцев к загранице, легко догадаться, что ни у Мао, ни у Дэна, ни тем более у императора Цинь Шихуанди за двести лет до христианской эры, не болела голова относительно тех странных прозвищ, которые дает им Запад.

Тем не менее, как раз Мао додумался до необходимости стандартизировать латинское написание китайских иероглифов - хотя и вовсе не для того, чтобы впредь именоваться Федонгом вместо Цзедуна. Перед Мао стояла задача гораздо более грандиозная: обучить хоть какой-нибудь письменности население Китая. Программа максимум предполагала, что все китайцы освоят хотя бы по 2600 иероглифов на душу. Однако программа-минимум сводилась к тому, чтобы они освоили латинские буквы, которых, как известно, всего 26 (заметим, что и другие просветители-тираны додумались до того же самого: Сталин ввел латиницу вместо арабского письма в Средней Азии, а Сухэ-Батор заменил ею иероглифическую монгольскую письменность).

Для того, чтобы обозначить все 50.000 китайских иероглифов с помощью 26 знаков латинского алфавита, в Китае с 1958 года была введена стандартная система латинской транскрипции, именуемая "пиньин". Выучить ее очень просто и полезно: с помощью пиньина вы можете затем составить абсолютно точное представление о том, как звучит то или иное китайское имя, на основании его написания по-английски. Для русского языка, к сожалению, никакой подобной системы не введено - если это удастся сделать нам, то мы заслужим один миллиард и 250 миллионов благодарностей от великого китайского народа.

Правила произношения пиньина строятся отчасти на общих принципах латинской транслитерации (privet tebe, drug-kitaec будет читаться на пиньине именно так, как вы это сейчас прочли, не имея никаких предварительных познаний в правилах транскрипции). "Специальные" согласные читаются на пиньине по правилам английской фонетики: буква "j" обозначает "дж", сочетание "ch" произносится как "ч", а "sh" - как "ш". Отдельная буква "h" означает твердое русское "х", а не фрикативное харьковско-ивритское "hей, славяне" (проверка звучания - по иероглифу "hui"). При этом есть и особенные, только пиньину свойственные транслитерации. Буква "q" означает, как ни странно, звук "ч", а буква "x" почему-то означает "с". Наконец, буква "z", хотя формально и считается эквивалентом звуку "з", произносится на мандарине как английское звонкое "th" (в слове "the", а не в слове "thing"). Китайское "r" произносится в точности как соответствующий английский звук, а если уж совсем точно - как американский.

Вот, собственно говоря, и все премудрости пиньина. А преимущество этой системы заключается в том, что она стандартна, и за выверенность всех современных латинских написаний по этой системе несет ответственность правительство КНР. Если вы всерьез собираетесь пользоваться этими сведениями впредь, предлагаю небольшое упражнение: произнесите вслух слова Xian, Xinhua, Renminbi, Qiao, Qin, Dajiebao, Huoche и Nanjing. Если у вас получилось Сиан, Синхуа, Ренминби, Чиао, Чин, Даджиебао, Хуоче и Нанджинг - можете отныне блистать эрудицией в светских беседах о трудностях пиньина. Если не получилось - перечитайте заново предыдущий абзац, или - еще лучше - плюньте на это дело, и встретимся за финишной ленточкой.

В приведенном выше объяснении опущена одна весьма существенная для нашей истории подробность: как различить мягкие и твердые звуки - в первую очередь, звук "n". Как можно знать, например, есть ли мягкое "н" в словах "Xian" (по-русски "Сиань"), "Xinhua" (по-русски "Синьхуа") и "Renmin" (по-русски в разных источниках встречаются все четыре транскрипции: "женьминь", "женмин", "женминь" и "женьмин"). Для простоты можно считать, что звук "n" перед согласной или на конце слова всегда означает мягкое "н", а для обозначения твердого звука применяется дифтонг "ng" на конце слова. Это неправильно, зато решает многие проблемы.

Итак, мы слегка овладели пиньином. Теперь, если нам интересно знать настоящее звучание какого-либо китайского имени или названия, мы можем свериться с его пиньиновым написанием - и таким образом избежим накладок вроде той, которая произошла с династией Цинь.

Никакой династии Цинь, как сказано выше, не было. Зато было две династии, которые на пиньине пишутся соответственно как Qin и Qing. Qin - это та династия, которую основал за двести с лишним лет до христианской эры император Qin Shihuan, а Qing - это та династия, основанная маньчжурами, которая стала свидетелем и виновником падения имперского правления в Китае. По-русски в рамках принятой нами условности о мягком и твердом "н" мы можем называть их соответственно "Чинь" и "Чин". Династия, письма которой написал Иосиф Бродский, называлась "Ming" - в рамках той же условности нам придется называть ее "Мин", а не "Минь", как это повсеместно принято по-русски.

После этого объяснения я позволю себе впредь пользоваться стандартизированным написанием китайских имен и названий, основанным не на устаревших традициях русской школы, а на правилах пиньина (латинская транскрипция будет по мере надобности приводиться в скобках). Никогда больше я не напишу "Цинь" ни вместо "Чинь", ни вместо "Чин". Исчезнет из моих заметок и слово "женмин" в какой-либо из четырех транскрипций: "ренминь" он и есть "ренминь". А для "народной валюты" ("ренминьби") есть в Китае общепринятое латинское сокращение RMB, как альтернатива FEC. Если, не дай Бог, вы поедете когда-нибудь в Китай за своей порцией "мейоу", вам это сокращение успеет намозолить глаза. Но если вы будете ожидать, что кто-нибудь назовет эти деньги "женьминби" или поймет вас, когда вы попробуете их так называть - в таком напрасном ожидании пройдет вся ваша поездка.

Читатель вправе спросить, почему я до сих пор не пользовался фонетическим принципом записи, а морочил ему голову всякими неадекватными транслитерациями. Скажу честно, положа руку на сердце: я не виноват. Я-то пользовался, но редакция "Окон" исправно, не пропуская ни одного имени собственного, заменяла мои фонетические нововведения на те устоявшиеся формы, которые приняты в "Советском энциклопедическом словаре".

В принципе, редакция была со своей точки зрения совершенно права: если я рассказываю о династии Чин, а ни в одном русскоязычном источнике она не упоминается, то читатель имеет полное право заключить, что я эту династию злокозненно выдумал. Аналогично если я начну описывать свою жизнь в Бейджинге (или Бейджине, согласно нашей договоренности о транскрипции "ng") - читатель может счесть, что я описываю поездку во мною же выдуманный город. Теперь, когда все необходимые пояснения сделаны, могу честно признаться: я попросту не знал, что династия Qin называлась по-русски "Цинь". И впредь не желаю этого знать: стоило ездить в Китай, чтобы привезти оттуда устарелые русские транскрипции!.. Впрочем, какую-то дань традиции я и дальше намерен платить: Бейджин останется Пекином, Наджин - Нанкином, а Zedong - Цзедуном. В остальном будем держаться пиньина.

Я обещал поставить здесь финишную прямую. Исполняю.

Итак, вернемся в Китай, под пыльные его небеса, чтобы испить до дна всю чашу страданий, выпадающих здесь на долю иностранца. "Мейоу" мы уже выслушали (а некоторые особенно везучие даже и высказали), FEC нам уже всучили, первые сто фраз на мандарине мы уже освоили, и пословица "В верхнем и нижнем мире нет ничего ужаснее, чем иностранец, разговаривающий по-китайски" уже в полной мере к вам относится. Что дальше?

Дальше, как свидетельствует исторический опыт, многие иностранцы решают, что с них, пожалуй, хватит Востока. Они закупают в "дьюти-фри" достаточное количество цветных фотографий Великой стены, чтобы замучить всех своих друзей и родственников до третьего колена рассказами о Китае, набивают чемодан джинсами за доллар и шелковыми рубашками за пять, бросают прощальный взгляд в окно гостиницы и покидают Поднебесную первым же попутным самолетом, твердо поклявшись никогда больше сюда не возвращаться. Пять лет назад такое случалось с абсолютным большинством гостей Китайской народной; сегодня, по мере того как китайцы учатся гостеприимству в западном понимании этого слова, из Китая досрочно возвращается примерно половина западных гостей.

Другие, стиснув зубы и зарекшись вытерпеть оплаченный заранее тур до конца, мрачно пьют водку в номере до конца своего срока или с остервенением самураев осматривают достопримечательности, изводя километры фотопленки, смертельно доставая экскурсовода идиотскими вопросами ("А сколько стоило императору построить Запретный город?") и избегая любого обращения к местным жителям, которое может повлечь за собой "Мейоу" в качестве ответа.

Есть, однако, редкая порода людей - в народе о таких обычно говорят, что им для внедрения не нужно мыла - которым хочется вписаться, пусть даже ненадолго, в китайскую жизнь и познать ее изнутри, несмотря на все возможные препятствия и трудности. Преимущественно такие любители приключений на свою встречаются среди англосаксов с их пресловутым бычьим упорством, однако бывает, что и представители иных национальностей пытаются прошибить Великую стену межкультурных различий на индивидуальном уровне. Даже автор этих строк не избежал подобных попыток, хотя назвать их удачными можно лишь с большой и болезненной натяжкой.

Первый барьер, который предстоит преодолеть иностранцу на этом мучительном пути - языковой. Об этом достаточно сказано выше, чтобы стоило здесь повторяться. Далее иностранцу следует научиться себя вести. Это трудно, но деваться некуда. Приведу наугад несколько примеров из китайского этикета

Упаси вас Бог написать кому-нибудь письмо или записку красными чернилами. Это будет воспринято как проявление совершенно явной и неприкрытой враждебности по отношению к адресату. Зато если вы попробуете написать кому-нибудь соболезновательное письмо другими чернилами, кроме красных - это будет означать, что вы радуетесь несчастью своего знакомого.

Подавая собеседнику лист бумаги (визитную карточку, газету, удостоверение, письмо), не вздумайте делать это одной рукой. Собеседник непременно подумает, что вы его не уважаете и считаете ничтожной тварью, недостойной вашего внимания.

Остерегайтесь цифры "четыре": слово "си", которым обозначается по-китайски это число, созвучно слову "смерть". А где созвучие - там, согласно китайской логике, и причинно-следственная связь. Казалось бы, пустяк - но избави вас Бог подарить знакомому китайцу подарок стоимостью в 40, 400 или 4000 юаней - такой дар будет однозначно истолкован, как пожелание быстрой и по возможности мучительной смерти.

Не вздумайте по окончании обеда оставить палочки торчащими из миски с едой. Палочки, торчащие из миски, напоминают о курящихся благовониях в погребальной чаше. А где сходство - там смотри выше.

Если вы, не дай Бог, инвестируете деньги в строительные проекты с участием китайцев - не пожалейте лишней тысячи и пригласите местного специалиста, который общается с духами земли. Пусть специалист спросит у духов, где нужно закладывать фундамент здания. Иначе ваш проект прогорит. Вы можете сколько угодно смеяться над подобной практикой, называть ее анахронизмом или дикостью, но имейте в виду: ни один из множества небоскребов, определяющих облик сегодняшнего Гонконга, не строился без предварительной консультации с духами земли. Все эти стоэтажные стеклобетонные громады построены ровно в тех местах, где посоветовали духи. Видимо, поэтому в Гонконге так удачно идет бизнес...

Достаточно? Что вы, читатель, это только начало. Я еще ничего не сказал о правилах поведения за столом, об искушении судьбы, о могилах предков, которые необходимо повернуть в правильную сторону, о способе сохранять выражение лица... Впрочем, если вы задались целью стать китайцем и даже освоили для этого язык - выучить все эти ритуалы вам тоже, скорее всего, не станет за труд.

Труднее другое: избавиться от образа иностранца. Избавляться нужно не вам, а вашему китайскому окружению, которое крайне мучительно расстается со стереотипами. Главное в образе иностранца - это его непричастность к данному месту и его обычаям. На рациональном уровне это объясняется тем, что иностранец считается в Китае богатым человеком - просто по определению. Если учесть, что заработок среднего китайского работника на сегодняшний день приближается к 30 долларам США, причем снизу, такую репутацию иностранца можно даже отчасти оправдать. Однако для нас самих из нашего относительного богатства не следует никаких оргвыводов. А китайцы считают, что иностранец, будучи богат, непременно должен жить на широкую ногу.

В частности, признаком широкой ноги является езда на автомобиле. Богатый человек непременно должен находиться за рулем, а очень богатый - позади своего шофера. Это аксиома. Но в Пекине или Шанхае автомобиль - это изощреннейшая пытка: правил движения не существует, дороги рассчитаны на четверть того количества машин, которые по ним фактически ездят, и городская транспортная сеть большую часть суток представляет собой одну большую, непрерывную пробку. Естественно, что иностранцы, которые считают себя почему-то не глупее китайцев, пытаются воспользоваться в этой ситуации тем же выходом, каким пользуются 200 миллионов китайцев: берут напрокат велосипед.

Прокат велосипедов - крайне распространенная в Китае услуга. В каждом даже небольшом городе можно найти десятки прокатных пунктов. Однако иностранец, попытавшийся взять велосипед в аренду, сталкивается с совершенно непредвиденным препятствием: все кругом начинают ему объяснять, что богатому человеку не положено пользоваться велосипедом - транспортом бедняков. Даже сломив сопротивление работников проката и влившись в бесконечный поток велосипедистов на китайской улице, иностранец не может избавиться от ощущения, что он делает нечто, совершенно не подобающее его статусу: все кругом (от постовых и прохожих до других велосипедистов, едущих рядом) смотрят на него так, словно он выехал покататься в обнаженном виде или совершил какую-нибудь иную столь же вопиющую непристойность.

Представления о "богатом иностранце" проявляются не только в велосипедном вопросе. От иностранца ожидают, что он будет надлежащим образом - то есть богато - одет. Иностранец, обутый в шлепанцы или напяливший шорты, привлекает такие взгляды со всех сторон, что ему хочется от всей души написать каждому встречному дружеское письмо красными чернилами.

Трогательное открытие из галантерейной сферы довелось сделать автору этих строк. Естественно, китайцы - я имею в виду население народной республики, а не Гонконга или Тайваня - никогда в жизни своей не видели кипы. Ни шитой, ни вязаной. Казалось бы - не видели, так увидели: все в жизни когда-то приходится делать первый раз. Однако куда бы я ни пошел в своей кипе - в пекинский музей или кантонский ресторан - всюду я встречал изумленные взгляды и слышал вокруг такой веселый смех, как будто бы окружающие только что услышали самый смешной анекдот в своей жизни.

В первые два - три дня подобное отношение меня даже забавляло: на фоне общей пыльной серости пекинского пейзажа видеть вокруг тысячи смеющихся лиц было довольно приятно. Однако постепенно мною овладело любопытство, и я стал выяснять: что же такого убийственно смешного в этой круглой бело-синей шапочке на моей голове?!

Вам дается полтора миллиарда попыток, читатель, но вы не угадаете. Оказывается, окружающих китайцев смешило то, что богатый человек - иностранец - не смог купить себе шапку, которая закрывала бы всю голову! Век живи - век учись. Иностранцем помрешь.

Пример с кипой, хотя и может показаться чересчур специфическим, довольно нагляден. Он показывает, насколько нам не дано предугадать, что китайцы о нас подумают. Впрочем, есть два довольно стандартных китайских наименования для иностранцев. И, раз уж мы коснулись этой темы, нельзя их здесь не привести.

В городе Гонконге, где сосуществование китайцев и европейцев является основной драмой на местной сцене, для иностранцев придумано замечательное китайское название: "гвайло". В буквальном переводе с кантонского диалекта это слово означает "черт заморский", однако практически выражает то же, что и созвучные русские слова - что-то вроде чудилы из Нижнего Тагила. Впрочем, в Гонконге иностранцы чувствуют себя настолько уверенно, что не стесняются сами себя называть "гвайло". Китайцы при этом, естественно, страшно смущаются. Чувство иронии у самой большой в мире нации отсутствует напрочь.

Другое название - куда более трогательное, чем "гвайло" - принято в Большом Китае. В связи с общей либерализацией двух последних десятилетий в КНР стали возможны браки между местными жителями и иностранцами. Более того, китайцу, вступившему в брак с иностранным гражданином, разрешается эмигрировать. Поэтому на зарубежных гостей здесь зачастую смотрят как на удачную партию (как говорили в России, "жена-еврейка - не роскошь, а средство передвижения"). Отсюда и пошло китайское выражение "фан пяо", что в буквальном переводе означает "рисовый билет". "Рисовый билет" - это иностранец или иностранка как средство передвижения. К туристу, заехавшему в Китай на пару недель, подобный статус не слишком липнет, однако иностранным студентам и специалистам, живущим в Китайской народной длительное время, приходится быть начеку. Впрочем, эта деталь настолько напоминает советские реалии, что едва ли ее можно отнести к числу китайских достопримечательностей.