Остров Борхольм

Тот, кто решит прилететь на остров Борхольм на самолёте, поступит практично: полёт из Копенгагена длится чуть больше получаса, а авиабилет стоит меньше, чем каюта на пароме. И всё же такого человека стоит пожалеть. Потому что морское путешествие к острову гораздо приятнее и романтичнее. Впрочем, «путешествие» – это слишком громко сказано. От берегов Швеции, Германии и Польши Борнхольм отделяют всего несколько километров. Остров производит сильное впечатление, когда приближаешься к нему с моря. Гранитные скалы, которые кажутся неприступными, тёмные тучи, сквозь которые проблескивает ослепительно голубое небо, яркие краски полевых цветов, пёстрые – жёлтые, синие, бордовые – стены низких кирпичных домов, крутые, покатые крыши, на них – белёные известью высокие печные трубы... За исключением современных ветровых электростанций все постройки на острове – не выше трёх этажей. Разве что колокольни круглых церквей (такая архитектура типична для Борнхольма) возвышаются над жилыми домами.

Когда–то остров Борнхольм славился своей рыбой. Местные рыбаки вылавливали невероятное количество сельди, коптили её и продавали потом в самые разные страны Европы, в том числе и в Россию. Борнхольмская копчёная селёдка пользовалась немалой популярностью при дворе русских императоров. Технология её копчения практически осталась неизменной с давних времён: сельдь потрошат, нанизывают на специальные штыри и коптят в душистом дыме тлеющей чёрной ольхи, которая растёт на острове и древесина которой пропитана морской солью. Вот только селёдку эту ловят уже не борнхольмские рыбаки. Она добывается в Северном море и в Атлантическом океане и прибывает на остров в гигантских плавучих рефрижераторах. Балтийская сельдь уже считается малопригодной из–за слишком сильного загрязнения воды в этом регионе. И сегодня из главного порта Борнхольма Рюне в море выходит больше яхт, чем рыболовецких судов. Идиллическая картина – старик–рыбак, сидящий на берегу и починяющий сети, – осталась в прошлом. И рыбаков на острове осталось мало, и нейлоновые сети сегодня никто не штопает: они очень прочные и рвутся чрезвычайно редко.

Лишь экспонаты в местном музее рассказывают ещё об одной старой ремесленнической традиции, которой когда–то славился остров. Поздней осенью 1744 года вблизи от берегов Борнхольма село на мель английское торговое судно, которое должно было доставить в континентальную Европу крупную партию напольных часов. Всю длинную балтийскую зиму местный часовщик чистил и смазывал эти часы, а потом стал их копировать – деталь за деталью. Спустя всего десятилетие борнхольмские мастера копировали знаменитые английские оригиналы так, что копии могли вполне поспорить с ними качеством, но были при этом существенно дешевле. Лишь к концу девятнадцатого века, когда спрос на такое специфическое украшение богатых городских квартир и помещичьих усадеб упал, ремесло это захирело и сегодня борнхольмские напольные часы можно увидеть лишь в антикварных магазинах да в музее на острове.

Зато процветает другое казавшееся тоже умершим ремесло – ремесло стеклодувов. Стеклодувы облюбовали бывшие селёдочные коптильни (многие из них закрылись в последние годы). Над длинными трубами этих коптилен снова вьётся дымок. Если часовщикам прежних времён и представить себе было страшно, что кто–то будет глазеть на них во время работы, то современные стеклодувы («художники стекла», как они сами себя называют) с удовольствием приглашают туристов. Большинство их изделий (или произведений прикладного искусства, – с чистым сердцем можно сказать и так) – ваз, кувшинов, стеклянных цветов, всяких сувенирных зверюшек – туристы покупают прямо на месте.

Так же, прямо на острове, продаётся львиная доля продукции местной фабрики леденцов, где многочисленные экскурсанты наблюдают, как за стеклом, отделяющим их от фабричного цеха, работницы вручную, в специальных перчатках, скручивают причудливой формы пёстрые леденцы. Между прочим, каждый школьный класс из Дании в обязательном порядке хоть раз за время учёбы приезжает с экскурсией на остров Борнхольм. Борнхольмцы гордятся своей принадлежностью к Дании, хотя Швеция и Германия гораздо ближе. В середине семнадцатого века на острове, который подчинялся тогда шведской короне, произошло восстание. Его вождь, революционер (или скорее, разбойник с весьма сомнительными представлениями о независимости) Виллем Клаузен прикончил шведского губернатора, и над островом был поднят красный с белым крестом датский флаг. С тех пор не только борнхольмская копчёная селёдка, которую принято подавать обсыпанной мелко нарезанным зелёным луком и облитой яичным желтком, но и местный деликатесный сыр с голубой плесенью стали обязательной принадлежностью королевских банкетов в Копенгагене. Супруг датской королевы принц Хенрик каждый год приезжает в Борнхольм на охоту. Зверья на острове больше, чем достаточно. Двор охотится, в основном, на косуль, народ попроще предпочитает фазанов и диких кроликов.

С другими развлечениями на Борнхольме слабовато. Правда, на южной оконечности острова есть великолепный песчаный пляж. Летом работают несколько площадок для гольфа, конно–спортивная школа. Взрослые и дети в красочных национальных костюмах населяют на два–два с половиной месяца в году крепость «Хаммерсхус» и средневековую деревню, превращённую в музей под открытым небом, – главные туристические аттракционы Борнхольма.

Но в остальное время года жизнь на острове замирает. Он кажется безлюдным, суровым и снова даёт пищу многочисленным легендам романтического толка – о том, например, что именно здесь спрятаны сокровища ордена тамплиеров, уничтоженного в тринадцатом веке. Или о том, что где–то отыщется ещё мифическая темница, описанная Николаем Карамзиным в его повести «Остров Борнхольм». Известно, что сам писатель на острове никогда не был. Он следовал неким устойчивым представлениям о мрачном характере острова, приносящего несчастье, и о жутких тайнах, которые хранят его суровые скалы. У Карамзина такой тайной была инцестная любовь брата и сестры, у историков–любителей – легендарные сокровища рыцарей–тамплиеров.