Семь дней в меняющемся Тибете, окончание

В первом поезде, который отправился с пекинского Западного вокзала по только что открытой магистрали Цинхай-Тибет, около сорока мест было отдано представителям зарубежных СМИ. Был среди них и наш корреспондент. Рассказ об этой поездке мы начали публиковать в предыдущем номере журнала. Он оборвался, когда пассажиры благополучно добрались до Лхасы, и журналисты приготовились к встрече с местным руководством. Председатель народного правительства Тибетского автономного района (ТАР) Цамба Пунцок уверял их, что сооружение железнодорожной магистрали, обошедшейся Китаю в 4,2 миллиарда долларов, будет способствовать экономическому развитию Тибета и не окажет негативного влияния на его экологию.

Быстрый рост туризма не вызовет упадка культурно-национального своеобразия тибетцев, считает глава правительства ТАР. Что касается рабочих-мигрантов, приезжающих из других районов КНР на заработки в Лхасу, то для их пребывания существует шестимесячный лимит, после которого большинство из них покидают Тибет. Однако без привлеченной извне рабочей силы представить себе развитие местной экономики невозможно. По официальным данным, из 2,77 миллиона постоянных жителей ТАР тибетцы составляют 95 процентов. Но, судя по моим походам по близлежащим аптекам и прочим точкам, торговля в руках китайцев, тибетцев за прилавками мало. "А они и так богатые, зачем им торговать", - сказал владелец ювелирной лавки, расхваливавший знаменитую тибетскую бирюзу. Сам торговец приехал из Сычуани.

Тибетский автономный район хотел бы развивать связи во всех областях с Россией, в том числе - с регионами, населенными многочисленными приверженцами ламаизма: Бурятией, Калмыкией и Тувой. Однако к отношениям ТАР с этими российскими регионами не должен примешиваться вопрос о далай-ламе, сказал Цамба Пунцок, отвечая на пресс-конференции на мой вопрос. Он напомнил, что некоторое время назад в российских республиках побывал ряд делегаций из ТАР, в составе которых были "живые будды". "Тибетские ламаисты питают теплые чувства к российским ламаистам, хотят поддерживать с ними тесные связи. Мы рады тому, что этот год - Год России в Китае, а следующий будет Годом Китая в России", - сказал Пунцок.

Ситуация с далай-ламой, как можно было понять из его дальнейшего выступления, остается тупиковой. Хотя каналы для контактов китайских властей с бывшим правителем и остаются незакрытыми, но "до сих пор они не принесли заметного прогресса". Пунцок упомянул приезды в Пекин личных представителей и родственников далай-ламы. Всю вину за неуспех переговоров Пунцок возложил на самого далай-ламу, который, по его словам, по-прежнему "продолжает раскольническую деятельность" и выступает за "Великий Тибет", с присоединением ряда районов с тибетским населением, находящихся ныне в составе соседних китайских провинций. Председатель правительства ТАР подверг критике и высказывания далай-ламы о возможности возвращения в Тибет "для проживания в отставке". В Тибете сегодня запрещено вывешивать фотографии далай-ламы в общественных местах, включая монастыри. "Мы не приветствуем, когда его фотографии вывешивают в домах, однако не используем в таких случаях силу", - сказал Пунцок, добавив, что тибетцы "сами по собственной воле снимают портреты далай-ламы", поскольку, мол, все лучше понимают суть его деятельности, направленной на подрыв суверенитета и территориальной целостности страны.

В дни нашего пребывания в Лхасе Китай и Индия возобновили торговлю в приграничных районах Гималаев. После почти полувекового перерыва, вызванного вооруженным конфликтом начала 1960 годов, на высоте 4545 метров над уровнем моря вновь открылся торгово-транспортный переход Натху-ла, который связывает Тибетский автономный район и индийский Сикким.

Торговые площадки будут открыты только с апреля по сентябрь в связи с суровым климатом в Гималаях. В Индию из Тибета будут вывозить текстиль, шерсть и бытовую электронику, а обратно - железную руду, автомобильные комплектующие и крупный рогатый скот.

Потала, паломники, собачки

На следующий день удалось поближе познакомиться с Поталой. Поразил нескончаемый поток паломников, двигавшихся по часовой стрелке вокруг уходящего вверх дворцового комплекса. Журналисты бросились их фотографировать, внеся сумятицу в стройное движение молящихся. Многие паломники, в основном тибетские бабушки, вели на привязи домашних любимцев - собачек, непременно с бубенчиками на шее.

Над Поталой развевается китайский красный флаг. На ограде дворца с фронтальной стороны висят два огромных транспаранта: "Благодарим родную коммунистическую партию за сердечную заботу" и "Душевное спасибо народу всей страны за всемерную помощь". Во дворце завершен первый этап реставрационных работ на сумму 108 миллионов юаней, выделенных центральными властями. Восстановление огромного здания продолжается: предстоит освоить еще 170 миллионов юаней. "Это огромный музейный комплекс, его сохранность требует постоянных усилий", - говорит 64-летний Гэсанг, хранитель Поталы.

Раньше этот тибетец трудился в кинематографе, но 18 лет назад партия направила его сюда. В беседе с журналистами Гэсанг подчеркнул, что Потала - именно дворцовый музей, а не монастырь, и даже служащие здесь монахи носят, как и другие сотрудники, рабочие халаты, правда, традиционного "ламаистского" коричневого цвета.

Власть в Тибете в прежние времена основывалась на сочетании духовного и светского начал. И все же бывшие хозяева дворца - далай-ламы воспринимались народом главным образом как реинкарнация бодхисатвы Авалокитешвары, божества милосердия. Да и само слово "потала" означает на санскрите "место обитания бодхисатвы". Архитектура комплекса, заложенного в седьмом веке царем Сронцзангамбо на Красной горе в центре Лхасы, подкрепляет мысль о богоподобности его обитателей.

Гигантское здание, включающее в действительности два дворца - Красный и Белый, в высоту поднимается на 117 с лишним метров, занимая общую площадь 360 тысяч квадратных метров. В бесконечных комнатах, соединенных узкими переходами, то карабкающимися вверх, то спускающимися вниз, хранятся богатства, накопленные за многие столетия. Драгоценные погребальные ступы далай-лам, огромные мандалы из серебра и золота, украшенные самоцветами, парчовые ткани, искусные настенные росписи. Но монахи, поддерживающие огонь в чанах с ячьим маслом, смешанным с воском, оберегают прежде всего духовные богатства дворца: тысячи сутр, других священных книг, которые видны на деревянных полках.

С тех пор как последний далай-лама 14-й покинул свое обиталище в 1959 году, бежав с приверженцами через заснеженные горные перевалы в Индию после антикитайского восстания, ответственность за сохранность сооружения со всем содержимым легла на новые власти. Надо сказать, это нелегкая задача. Гэсанг напоминает о том, как в начальный период "культурной революции" Поталу спас от бесчинств хунвэйбинов тогдашний китайский премьер Чжоу Эньлай, распорядившийся "не трогать" дворец. Увы, многие монастыри Тибета, уцелевшие после военных действий в конце 1950 годов, были разграблены и разрушены полными революционного энтузиазма "красными охранниками".

Хотя далай-лама "здесь больше не живет", тибетцы продолжают относиться к дворцу как к сакральному месту. Ежегодно в Потале бывает около 70 тысяч паломников, с которых берут за вход символический юань (12 центов). Как ни стараются поддерживать древнее сооружение, а следы ветшания видны повсеместно: глубокие царапины на стенах, граффити на китайском и тибетском языках. Не паломники, конечно, представляют основную угрозу старинному дворцу. Быстро растущая армия туристов страшит Гэсанга и других сотрудников Поталы. В прошлом году их здесь побывало 370 тысяч, а в ближайшем будущем, не в последнюю очередь благодаря прокладке железной дороги Цинхай-Тибет, соединившей Лхасу с равнинными районами страны, в Поталу будут стараться попасть до 6 тысяч путешественников в день. "Уже сейчас мы ограничиваем число посетителей. В дальнейшем во дворец предполагается пускать не более 2,3 тысячи человек в день", - говорит Гэсанг. За туристами, чтобы те не оставляли на стенах автографы, приглядывают с помощью скрытых камер. На случай пожара повсюду расставлены огнетушители.

Во второй половине дня, не успев переварить впечатления от Поталы, отправились в монастырь Джоканг, построенный тем же царем Сронцзангамбо для его двух жен-буддисток - китайской и непальской принцесс. На первом этаже четырехэтажного здания сохранились элементы первоначального убранства, едва видные в колеблющемся свете масляных плошек.

Как рассказал священнослужитель Куджа, знакомивший журналистов с монастырем, он построен на озере, и в одном месте есть большой камень с отверстием, приложив ухо к которому "правильные" буддисты якобы слышат плеск волн и крики озерных птиц. В монастыре познакомился с молодыми ламами, готовившимися к вечернему диспуту, в ходе которого они, громко хлопнув в ладоши перед носом товарища - дабы пробудить его сознание и вообще наскоро прочистить чакры, задавали ему какой-нибудь каверзный вопрос по сутрам и другим священным книгам. Ребята оказались веселыми, далекими от мрачной аскезы. Хорошо говорят по-китайски, некоторые бегло на английском. На вопрос, следили ли они за играми чемпионата мира по футболу в Германии, хором ответили, что да, болели у телевизора, и сами тоже любят сыграть в футбол в свободное время.

В Тибете монахами становятся на всю жизнь. Раньше каждая семья отдавала одного из сыновей в ламы, да и сейчас это считается почетным. Не так давно китайское информационное агентство Синьхуа сообщило о футбольной команде, созданной в одном из тибетских монастырей. "Ламы в шиповках" даже ездили в Лхасу на товарищеские матчи со студенческой командой местного университета.

Священное озеро Нам-цо

Хотя туризм и быстро развивается в Тибетском автономном районе, все же тибетцы, лишь каких-то полвека назад расставшиеся с рабовладением и крепостничеством, не слишком быстро втягиваются в рынок в отличие от предприимчивых ханьцев - собственно китайцев. И туризм здесь, сказать по правде, все еще во многом патриархальный, что-то вроде "гости дорогие приехали". Туристический бизнес по-тибетски можно попробовать на берегу озера Нам-цо - второго по размерам в Китае, расположенного на высоте 4627 метров над уровнем моря.

Чтобы попасть к Нам-цо, на пути из Лхасы нужно преодолеть горы Ньенчен-Тангла на высоте где-то около 5200 метров. Выйдя на перевале из автобуса, я снова, как и в первый день в Лхасе, испытал влияние горной болезни - закружилась голова. Но к прихваченному на всякий случай кислородному баллончику прибегать не стал, постаравшись просто поменьше двигаться, как советовали более опытные "горновосходители". Внизу показалось огромное голубое пространство озера, сливающееся с таким же ослепительно голубым небом. На прекрасной асфальтированной дороге к самому озеру стоит застава - путешественникам предлагают пересесть на удобные автобусы, которые и подвозят их непосредственно к берегу. На этом комфорт кончается. Приозерная туристическая инфраструктура напоминает цыганский табор из множества обычных палаток. Внутри - харчевни незатейливой тибетской кухни, "изыски" которой сводятся к отварному мясу и цзамбе - смеси ячменной муки с ячьим маслом, солью и водой. Здесь же можно и отдохнуть, привольно расположившись прямо на раскинутых на полу коврах. Или поиграть на свежем воздухе в бильярд за рассохшимися столами.

А вокруг палаток крутится куча живописно одетого народа. Одни предлагают покататься на низкорослых местных лошадках или упрямых верховых яках, другие навязывают дешевые сувениры из камня, третьи попросту попрошайничают. Впрочем, все это происходит весело, с прибаутками, от которых покатываются со смеху сами торговцы.

С другой стороны, как раз отсутствие роскошных отелей, ресторанов и баров привлекает к Нам-цо. В этом не испорченном цивилизацией уголке можно просто выйти на берег тихо плещущих вод и полюбоваться на панораму разноцветных гор - от голубых до иссиня-черных, желтых, бурых, зеленых, белых снежников.

Рядом с туристическим "лагерем" - две скалы, которые называют мужем и женой. Обе покрыты бесчисленными белыми полосками - шелковыми хада, которые каким-то образом отправляют на верхотуру тибетцы. Для них это огромное зеркало прозрачной воды, раскинувшееся на 70 километров в длину и 30 в ширину, по-прежнему остается священным местом. Хорошо, что по озеру не носятся шумные моторки, которые могли бы распугать гнездящихся на островах горных уток и гусей. Летают над водой чайки, должно быть, тоже какие-нибудь высокогорные. Встречаются здесь дикие яки. Остается возложить на камень хада и попросить тибетских богов как можно дольше сохранять окрестности Нам-цо такими же "дикими", как сейчас.

Но цивилизация на подходе. Совсем недалеко отсюда предприимчивые гонконгцы уже построили фабрику по разливу ледниковой воды в пластиковые бутылочки с цифрой "5100" на этикетке - высотой горы, откуда сползает глетчер. А теперь и немцы намерены производить здесь же "экологически чистое" пиво. Работают на новых производствах, впрочем, местные тибетцы. От пива и до баров с отелями недалеко. Так что торопитесь к Нам-цо, пока туристический бизнес там не совсем развернулся. Может, застанете не тронутый крупными инвестициями уголок девственной природы.

Ночевать будем в Нагчу - центре одноименного округа. По дороге заезжаем на молочное предприятие, где делают ужасно твердый тибетский сыр, который хранят в виде длинных желтоватых полос, и очень вкусное ячье кислое молоко. Сразу есть в больших количествах не рекомендую - к нему, как к тибетскому климату, нужно привыкать постепенно. Очень жирное для наших городских желудков. Такие кооперативные производства помогают тибетцам перейти от натурального хозяйства к товарным отношениям. Замечу между делом, что, несмотря на обильное и калорийное питание, я похудел за неделю в Тибете на четыре кило. Тибетцы говорят, что это от более энергичной работы всего организма в условиях высокогорья.

"Живой будда" и царь Гэсар

Округ Нагчу, расположенный на высоте более 4,5 тысячи метров над уровнем моря, занимает территорию 400 тысяч квадратных километров. Народу здесь живет 394 тысячи человек, то есть чуть менее одного тибетца на квадратный километр. В основном занимаются скотоводством.

В Нагчу попали на службу в ламаистском монастыре Шодэнг. Монотонное пение лам оживлялось "музыкальным сопровождением": ритмичными ударами в барабаны, ревом трех малых и одной большой дудок. При выходе из молельного зала нас приветствовал местный "живой будда" - не без щегольства одетый мужчина лет пятидесяти в затемненных очках и широкополой шляпе на манер ковбойской. Подобные головные уборы весьма популярны у тибетцев-скотоводов, а местные чиновники предпочитают менее экстравагантные фетровые шляпы. Женщины тоже их любят.

Как оказалось, "живой будда", "избранный" еще в малолетстве своим предшественником и старшим родственником, уже несколько лет как является членом городского отделения Народного политического консультативного совета Китая - органа Единого фронта. По зову души он занялся экологическими проблемами, пропагандируя среди соплеменников бережное отношение к природе. "Живой будда" из Нагчу женат, имеет троих детей, пользуется автомобилем и мобильным телефоном. Вполне живой наш современник. Не совсем ясным для нас было его качество "будды", но у окружающих лам это никаких сомнений не вызывало, и мы с удовольствием приняли из его рук традиционные хада.

Следующей достопримечательностью Нагчу был Народный театр. Его руководитель Цэрэн Доржэ одержим идеей сохранения в народе популярности героического эпоса "Царь Гэсар", повествующего о славных деяниях великого правителя-воина. "Увы, и у нас, можно сказать, в глубинке Тибетского нагорья, на высоте свыше 4,5 тысячи метров над уровнем моря, люди смотрят "мыльные оперы", которых в Китае немало", - посетовал Цэрэн. В Народном театре Нагчу двенадцать исполнителей. Все они, как и полагается, знают "Гэсар" наизусть. Иногда приобщение к эпосу, рассказывает Цэрэн Доржэ, происходит прямо-таки мистическим образом. Например, один из артистов, с детства пораженный параличом, не мог вымолвить ни слова, пока однажды не заговорил... стихами "Гэсара".

Артисты исполняли свои "партии" с задором и юмором, вызывающими оживленную реакцию в зале. В ответ на вопрос, не скажется ли строительство железнодорожной магистрали Цинхай-Тибет на древней тибетской культуре, Цэрэн Доржэ ответил, что поезд всего лишь неодушевленное железо. Как он может нанести ущерб живому творчеству народа? В конце концов, это средство передвижения. Тибетцы давно ездят на автомобилях, молодежь "оседлала" мотоциклы, хотя настоящим другом горца остается конь или верховой як. "Гэсар" сегодня помогает сохранить национальную культуру, и, пока его строфы будут слышны в залах таких вот народных театров, в селениях и стойбищах скотоводов, душа Тибета будет жива, убежден Цэрэн Доржэ.

Степь, танцы и плач по яку

После театра поехали в степь - смотреть селение скотоводов. Мужчины на низкорослых лошадках поджидали на дальних подступах, приветственно размахивая все теми же хада. Сначала, как водится, приехавших завели в гостевую юрту, где принялись чуть ли не насильно потчевать чаем с ячьим маслом и солью, а также густейшим ячьим йогуртом. Поскольку мы совсем недавно отобедали отварной бараниной и тем же йогуртом, есть не хотелось, но еще больше не хотелось обижать хозяев, и все пошло по новой. Глава стойбища Панче Лобу рассказал, что живет здесь 133 человека и больше четырех тысяч яков. В основном питаются от яков - молоком и молочными продуктами, яки дают и шерсть. Одна из проблем, которую пытаются решить власти, - наладить сдачу мяса яков. Тибетцы крайне неохотно умерщвляют своих кормильцев, которых почитают едва ли не за родичей. И если уж приходится заколоть животное, устраивают особый ритуал - "плач по яку".

Другая проблема - уход молодых парней в город на заработки. Правда, большинство после сезонных работ возвращаются. Мечта молодых тибетцев - мотоцикл, а на пастбище заработать на него трудно: доход на душу скотовода составляет где-то 2500 юаней (около 300 долларов) в год. Последние пять лет многие кормились от строительства железной дороги, где за месяц можно было заработать в десять раз больше, чем "на яках".

Молодежь устроила для иностранных журналистов пляски, напоминающие раздельный хоровод. То есть половину круга составляли юноши, половину - девушки. Пели по очереди одни и те же куплеты. Все было понятно без перевода: про любовь, про то, какие подвиги нужно совершить, чтобы завоевать сердце красавицы. Танцоры, как и все старшие тибетцы, были одеты в живописные национальные одежды, непременно включавшие чуба - шубейку на меху, которую надевают и летом и зимой исключительно на одно плечо. Как женщины, так и мужчины были с украшениями - ожерельями из бирюзы и красных кораллов, серебряными браслетами. Но дети явно предпочитали национальным мотивам Мики- Мауса, который вместе с другими символами современной масс-культуры украшал их одежки.

Заглянули мы в глинобитное скотоводческое жилище, похожее на небольшую крепость, обнесенную невысокой стеной. За ней зимой может укрыться отара овец, тогда как лохматые яки справляются с морозами на открытых местах. В доме из двух небольших помещений жило десять членов одной семьи. Вся нехитрая мебель была расписана яркими цветами, на стенах вперемешку с ламаистскими картинками были пришпилены портреты Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина и Цзян Цзэминя - лидеров КНР первого, второго и третьего руководящих поколений. Телевизора не было - на него не хватало энергии от солнечных установок, дававших ток для вечернего освещения.

В стойбище тоже хвалили железную дорогу, надеясь, что по ней будут возить дешевое зерно, которое в этих краях не выращивается, а также овощи и фрукты. "Что вы испытали, когда впервые увидели поезд?" - спросил я у 45-летнего мужичка с дочерна загорелым лицом и двумя оставшимися зубами во рту. "Да я просто обалдел, вот и все", - ответил тот под смех приятелей. Вот такая жизнь в тибетской степи. Отъезжая от селения, мы увидели огромных орлов, гордо восседавших на полотне железной дороги. Видимо, для них оно представляло удобную возвышенность, с которой можно обозревать окрестности. Вдоль магистрали деловито бежал шакал.

На обратной дороге в Лхасу наш автобус обогнал паломников, своими телами "вымерявших" долгий путь по святым местам. По словам старика, очевидно, главы семьи, они шли уже восемь месяцев. Из Лхасы мы улетали на следующий день самолетом. Успел зайти в ближайший от гостиницы большой магазин, где купил на сувениры несколько упаковок сушеного мяса яка. Интересно, совершался ли при заклании этих животных обрядный "плач по яку"? На пакетике ничего об этом не говорилось.