Начальные сведения о кунг-фу

В этой жизни я увлекался многими вещами. Собирал марки, монеты и анекдоты. Переплывал реку Волгу (безуспешно) и переходил Берлинскую стену по подложным документам (успешно). Разводил хомяков, пока они не прогрызли ход в стене от моей комнаты до шахты лифта. Лечил одноклассников от гонореи на дому (долго) и обрезал единоверцев на операционном столе одной столичной клиники (чик-чак). Писал программы на ассемблере (уныло) и синхронил с японского на Московском международном кинофестивале (весело). Объевшись мухоморов, в одиночку ходил на медведя в подмосковных лесах (слава Богу, не встретились). Синтезировал амфетамин из капель от насморка (с интересом) и давал наркоз собакам Павлова (с жалостью). Скакал на лошади по горам Тянь-Шаня (как куль) и выводил танк из окружения в компьютерной игре "Абрамс" (как джигит). Преподавал иврит (бездарно) и изучал немецкий (безуспешно). Отказался от должности пресс-секретаря одной столичной ешивы, но согласился издавать на общественных началах газету "Вымя". Попал под артиллерийский обстрел в расположении Второй ордена Ленина бронетанковой Таманской дивизии в Берендеевском лесу (уцелел) и был покусан взбесившейся болонкой в районе станции метро "Молодежная" (истек кровью на руках родных и близких). Ел голубя на колхозных токах в деревне Ольявидово (с аппетитом) и кормил с рук живую обезьяну в Берлинском зоопарке (с осторожностью). Переводил мемуары Казановы со старофранцузского (с интересом) и комментарии Торы с английского (с усердием). Лишь одного я никогда не делал в этой жизни - ни разу я не изучал восточных единоборств.

Не потому даже, что все описанные выше приключения не оставили мне времени на занятия карате или кендо. Просто мне никогда не казалось, что я могу в этом преуспеть, а за заведомо безнадежное дело лень было браться, когда кругом столько посильных задач. Поэтому на исходе 70-х, когда вся московская еврейская молодежь была поголовно увлечена подпольным изучением восточных единоборств, я не посетил ни одного занятия по карате из тех, которые давались отказником Леоном В. непосредственно в подвале моего дома для детей из хороших семей. Позднее, в конце 1980-х, когда капитан милиции Р., доверив мне (уже практикующему урологу) заботы о собственной уплотненной простате, предложил после выписки: "Доктор, приходи ко мне в академию на курсы кунг-фу!" - я тоже с благодарностью отказался. И даже когда в Иерусалиме мой сосед по коммуналке, польско-еврейский буддист Марек пытался приобщить меня к боевому искусству тай-чи, я тоже ухитрился увильнуть, хотя тренировки происходили непосредственно на моем собственном балконе.

Поэтому нетрудно догадаться, что до поездки в Китай я не имел ни малейшего понятия о кунг-фу (если читателю представляется, что правильнее говорить "конг-фу" - согласен заранее, твердого мнения на сей счет не имею). Мне, собственно говоря, и не казалось, что познания в этом предмете необходимы для посещения Поднебесной. Ну там мандарин, ну пиньин, ну правила хорошего тона (красные чернила, две руки, зловещая цифра четыре и т.п.) - но уж кунг-фу мне представлялось окончательно бесполезным навыком при общении с китайскими товарищами. Человек я мирный, и даже мой бронепоезд на запасном пути не отыскать. Тем более, что сам легендарный Брюс Ли, выведший это знаменитое боевое искусство далеко за грань совершенства, не смог отучить своих соотечественников говорить "мейоу" вместо приветствия. Так что в действенность кунг-фу под китайским небом я верил не слишком - оттого и не потрудился изучить этот предмет перед поездкой или хотя бы на месте...

А напрасно: оказывается, на мучительном пути превращения гвайла в полноценного китайца - на той дороге в тысячу ли, которую мы пытались пройти в двух предыдущих репортажах - владению кунг-фу отведена чуть ли не ключевая роль. Без знания кунг-фу вы никогда не сможете слиться с китайской толпой на улицах Пекина - даже если вы станете тарахтеть на мандарине, как заводной императорский соловей, забудете цифру "четыре", если вы наденете синий френч за 18 юаней из местного военторга и усядетесь на самый раздолбанный сельский велосипед модели "Йонг джу" ("Навеки"). Без кунг-фу вы не только не сможете стать частью окружающей толпы, но даже выжить в ней вам вряд ли удастся...

Здесь читателю впору возмутиться и сказать: а кто ты, собственно говоря такой, гвайло Носик, чтобы рассуждать здесь о необходимости кунг-фу, если сам ты в этой восточной науке - ни ухом, ни рылом? И я, конечно, устыжусь собственного апломба, но найду, что сказать в мое оправдание. Для этого вернемся в заснеженную Москву образца 1987 года (да простит мне читатель это лирическое отступление, клянусь, что оно - последнее).

В бытность мою завсегдатаем Коктебеля, я водил дружбу с Л. Аркадьевичем Л. Дружба эта прервалась не то чтобы трагически, но довольно круто - и сегодня, проезжая по Ибн-Гвироль мимо новой квартирки Л. Аркадьевича, я не помышляю даже зайти: выставят без церемоний. А раньше бывало сиживали мы с Аркадьевичем на краю отвесной крымской скалы или за чашкой чая в московской квартире - и разговаривали за жизнь.

Л. Аркадьевич Л. стремился быть суперменом и следовал в достижении этой своей цели совету незабвенного председателя пробирной палатки: если хочешь быть суперменом - будь им. Он им и был: владел ивритом и японским, имел разряд по всем видам спорта, в большом теннисе побил бы самого Борю Беккера (мешала только крайняя занятость обоих, да железный занавес, не пропускающий резиновых мячей)... И уж конечно Л. Аркадьевич был мастером кунг-фу. Какого цвета был у него дан - сегодня уже не припомню, да оно и неважно. Во всяком случае, друг моих суровых дней нередко демонстрировал мне свои навыки в этом боевом искусстве (поскольку показать приемы тенниса ни на краю скалы, ни в наших с Аркадьевичем хрущобах не было возможности). Демонстрация приемов сопровождалась подробными объяснениями, и некоторые из них я, как ни странно, запомнил по сей день. Хотя в те дни, когда эти объяснения звучали в моей квартире, более всего меня заботило желание увернуться от стальной пятки Л. Аркадьевича, посылаемой (в такт словам) по направлению моего левого уха или правого яйца.

- Главное в кунг-фу - это непрерывность движений, - говорил, бывало, Л. Аркадьевич Л., делая замах ногой от книжного шкафа. - Каждое новое перемещение ударной поверхности должно быть продолжением предыдущего, плавно вытекать из него и переходить в следующее. Труднее всего научиться этой плавности, этой взаимосвязи всех движений тела, этому превращению всего костно-мышечного аппарата в единый механизм, который целиком подчинен заранее намеченному рисунку движения...

При этой фразе ступня моего наставника, зависшая в полутора ангстремах от моего носа, уводилась назад и плавно опускалась на паркет к моему бесконечному облегчению. И чаепитие продолжалось.

Может быть, Л. Аркадьевич Л. говорил совершенно другими словами, но я воспроизвожу его объяснения так, как я их запомнил - запрятал в дальнем тайнике своей памяти, чтобы через пять лет, внезапно и совершенно отчетливо вспомнить обратно, ступив на китайскую землю.

Когда говорят о китайцах и кунг-фу - на память немедленно приходит монастырь Шаолинь, откуда, согласно легенде, берет начало это всемирно признанное боевое искусство. Монастырь, затерянный в горах провинции Хенань, в 80 километрах от административного центра Женгжоу, является из-за своей репутации подлинной туристической меккой: все подступы к нему завалены пустыми сигаретными пачками, упаковками из-под фотопленок, выброшенными целофановыми пакетами с остатками походного ленча, обертками от гамбургеров и кентукских жареных цыплят, жестянками из-под баночного пива, битым бутылочным стеклом и прочими атрибутами современного цивилизованного паломничества.

Туристы, прибывающие в Шаолинь тысячами на рейсовых автобусах и маршрутках от расположенных в провинции гостиниц и железнодорожных станций, желают убедиться, что именно здесь - в этих полуобвалившихся стенах, в этих обшарпанных и покосившихся приземистых зданиях - буддийские монахи с пятого столетия совершенствуют искусство, подарившее миру Брюса Ли и Дэвида Керрадайна. Легенда гласит, что монахи Шаолиня пользовались своим боевым искусством для борьбы с иноземными захватчиками. Если читатель помнит краткий исторический очерк Китая из моего позапрошлого репортажа, он может догадаться, что скучать монахам не давали, поскольку во все эпохи своей бурной истории Китай завоевывался с периодичностью от 50 до 300 лет.

Истории не известен ни один случай, когда бы монахи Шаолиня - или какие-нибудь другие китайцы - с успехом отразили иностранное вторжение. Поэтому неудивительно, что монастырь Шаолинь горел с той же периодичностью, с какой завоевывался Китай - и даже чаще. Последние два разрушительных набега на монастырь (не считая нынешней туристической оргии) состоялись уже после провозглашения Китая республикой. В 1928 году Шаолинь разграбил и сжег какой-то местный землевладелец, находясь в дурном расположении духа. А спустя еще 40 лет в монастырь наведались хунвейбины - тоже отнюдь не для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение хранителям вековых традиций кунг-фу.

Поэтому, рекомендуя иностранцам в Китае изучать старинное боевое искусство, я вовсе не предлагаю им причаститься славных традиций легендарного монастыря в провинции Хенань. Монахам Шаолиня искусство кунг-фу, похоже, не помогло совершенно. Зато рядовые китайцы с успехом пользуются им в повседневной своей жизни, и только этим можно объяснить существование тех двух основных китайских привычек, без которых немыслима жизнь в Поднебесной империи.

Первая привычка - это езда на велосипедах. Этим средством передвижения постоянно пользуется 225 миллионов китайцев (во всяком случае, таково количество зарегистрированных в КНР велосипедов). Казалось бы - что может быть в этом сложного? Сел - поехал. Но проблема в том, что китайские велосипедисты передвигаются на своих двухколесных монстрах по проезжей части небольшими группами по 20-40 тысяч человек, причем мимо них по той же проезжей части в обе стороны движутся такие же по численности потоки легковых машин, автобусов и грузовиков. Если еще автотранспорт подчинен светофорам, уличным регулировщикам и каким-то элементарным правилам дорожного движения, то в отношении велосипедистов все эти ухищрения не действуют. Велосипедистам предоставлена самая большая из всех гражданских свобод, доступных китайцу: им разрешается ехать на красный свет по встречной полосе, причем даже задом наперед - было бы желание. Легко понять, что при полном отсутствии каких-либо других свобод, китайские велосипедисты используют собственную неподвластность правилам дорожного движения на всю катушку. И если до сих пор Китайская народная республика не превратилась в одно большое кладбище из 225 миллионов могил, утыканных велосипедными рулями - то это исключительно из-за того, что каждый китайский велосипедист с молоком матери всосал рефлексы, положенные в основу кунг-фу.

Чтобы понять это - вернее, почувствовать - достаточно пронаблюдать за каким-нибудь рядовым участником той по-бондарчуковски необъятной массовки, которая именуется в Китае уличным движением. Вот он - Рядовой Участник, в тройке, с галстуком и с дипломатом - подошел к стоянке велосипедов (их в Пекине можно парковать лишь в специально отведенных для этого местах), окинул цепким взглядом Брюса Ли 15.000 велосипедных седел и безошибочно узнал свой видавший виды "Фей Ге" ("Летящий голубь") по клетчатой тряпочке, привязанной сзади к опоре седла. Не то чтобы Рядовой Участник один сообразил повязать такую тряпочку на свой велосипед - каждый, кто желает разыскать двухколесного друга после парковки, должен предварительно позаботиться и навесить на опору седла отличительный кусок материи. Главное здесь - выбрать какую-нибудь особенную расцветку, но не особенно яркую, чтобы не сперли тряпочку вместе с велосипедом.

Итак, велосипед найден, кольцевой замок на заднем колесе разомкнут и прилажен к раме, а дипломат приторочен бельевой веревкой к багажнику (обитые жестью углы портфеля, как ножевые лезвия на осях парфянской колесницы, помогают разреживать толпу прохожих при езде по тротуару). Рядовой Участник садится в седло и, навалясь на педали, выскакивает сквозь поток пешеходов на проезжую часть, наперерез двадцати тысячам встречных велосипедистов. Первый из них бесстрастно выскакивает на бордюр, чтобы увернуться от удара дипломатом по переднему колесу - и тут же соскакивает с бордюра обратно на проезжую часть, чтобы продолжить движение впереди масс, но Рядовой Участник уже встрял во главу колонны, заложив неслабый галс в семьдесят градусов плюс-минус. Метра полтора, а то и два колонна преодолевает без приключений, но вот - перекресток. Поток машин движется наперерез Рядовому Участнику, а со встречной полосы выруливают ему навстречу несколько тысяч велосипедистов, которым зачем-то понадобилось здесь направо. Рывок, бросок, поворот вокруг оси - и Рядовой Участник проскальзывает между дверью автобуса и коляской мотоцикла, привстав на дыбы, чтобы выпустить ополоумевшего иностранного туриста из-под колес преследующего его такси. Встречный поток велосипедов обтекает колонну машин с обеих сторон. Регулировщик на постаменте помахивает в задумчивости жезлом, повернувшись спиной к светофору. Маневр Рядового Участника с легкостью повторяют десятки тысяч велосипедистов, следующих за ним в затылок - и вот, перекресток пройден. Ополоумевший турист врывается, тяжело дыша, в вестибюль грандотеля "Пекин", а преследовавший его таксист плавно тормозит у парадного и с обольстительной улыбкой манит жертву пальцем, высунувшись из окна своей машины.

Перекресток позади, еще три метра проходит в спокойной групповой гонке за лидером - но вот под колеса Рядовому Участнику выпрыгивает по пешеходному переходу сухонький старичок с палкой, за которым гонится изрядных габаритов КамАЗ с прицепом. Водитель КамАЗа не успел подбить старичка на своей полосе - и продолжает начатое уже по встречной, тяжело перевалив через разделительную клумбу. Рядовой Участник налегает на педали, приняв несколько влево, чтобы протиснуться между старичком и тротуаром (возглас "ы-ы-ы-я!" за спиной означает, что старичок вовремя отдернул таз, увернувшись от остроугольного дипломата). Теперь предстоит разобраться с КамАЗом, колесо которого пышет жаром прямо в лицо лидеру гонки. Рядовой Участник кладет велосипед в траверс, валится на асфальт и замирает под колесами грузовика, чтобы вынырнуть позади прицепа - уже на полном ходу. Идущая следом колонна ударяет по тормозам, и грузовик ни с чем возвращается наперерез встречному движению на свою - предусмотренную правилами - полосу. Регулировщик одобрительно кивает, помахивая жезлом, когда прицеп проносится перед его глазами.

Наблюдая за подобными уличными сценами, я отчетливо понял, что без серьезного владения правилами кунг-фу мне не выдержать и ста метров на этой дистанции - даже если какой-нибудь особенно жадный до денег местный арендатор согласится выдать мне напрокат велосипед...

Другой ритуал китайцев, требующий мастерского владения кунг-фу - это, как ни странно, древняя привычка плеваться. Этот замечательный обычай распространен в Поднебесной настолько, что в земном существовании каждого китайца можно с уверенностью выделить две основных фазы: жизнь перед плевком (моральная подготовка, аутотренинг, медитация, сбор слюны) и собственно плевок (кульминация, катарсис). При взгляде на любого китайца можно безошибочно определить, в какой из двух фаз своего существования он в настоящий момент находится.

Коммунистическое правительство Китая всерьез мечтает отучить граждан от этой привычки. Плевание наказывается штрафами, о вреде его пишутся книги и диссертации. Каждого путешественника, прилетающего в международный аэропорт Шанхая, встречает огромный эмалированный щит (1 х 3 метра) с меморандумом на английском и китайском языке, который так и озаглавлен: "Вред плевания" (аршинными буквами). Воспроизведу полностью и дословно, без прикрас и редакторской правки:

"Плевание - антисанитарная привычка и нецивилизованный поступок. Это поведение выражает неуважение к общественности.

Проводимая в Китае патриотическая кампания по привитию массам навыков санитарии и гигиены дала в последние годы существенные результаты. Улучшилась также охрана окружающей среды. Но привычка плеваться, укоренившаяся в народе за тысячелетия, не претерпела значительных изменений. Следы мокроты видны на отдельных улицах. Их вид вызывает у людей желание сблевать. Плевание не только загрязняет окружающую среду, но и способствует распространению болезней дыхательных путей. Одним словом, плевание оказывает дурное влияние на репутацию нашей страны во всем мире. Поэтому мы с энтузиазмом откликнемся на программу Пяти приоритетов, Четырех принципов красоты. Не развивайте у себя привычку к плеванию. Харкайте в плевательную коробочку или в специальные салфетки. Мы посвятим себя - наши сердца и души - задаче превращения Шанхая в чистый и красивый город".

Этот документ требует нескольких пояснений. Во-первых, любой читатель, собравшийся усомниться в его подлинности, волен выслать в редакцию шекель, я допечатаю ему экземпляр фотографии этого щита и вышлю нарочным для самостоятельного домашнего изучения. Во-вторых, что такое Пять приоритетов и Четыре принципа красоты - я, к сожалению не знаю. В утешение могу подкинуть Четыре принципа, которыми руководствуется китайское правительство: верность заветам Маркса-Энгельса-Мао, диктатура пролетариата, социалистический путь развития и руководящая роль компартии. Скорее всего, Четыре принципа красоты, о которых говорится в документе, являются отражением тех же четырех основополагающих правил, но приложенных к красоте... Однако вернемся к плеванию.

Все попытки коммунистов заткнуть согражданам фонтан (столь успешные, когда дело касалось свободы слова) оказались совершенно безрезультатными в случае с плеванием. Оно популярно в сегодняшнем Китае примерно в пять раз больше, чем езда на велосипеде. Одним из важных факторов, способствующих распространению этой привычки, является, повидимому, ее общедоступный и демократичный характер: если на велосипед не всякий китаец может скопить деньги, то плевать каждому по карману...

При чем же здесь кунг-фу? - спросит читатель. - Неужели, чтобы плюнуть, нужно тоже овладевать тайнами этого восточного единоборства?!

А ты вдумайся, читатель, и тебе станет не по себе. Представь, что Китайская народная республика населена 1 миллиардом 250 миллионами китайцев, и все они одновременно, как один человек, плюют. Те, кто не плюют в настоящий момент - готовятся это сделать в следующую секунду. Если бы дело происходило вдали от Китая (например, если бы захотели бы разом плюнуть все обитатели обеих Америк) - оба континента вместе со всем их населением оказались бы во мгновение ока заплеваны с ног до головы. Зрелище, прямо сказать, неаппетитное. У людей, как правильно заметили поборники китайской гигиены, подобное зрелище может вызвать лишь желание сблевать - причем такое желание, от которого один шаг до осуществления. И уже в следующее мгновение континенты оказались бы еще и заблеваны... Как справедливо заметил режиссер Ф.Ф. Коппола в одноименном фильме, "апокалипсис - сейчас". Лучше даже не напрягать воображение, чтобы подобное себе представить - вдруг, не дай Бог, получится...

А в Китае ничего подобного не происходит. Огромные толпы людей, все кругом плюют, но ни в кого не попадают. Таксисты плюют из окон своих машин, пассажиры плюют в вагонах метро и салонах автобусов, пешеходы плюют на тротуар, а велосипедисты - на проезжую часть. При этом никто не задет, ничто не задето. Как достижимо это поистине великое чудо света?

Ответ мы уже нашли: плевание по-китайски - это прием кунг-фу особой сложности, при котором весь костно-мышечный аппарат плюющего превращается в единый механизм, который целиком подчинен заранее намеченному рисунку движения плевка... Не освоив этого навыка, вы, может быть, и научитесь плевать громко и с удовольствием, как заправский китаец, но вы постоянно будете попадать во встречных людей и предметы, а окружающие станут показывать на вас пальцем и кричать: "Гвайло! Гвайло! Ишь, китайцем прикинулся!"

Поэтому мой вам совет: хотите стать китайцем - учите кунг-фу. А не хотите - и слава Богу...