Профессия: челнок

Ту-154 авиакомпании "Синьцзянские авиалинии" мягко коснулся колесами бетона взлетно-посадочной полосы урумчинского аэропорта. Взревев, двигатели переключились в режим работы "реверс" (торможение). Резко упала скорость, и "челноки" по обычаю дружно захлопали в ладоши и закричали "ура!", выражая восторг по поводу удачного прибытия, для кого пятого, а для кого и пятидесятого, в Урумчи, город побед и поражений, удач и разочарований. Многих этот город обогатил, многих сделал счастливыми и обеспеченными, многих пустил по миру, выселил из уютных квартир, свел в могилу.

Урумчи, пионер российского челночества! Урумчи, символ обмана и жульничества! Урумчи - каждый челнок, глядя на тебя с трапа самолета, говорит себе: "Ну, что, посмотрим, кто возьмет верх на этот раз - Я или Ты".

А дальше идет все больше проза: пограничный контроль, где внимательные китайские пограничники, отлавливая взглядом народ посолиднее на рожу, на всякий случай спрашивают: "турист?" и, получив ответ: "да, турист", теряют к тебе интерес. Их интересуют не "туристы", а "служебники" - обладатели служебных паспортов, прибывшие в Китай по служебной надобности и заслуживающие более внимательного отношения, чем "туристы". "Служебник" везде пойдет вне очереди, у него ничего не отнимут на таможне, но вот за чертой таможенного контроля его преимущества заканчиваются. Приехал работать - работай!

"Турист" же пойдет по "полной программе". Внимательный паспортный контроль. Здесь все без убытку, хотя есть тонкость - все "туристы", а проще сказать, челноки (настоящих туристов в Урумчи не бывает, за редчайшим исключением) должны проходить группа за группой, без всяких отставших и отсутствующих, а то не пустят. Как известно, существуют два вида виз: групповые (когда визу оформляет туристическая фирма) и индивидуальные (когда визу оформляет частное лицо), причем цена тех и других виз практически одинакова.

Ясно, что разделить цену групповой визы на десятерых вдесятеро выгоднее, чем оформлять индивидуальную. Поэтому в Китай челноки едут группами. Соответственно, и пограничный контроль проходят группами: Иванов - есть, Петров - есть, Сидоров - и так далее. По издревле заведенному правилу в групповой визе указывается профессия "туриста": Иванов - инженер, Петров - технолог, Сидоров - врач, и тому подобное, хотя к реальным профессиям это не имеет никакого отношения, и зачем это надо, и кому, - непонятно.

Пройдя пограничный контроль, "турист" попадает на контроль таможенный - и здесь несет первые убытки, хотя китайская таможня по сравнению с казахской или российской - детский садик. Здесь грабят только по мелочи. Например, Иванов, Петров и Сидоров везут с собой одинаковую еду: копченую колбасу, мясную нарезку в вакуумной упаковке и рыбные консервы. Иванову говорят: "колбасу нельзя", и ее забирают. Остальное можно. Сидорову - нельзя нарезку, а колбасу пропускают. Петров же лишается рыбных консервов.

Все это скорее смешно, и тут челноки никогда не спорят, а те, что поопытней, вообще не берут с собой еды. Слава Богу, не в голодный край приехали, в любом магазине есть еда, и какая хочешь. Водки на таможне пропускают лишь по литру на брата, а сигарет - по десять пачек, но это уже на законном основании. Зато китайские таможенники никогда не зарятся на твой карман - то есть не тянут собственно денег, и не устраивают провокаций.

Вырвавшись из объятий официальных органов, группа челноков выходит под палящее солнце или пронзительный зимний ветер Урумчи; официальная часть как бы закончена, дальше - каждый сам за себя. Ты сам хозяин своей судьбы, можешь нажить денег, можешь потерять последние штаны.

Старший группы давно уехал на такси в гостиницу - выбивать склады, а сама группа села в автобус, который не едет, сколько ни возмущайся - встречающая турфирма, сговорившись с другой и третьей, решила за те же деньги перевезти в одном автобусе три челночные группы вместо одной. Ладно, это обычное дело. Является вторая группа, просит потесниться. Это "усть-каменогорские" - граждане Казахстана, половина казахи, половина русские. Ладно, теснимся. Третья группа - "азики", как их называют челноки. Ничего не просят, говорят на своем языке, лезут чуть ли не по головам, втискиваются в автобус.

Гудок! Поехали... За окном мелькают сложенные из необожженного кирпича постройки, заборы, многочисленные транспаранты красного, но сильно выцветшего кумача с лозунгами на китайском, а частично на уйгурском языке. И вот мы въезжаем в собственно город. Заборы и лозунги заменяются заборами и лозунгами другого типа: город активно строится, каждая стройка огорожена своим забором, и кумач на лозунгах посвежее. Про что там написано - не знаю: не китаеведы мы. Мы челноки.

Теоретически турфирма, встречающая нашу группу, предоставляет нам следующие услуги: транспорт от аэропорта до гостиницы (небольшой автобус), бронирование и оплата номеров в гостинице, транспорт до аэропорта в день отлета из Китая. С последним - заминка. Автобус, как выясняется в девяноста случаях из ста, за полтора часа до вылета самолета "сломался". Добираешься на такси за свой счет. Спорить и доказывать что-то нет времени. Фирма предоставляет также услуги переводчика, иногда понимающего по-русски. Этот переводчик помогает решать исключительно общегрупповые вопросы (уточнить время вылета самолета, урегулировать отношения с "комиссией", о которой будет сказано ниже, провести переговоры с администрацией гостиницы о расселении по номерам).

Фирма оплачивает также транспорт (автобус или легковой автомобиль) от Урумчи до Хоргоса, поскольку часть группы обязательно сопровождает "фуру" с грузом до границы с Казахстаном и далее до Алма-Аты.

Гостиницы в городе есть разные: насчет пятизвездочных не знаю, но остальные - на выбор: от четырехзвездочного "Холидея" до самых низкопробных. Челноки, как правило, останавливаются в тех, что подешевле, причем определяющим фактором является наличие поблизости подходящих складов для хранения товара, его осмотра, перепаковки и прочего.

На заре челночества это не имело большого значения, денег было мало, товара брали мало и хранили его часто в своем же номере - правда, забивая помещение до потолка. Но времена меняются, меняются и объемы. Поэтому найти и снять удобный, надежный склад - первое дело. Вот гостиница "Гяньджо", склады которой находятся прямо в подвале. Не знаю, сколько у нее звездочек - очень может быть, что одна. Входишь в трехместный номер и видишь комнату примерно в 10 квадратных метров, где стоят три кровати, две тумбочки, пара стульев и стол с допотопным телевизором. В "предбаннике" есть ванна с унитазом, который большую часть времени не работает, а когда работает - то плохо.

Горячая вода бывает час утром и часа два-три вечером, но без строгого расписания. Холодная вода есть почти всегда. Пить ее нельзя, для питья в каждый номер дается специальный термос, с которым надо идти за кипяченой водой к "куне". "Куня" в данном случае - нечто вроде дежурной по этажу, но в ее обязанности входит и обслуживание "кубовой", где периодически в большом титане появляется кипяченая вода. Слова "куня" нет ни в китайском, ни в каком другом языке. Это челночный "новояз", и один грамотей мне рассказывал, что "куня" - искаженное китайское "гуниан" - девушка, девица. Но в Урумчи челноки "кунями" называют всех лиц женского пола, находящихся при исполнении служебных обязанностей. Не только русские, но и грузины, азербайджанцы, прибалты, украинцы. Все "куни" понимают и принимают это обращение. В Пекине такого слова в обиходе практически нет.

В "Гяньджо" куня обязана открывать своим ключом номера постояльцам, так как на руки им ключи, уж не знаю почему, не выдают. В других гостиницах - выдают. Вселяясь в номер, опытный челнок сразу же проверяет исправность телевизора, мебели и, так сказать, инвентаря (чашки, стаканы) - все это может быть разбито, сломано или вообще отсутствовать. Если сразу не покажешь на это куне пальцем - будешь платить. Разумеется, можно попытаться заставить сменить белье на кроватях или починить унитаз. Но это редко приносит результат. Унитаз плохо работает потому, что неисправна вся система канализации в гостинице, и сантехник тут помочь не в силах. Насчет белья ты в лучшем случае получишь кунины заверения, что раньше здесь спал тоже русский, а не китаец, так что зачем менять белье? Некоторые челноки спят не раздеваясь, а некоторые идут в ближайшую лавку и покупают комплект постельного белья, которое потом чаще всего увозят в Россию.

При входе в "Гяньджо" есть нечто вроде бара, где по повышенным ценам продают водку, пиво, кока-колу, сигареты. "Питательной" точки в гостинице нет.

Обходится койко-место челноку в 10-12 долларов в сутки. Гостиница забирает из этой суммы 6-7 долларов, остальное идет турфирме.

Борьба за гостиничные склады начинается еще в аэропорту. В самолете летит много групп челноков: москвичи, украинцы, "азики", грузины, казахи и Бог знает кто еще. Кто первый явится в гостиницу - тот наверняка получит склады, а последнему может не хватить. Соответственно, надо первым добежать от самолета до пограничного контроля, потом до таможенного контроля и, вырвавшись на волю, отбиваясь от предлагающих все существующие на свете блага и услуги уйгуров, взять такси и первым доехать до гостиницы. Получив на руки ключи от складов, можно перевести дух и, купив бутылочку пивка, победно взирать с крыльца гостиницы на волнообразно прибывающих отставших. Приехавшие последними отправляются искать другую гостиницу, где, может быть, еще остались свободные склады.

Метрах в ста от гостиницы находились несколько уйгурских столовых, над входом в одну из которых красовалась надпись на русском языке: "Добро пожалось в наш мусульманский ресторан. У нас очень вкусно и горазда дешевле". Челноки, не мудрствуя лукаво, сюда и заходили. Мусульмане вообще всегда стараются подчеркнуть, что их заведение именно мусульманское, а не китайское. По их мнению, в китайский ресторанчик уважающий себя человек ходить не может. "Мусульманский ресторан" представляет собой обеденную комнату размером примерно 20 квадратных метров, где стоят четыре-пять обеденных столиков. Имеются два "кабинета" - закутки метров по пять, с большим столом посередине.

Меню: лагман, пельмени, шашлык, жареная курица и рыба, салат (огурцы, помидоры, лук) и, конечно же - первым делом - лягушка и змея. Цены раза в четыре выше, чем было бы испрошено с местного жителя. Исключение составляет лагман, который (это известно всем) стоит по всему городу 9-12 юаней, не больше, здесь уж не надуешь. Кроме того, в избытке водка, вино, пиво, сок, кока-кола и прочие напитки. С виду кажется, что всеми делами в "мусульманском ресторане" заправляет некто Али (он же Володя, Юра, отзывается и на другие имена). На самом деле это простой официант и повар, который понимает по-русски и потому стал центральной фигурой в заведении.

Я не знаю точно, что обозначает по-китайски слово "пифа". Скорее всего, оно имеет несколько значений: "много", "оптом", и вместе с тем "пифа" - это те места, где продают и покупают много и оптом. Когда спрашиваешь у продавца цену на товар, говоришь: "дойче пифа?" ("сколько оптом?"). Продавец, оценив тебя взглядом, набирает на калькуляторе цифру - настоящую или завышенную цену в юанях.

Остановив такси (другим транспортом челноки по Урумчи не передвигаются), говоришь таксисту, например: "Хо-узан-пифа" ("Хо-узан" - "вокзал", то есть "вези меня на тот оптовый рынок, что у вокзала"). Большинство таксистов понимают всю эту абракадабру. А не поймет первый - поймет второй. Вообще, если китаец хочет понять, то поймет, говори ему хоть по-турецки. Если не хочет, то не поймет и на чистом китайском.

Оптовых рынков в Урумчи несколько: "Либо-пифа", "Синьхуа-пифа" и другие. Есть также большой "пифа у фонтана", но его китайского названия почему-то никто не знает, и на такси до него не доехать. Зато можно дойти пешком, потому что он недалеко от "Либо-пифа" и "Няньзьго-пифа".

Оптовый рынок в Урумчи - это трех-четырехэтажное здание, вдоль каждого этажа которого идет длинный коридор, в который с обеих сторон выходят комнаты - "магазины". Появление в коридоре русского или другого челнока вызывает ажиотаж. Из всех комнат высовываются продавцы, делают призывные жесты и наперебой кричат: "Эй, друга, давай!", "Эй, друга, посмотри!" Раньше кричали: "Эй, товались!", но, видимо, теперь продавцам объяснили, что с некоторых пор называть "товарищами" россиян - неправильно. Иногда встречающиеся на пифа китайские студенты-филологи (они не хотят денег, хотят честно попрактиковаться в разговорном русском языке) обращаются: "Здравствуйте, господин!" Они идеологически подкованы. Впрочем, идеология их не спасает, и такие добровольцы-переводчики немедленно изгоняются с пифа уйгурской шпаной.

Заходим в "магазин". Вдоль стен стоят двухъярусные нары, на которых днем выставлены образцы предлагаемых товаров, а ночью спят продавцы. Почти всегда такие "прилавки" полностью заполнены самыми разнообразными вещами - если стоят женские туфли, то видов 20-30, ботинки - тоже много, кроссовки - еще больше. А как начнешь разбираться да торговаться, то выяснится, что этого вида - нет, другого-третьего - тоже нет, бывает, что толком-то вообще ничего нет, а есть только одни паршивенький товарец, завалявшийся еще с прошлого года, который хозяин готов отдать по бросовой цене. Видимость же изобилия создается для того, чтобы остановить колеблющегося покупателя, завязать разговор. Может, кто и купит имеющуюся в наличии дрянь. Если же она, дрянь, будет одиноко красоваться на прилавке, в такой магазин просто никто не зайдет.

Однако бывает и по-другому: почти весь представленный в "магазине" товар действительно есть в наличии. В этом случае важно установить, является ли торгующий в такой лавке китаец настоящим хозяином - или он просто выставил один или несколько образцов чужого товара у себя в магазине и накидывает цену на 2-3 юаня. На одной тысяче единиц товара он наварит 2-3 тысячи юаней, а челнок ровно столько же потеряет.

Настоящего же хозяина теоретически найти можно, но трудно. Следует просто обойти все крупные пифа и узнать цену на данный товар. Где дешевле всего - там и брать. Но для этого придется объехать 5-6 рынков, крупнейший из которых - "Хо узан-пифа" - состоит из 7 многоэтажных зданий и имеет тысячи "магазинов". Челноки, как правило, испытывающие дефицит времени, могут потерять в поисках настоящего хозяина несколько дней, а это слишком большая роскошь. К тому же за время поисков данный товар может уйти. Другой челнок купит всю партию, и привет... Челнок - профессия нервная.

Бывает, что товар уходит прямо "с колес" - даже не попадая на прилавки. Дело в том, что "фабрика" (товар фабричного производства) в Урумчи практически не производится. Ее, как впрочем, и "не фабрику", привозят на специальном поезде, который прибывает в город один раз в неделю - в субботу или в воскресенье. Азербайджанцы и другие челноки побогаче являются к моменту разгрузки поезда и там рассматривают и покупают интересующий их товар. Это выгодно: во-первых, ты уверен, что перед тобой хозяин - первые руки, а во-вторых, ясно, что китаец не успеет сделать "подброс" - то есть подбросить в упаковки с товаром какую-нибудь дрянь. Но на вокзале китайцы продают товар только крупными партиями. На это нужно иметь большие деньги.

Чуть ли не главная трудность для челнока в Урумчи - дефицит времени. Самолет Алма-Ата - Урумчи прилетает вечером в пятницу. А таможня в Харгосе работает до обеда в субботу, а в воскресенье вообще закрыта! Значит, на все про все - купить товар, пройти "комиссию", погрузить фуру и успеть добраться за 800 километров до Хоргоса - челноку остается неделя. Поэтому, едва вселившись в гостиницу и получив ключи от складов, челноки мчатся на поиски товара. Облюбовав товар и сговорившись о цене, желательно заставить продавца самостоятельно доставить его на свой склад, предварительно дав залог - 100 юаней в доказательство серьезности своих намерений. Тогда по дороге продавец сам смотрит за товаром, за его сохранностью. В противном случае, на любом светофоре на машину с грузом может быть совершено мелкое нападение: малолетние уйгурские шпанята, как коршуны, бросаются на грузовик, распарывают ножами мешок или ящик, выхватывают что попало, и бежать.

Если челнок это заметил и кинулся в погоню, то вор бросит похищенное и убежит. Кажется, не было случая, чтобы вор оказал хозяину сопротивление или ударил его. Право хозяина защищать свою вещь признается уйгурами безоговорочно, но не дай Бог вмешаться в конфликт водителю грузовика! За вмешательство в чужие дела он может жестоко поплатиться. Потому не вмешивается никогда.

Наконец приехали на склад. Здесь всегда околачивается бригада "амбалов", чаще уйгуров, иногда китайцев. В "Гяньджо" несколько лет держалась бригада под командой бригадира по имени Садык, заламывавшая за разгрузку товара и переноску его в подвал несусветные цены. Торговаться не имело смысла, но можно было разгружать товар самому, только лично. Если, предположим, водителю приходило в голову тебе помочь, то ему для начала делалось строгое предупреждение, и он отступался.

Челнок-мужчина еще может разгрузить грузовик самостоятельно. Но каково женщине! А женщин среди челноков почти половина.

Но вот товар на складе, проверен, оплачен. Теперь надо уложить его аккуратным штабелем для измерения объема, поскольку перевозку товара в фуре челноки оплачивают в зависимости от его объема, да и объем самой фуры строго ограничен. Кроме того, мешки и ящики надо промаркировать, скажем, аэрозольной краской - надписями типа "Леша", "Петя", "Валя" и т. п., иначе как потом разобраться, где чей ящик?

И - наступает черед "комиссии".

На заре челночества никаких комиссий не было. Но однажды большой китайский чин, приехав в Россию, увидел на здании универмага надпись: "Магазин без китайского товара". Что такое? Китаец потребовал разъяснений и узнал, что с некоторых пор авторитет китайского товара в России очень низок, поскольку ввозится сюда в основном "не фабрика".

Вернувшись на родину, чиновник предпринял меры, следствием которых явилось появление так называемых "комиссий", призванных следить за качеством вывозимого из Китая товара. Комиссия из китайских должностных лиц призвана отсекать всю "не фабрику", а также смотреть, чтобы вывозимые товары, хотя бы и "фабрика", не являлись подделкой под какую-нибудь "Пуму", "Адидас" и что-нибудь такое же знаменитое, но некитайское. Кроме того, вывозимая продукция должна иметь четкую маркировку "Сделано в Китае" или, во всяком случае, не иметь поддельных надписей типа "Сделано в Италии" или "Сделано в Германии".

В случае, если комиссия находит, что вывозимый товар соответствует всем вышеперечисленным требованиям, она дает разрешение на погрузку товара и пломбирование машины, и тогда фуру китайская таможня не досматривает.

Разумеется, выполнить все требования и купить один только безупречный товар челнок не способен, да и позволить себе такого не мог бы. Однако часть товара он обязательно покупает нормального качества. Этот-то товар и выставляется в качестве единственно вывозимого, а товар-"левак" прячется куда-нибудь в задние ряды и дальние углы. Разумеется, комиссия прекрасно знает об этом и при желании может легко обнаружить обман, но...

Дело в том, что сама комиссия на склад ни за что не попрется - чтобы она осмотрела ваш товар, вся группа должна через переводчика дать ей "на такси", причем сумму, раз в тридцать превышающую реальную стоимость проезда.

Тогда к положенному сроку на склад является мужчина или женщина в единственном числе, с серьезным видом рассматривает выставленные вами образцы, редко-редко велит раскрыть ближайший ящик, где, разумеется, лежит разрешенный к вывозу товар. На этом, как правило, комиссия прекращает свою работу и подписывает необходимые бумаги. Официальные услуги "комиссии" тоже платные, за последний год их цена выросла вдесятеро и сейчас составляет что-то около 200 долларов.

Как только "комиссия" свое дело сделала и, довольная, удалилась, начинается погрузка в фуру. До середины 1995 года трейлеры были казахстанские, прямым ходом шедшие от Урумчи до Москвы. Но затем китайцы, заботясь о развитии собственного автотранспорта, практически закрыли въезд в Китай машин из Казахстана, и теперь приходится нанимать китайскую машину от Урумчи до Алма-Аты, а там уж перегружать товар на казахскую машину, которая пойдет до Москвы.

Погрузку китайской машины (открытой длинной платформы) профессионально проводит бригада местных опять-таки амбалов. Они же накрывают машину тентом от дождя и снега и крепко утягивают весь груз канатами, чтобы не развалился по дороге. От этих канатов часть груза обязательно испортится, но это неизбежное зло. Стоит такая работа 1.200-1.500 юаней - как сторгуешься.

Китаец-водитель в это время ходит вокруг старшего группы и делает характерные движения пальцами. Надо дать ему юаней 200 и наобещать еще 200 в Хоргосе, если приедет вовремя. Если этого не сделаешь, то водитель объявит, что машина "сломалась", и ляжет спать хоть на три дня.

Получив 200 юаней, китаец начинает восклицать: "гаи-гаи", "гаи-гаи" - намекая на то, что казахстанские гаишники обдерут его как липку. Лишь получив твердые заверения, что взаимоотношения с казахстанской ГАИ "лобэн" (то есть "хозяин", "начальник") тоже берет на себя, шофер успокаивается. Теперь можно надеяться, что водитель приедет в Хоргос в пятницу вечером, чтобы утром в субботу машина могла успеть пройти таможню и пересечь границу.

Судьба группы челноков может сложиться по-разному: бывает, что вся группа на специальном автобусе с двухъярусными спальными нарами отправляется вслед за своим грузовиком в Хоргос, вместе с ним пересекает границу, следует до места перегрузки товара и далее - до Алма-Аты. Но в последнее время женская часть группы и спешащие по делам или просто не желающие испытывать дорожные трудности мужчины улетают из Урумчи самолетом на Алма-Ату или прямо в Москву, с посадкой в Новосибирске. В этом случае они предварительно платят по 50-60 долларов в пользу сопровождающих груз.

Автобус Урумчи - Хоргос - особая песня. Там не сиденья, а нары. Кажется, водитель имеет в своем распоряжении только одну педаль - педаль газа, а о тормозе он и не слыхал. В мчащийся по раскаленной или заснеженной пустыне автобус врываются струи жаркого или морозного воздуха, а лежащие на нижних нарах челноки на каждой колдобине разбитой дороги подпрыгивают сантиметров на двадцать. Если не пристегнуться к лежанке особой пряжкой, обязательно разобьешь лоб о верхние нары, на которых точно так же скачет и пляшет багаж.

За окном однообразный пейзаж песчано-глинистой пустыни, кое-где украшенной саксаулом или еще какими-то колючками. Изредка мимо проносятся полукустарные кирпичные заводы - строительство идет большое, и кирпич, пусть и поганого качества, очень нужен. Часов через десять такой езды, обычно под вечер, автобус въезжает в город Усу, где водитель, к облегчению измученных пассажиров, объявляет, что автобус "сломался", и отправляется на три-четыре часа поспать в каком-то общежитии.

А мы, потирая избитые за дорогу бока и затылки, вылезаем поразмять конечности, поговорить, перекусить. Посреди ночи автобус выедет из Усу и помчится дальше, к перевалу через горный хребет Боро-Хоро. На рассвете начнется пологий затяжной подъем на перевал.

Вот автобус достиг высшей точки перевала, и дорога пошла обрывистым берегом большого и потрясающе красивого горного озера Сайрам-Нур. Дальше - спуск по жутко узкому и извилистому серпантину: встречные машины разъезжаются с большим трудом, колеса автобуса катятся буквально по краю пропасти, дна которой не видно. Это - самый опасный участок пути. И самый красивый.

Когда мы достигаем горного ручья, автобус останавливается, чтобы люди могли умыться. Здесь же какие-то люди продают в пластиковых канистрах "горный мед" - гнусную смесь неопределенного состава, вроде той, что продают в Москве цыганки под видом деревенских баб ("бригадир послал - нам зарплату медом выдают").

Однако новички, которым можно всучить "горный мед", через горы ездят сейчас редко.

Автобус идет вниз вдоль берега ручья, постепенно превращающегося в речку, наконец горы кончаются, а еще примерно через полтора часа автобус въезжает в Харгос - пограничный городок на китайско-казахской границе. Подъезжаем почти к самой таможне. Не успевает автобус остановиться, как в окно уже лезут уйгуры: "Брат, доллар есть? Брат, где твой машина? Что везешь?"

Как же, так я тебе и сказал. Часто бывает, что наша фура уже в отстойнике - на площадке у самой пограничной черты, которую переходить нельзя. Вообще-то у таможни все уже очень строго, в разных местах стоят китайские пограничники, и прежде чем пройти мимо каждого, следует спросить: "Можно?" Он ответит, можно или нельзя.

Ослушаться китайца - очень опасно. Один шустрый челнок решил было проскочить в таможню за спиной пограничника. Он был схвачен, с позором вышвырнут обратно, а вся группа в наказание задержана на сутки. И это еще легко отделались.

Если фура уже в накопителе, следует скорее бежать туда - охранять ее от уйгуров, норовящих разрезать тент и украсть что попало из мешков. Одновременно они же требуют денег за "охрану" машины, поскольку кругом-де одни бандиты... "Брат, давай сто пятьдесят юаней, мы твою машину охраняли, надо платить. Нет сто пятьдесят юаней? Дай сто долларов (двести долларов, пятьдесят юаней, десять юаней, дай закурить)..."

Закурить даешь. Все это происходит буквально в десяти метрах от китайского пограничника, стоящего словно изваяние на своем посту. Он охраняет некую пограничную черту, переход которой может быть расценен как попытка перехода границы. Остальное его не касается. Но однажды, неслыханное дело, пограничник не выдержал и сошел со своего поста, чтобы отвесить уйгурскому шпаненку такого пенделя, что тот скакал, визжа, как резаный поросенок, метров двадцать - видно, удар кованого сапога пришелся по копчику. Китаец же бегом вернулся на свой пост.

Все таможенные бумаги оформлены, машина двинулась через таможенный пост. Челноки быстро проходят пограничный контроль - получают штамп в паспорте о выезде из Китая - и торопливо рассаживаются в маленьком автобусе, который за вполне умеренную плату перевезет их на казахскую сторону. Еще одна проверка паспортов - не затесался ли в автобус кто лишний? Все в порядке, лишних нет. Тогда вперед, вслед за ушедшей фурой. Впереди Казахстан. А за ним - Россия.