Эквадор. Пуп земли.

Испанская жемчужина в оправе Анд. Странное чувство охватывает в древних колониальных городах Южной Америки они кажутся гораздо "более испанскими", чем в метрополии, точнее, "законсервированными" историей, будто уснули летаргическим сном лет двести, а то и триста назад, а проснувшись, и не подозревают, какое время на дворе.

В старом городе столицы Эквадора Кито это ощущение еще усиливается, когда видишь среди музейно застывших домов и храмов яркие домотканые пончо, фетровые шляпы и котелки жительниц кажется, будто бродишь среди театральных декораций и реквизита и ждешь, что вот-вот из-за угла появится идальго в широкополой шляпе со шпагой. И лишь дикий хаос снующих по кривым улочкам автомобилей, которые, кажется, только и норовят тебя сбить в отсутствие светофоров, бестолковый плод нефтяного бума 1970-х, заставляет протереть глаза и сказать себе: "Да это же все настоящее, и дома, и люди, и францисканский монастырь, построенный на месте знаменитого Дворца Инки". Впрочем, старый Кито, строившийся как культурная витрина Испании в Новом Свете, город особый музей под открытым небом, целиком взятый в 1979 году под охрану ЮНЕСКО как выдающийся памятник культурно-исторического наследия человечества.

Архитектурной жемчужине Анд теперь покровительствует не только Святая Дева, распростершая над ней крыла с горы Панесильо, но и все мировое сообщество. На языке кечуа Кито "город среди гор", точнее и не скажешь, достаточно обвести его взглядом. Да и стоит он на высоте 2 800 метров над уровнем моря, являясь одной из самых высокогорных столиц мира. Рядом экватор, а в городе прохладно. Здесь, в долине Сикальпа, близ озера Кольта, конкистадор Себастьян де Белалькасар основал его в 1534 году на месте разрушенного индейского поселения. И строили город в соответствии с предписанными Мадридом "правилами для Индии" в форме квадрата с центральной площадью Пласа-де-Армас (площадь Оружия), где, как и положено, высится кафедральный собор.

Но настоящим центром Кито является всегда многолюдная, крытая брусчаткой площадь Сан-Франциско перед огромным монастырским комплексом. Никто из приезжих не минует ее, здесь проходит главный нерв и завязывается главная интрига старого города, здесь он отрешен от своих привычных будничных дел и забот и повернут лицом к туристам. Даже фигурные свечи, которые можно поставить в монастырском соборе, продают как-то чересчур "сувенирно". Поэтому, чтобы проникнуться истинной атмосферой Кито, я, честно обследовав положенные туристу традиционные внутренние дворики, уютные патио, садики и фонтаны обители францисканцев, отдав должное внутреннему убранству и чудесным скульптурам монастырского храма, спешно ретировался с шумного торжища и от мальчишек-попрошаек в лабиринт средневековых улочек и переулков.

Бытовые картинки этих мест и представляют для меня настоящее лицо города. Чего стоит хотя бы продавец воздушных шаров с двумя крохотными детьми на груди и спине! Или встретившиеся на музейной улочке Ля Ронда два колоритнейших персонажа со страдальческими индейскими лицами, несущие на плечах, словно на Голгофу, тяжелую громоздкую конструкцию с иконой сидящего Христа. Они с трудом расходятся на узкой улочке с индейцем, толкающим ручную повозку с кукурузными початками. Символическая встреча Христа с миром и культурой кечуа: пять веков назад они не разошлись так мирно. Спор решила шпага.

Страсти по экватору

"Вы совершите прыжок из Северного полушария в Южное, который будет сопровождаться бокалом шампанского", обещала программа. Название, а с ним впридачу главную туристическую игрушку и завлекаловку Эквадору подарила природа в виде экватора, пересекающего страну поперек, в получасе езды от столицы. В XVIII веке французская геодезическая экспедиция прибыла сюда для проведения прецизионных измерений, чтобы с точностью до сантиметра нанести на карту этот символический пояс Земли. Нигде в мире нет столь авторитетно подтвержденной нулевой широты, и на сем месте был торжественно возведен монумент "Середина мира". Простая процедура перехода из одного полушария в другое была возведена в культовое действо, и на гербовой бумаге напечатаны специальные сертификаты, которые документально подтверждают ваш географический подвиг.

"Экватор" оказался целым парком с аллеей каменных бюстов великих географов и огромной башней-маяком, от оси которой в обе стороны проходила желтая черта, через которую и надо было "скакать". Оставив все эти "казаки-разбойники", "классики", "козла" и прочие детские ассоциации, навеянные предстоявшими прыжками восторженным европейским туристам, я решил принять крещение экватором в более сдержанном варианте. Выпил шампанское, по возможности грациозно расставив ноги по сторонам желтой черты. С тяжелым фоторюкзаком за плечами и в кроссовках, проверенных дальними пешими маршрутами, я со стороны вполне мог сойти за первопроходца ...нулевой широты.

И сельва поглотила их...

До чего же точно найденные слова: джунгли и в самом деле, как огромное темное чрево, поглощают вас. Даже если это не удаленная на сотни миль глушь, а охраняемый заповедник на реке Напо, по которому странствуешь на индейском каноэ с мотором среди отвоеванных у сельвы кусочков берега, оборудованных под очень популярные здесь лесные отели-лоджи. Мое путешествие тоже началось с такого оазиса "Jardin Aleman", зажатого кронами огромных бальсовых деревьев, древесных акаций и пальм незнакомых названий: чонта, памбил, морета. Прореженные и подчищенные джунгли территории лоджа пестрят фантастическими красками причудливых тропических цветов: филодендрона, орхидей. Особенно хороши плоские розово-красные соцветия хеликонии в две ладони размером, свешивающиеся с дерева, как огромные игрушки на новогодней елке.

Каноэ направляется вниз по течению, огибая галечные отмели и поваленные стволы. Густой лес нависает над водой, оставляя берегу узкую полоску песка вперемежку с галькой. Ее хватает для индейцев-старателей, веками промышляющих тут золото. Прошу рулевого причалить к одной из таких групп. Две девушки наполняют тяжелый таз грунтом с камнями и после промывки показывают мне золотые блестки на дне лотка. Дневная добыча от одного до двух граммов металла, для чего нужно промыть на нещадном солнцепеке пятьдесят шестьдесят таких тазов. Река вбирает в себя новые притоки и становится заметно шире. Слева по борту проплывают индейские деревни с домами-скворечниками на высоких сваях. Если спускаться по течению еще несколько часов, Напо пересечет границу Бразилии и вскоре впадет в Амазонку.

Не дожидаясь этого, причаливаем к высокому берегу и по крутой тропе карабкаемся наверх. Черный грунт очень мягок и проседает под ногами, как компост из прошлогодних листьев. На вершине холма чуть суше, и я застаю удивительную картину: стройной шеренгой по земле топают, дыша в затылок друг другу, муравьи размером в фалангу пальца с аккуратно вырезанными треугольничками зеленых листьев на спинах, а навстречу им из леса возвращается колонна уже без груза. Похоже, где-то там, в чащобе, идет ударная стройка царь-муравейника. От вида мощных челюстей насекомых по спине невольно пробегают мурашки как не вспомнить жуткие истории о заплутавших и обессилевших путниках, заживо обглоданных муравьями. Больше за весь трехчасовой поход ни одного живого существа, кроме москитов, пары ящериц да нескольких метнувшихся откуда-то птиц, я не видел, только слышал их крики, шуршание листвы и треск ветвей: лесной дом надежно укрывает его обитателей.

Признаюсь, эти три часа я шел не по дикой тропе, а по относительно щадящему маршруту, проложенному проводниками-индейцами, и все равно это был едва ли не самый трудный мой путь. Казалось, стоит немного расслабиться, остановиться передохнуть, как сам врастешь в этот лес, покроешься замшелой корой и прорастешь травой. Подстегивали шаг и только что воочию виденные "санитары джунглей". Когда мы выбрались наконец к знакомому муравьиному холму, вся кожа горела огнем, а въедливую коричневую прель каких-то древесных грибов я так и не смог смыть с фоторюкзака и шляпы: споры въелись намертво. Но испытать себя сельвой стоит.

Табу красноголовых

Почему индейцы цачилас красят шевелюру в красный цвет, выбривая при этом затылок и виски, узнать толком я так и не смог. Вероятно, это одно из табу, так сказать, профессиональный секрет знаменитых на весь Эквадор красноголовых лекарей и шаманов из провинции Пичинья. Во всяком случае один из наиболее уважаемых знахарей, к которому я приехал, пожилой индеец с красивым благородным лицом, Хуан Хосе Агуавиль, отвечал крайне уклончиво, вроде того, что краска придает силы, а вообще такова традиция. Охотно показал, как это делается: растерев в ладонях горсть красных семян дерева ачотес, растущего тут же, возле дома, очень похожих на зерна спелого граната, он смазал их соком волосы, и без того уже красные, а затем для наглядности провел ладонью по голому животу, оставив на нем заметный красный след.

Настаивать я не стал, потому что мне предстоял обряд очищения, и вовсе не хотелось своим любопытством настроить против себя сильного шамана. Усадьба Хуана спряталась от дороги в пышных зарослях тропического леса. Хозяин провел меня в небольшой сарайчик рабочий кабинет. На земляном полу стоял большой стол, весь заставленный бутылочками, пузырьками с какими-то настоями, сухими травами. На столе стояла свеча и лежала груда больших гладких плоских камней черного цвета. Хуан взял бутыль из-под "кока-колы", налил мне рюмку здешнего самогона, основательно отхлебнул из бутылки сам, прыснул для верности еще на меня, зажег свечу и, дав мне в руки один из своих плоских камней, принялся обмахивать меня связкой крупных жестких листьев, время от времени брызгая изо рта водкой. Выдохнув в последний раз, он забрал камень, пояснив,что все дурное ушло из меня в него. Не берусь оценивать результативность процедуры, потому что каких-то изменений в себе я не заметил хочется верить, что "дурного" было не слишком много.

Цачилас большая загадка для этнографов: неизвестно происхождение этого народа и его уникального языка, совершенно не похожего ни на какой другой. Живут они в этом районе влажных джунглей Санто-Доминго обособленными группами, не роднясь с чужими. Но место очень нездоровое, малярийное, и из некогда 20 25 тысяч цачилас осталось не более двух двух с половиной тысяч: шаманство не помогает против тропических болезней. Чтобы не потерять культуру и язык загадочного племени, был создан специальный фонд, в котором уже собрано 150 кассет с записями легенд, интервью, рассказов очевидцев, историй и диалогов индейцев.

Между тем, в семье Хуана шла своя жизнь: пришел с маленькой дочерью его взрослый сын, такой же красноволосый и тоже раздетый по пояс, наверное, на воскресный обед. Но тут к дому подкатило такси с энергичной французской журналисткой, увешанной фотоаппаратами. Хуан, стоя возле досчатой стены дома, смотрел на нее непроницаемым немигающим взглядом, скрестив на груди руки, настраиваясь на новую пациентку. Он никому не отказывает и в праздник. Индейский доктор из эквадорской глубинки получит за получасовой сеанс свои обычные тридцать долларов, как его московский коллега за месяц.

Знаки Чимборасо

С земли Чимборасо не увидеть: даже путеводители по Эквадору предупреждают, что высочайшая вершина страны вулкан Чимборасо (6310 метров над уровнем моря) всегда плотно укутана облаками. Горные боги не желают выставлять свою жизнь напоказ, и это их право. Я перехитрил богов и с борта "Дугласа" без помех любовался безупречным сахарным конусом, гордо высившимся над сплошной пеленой облаков почти на всем пути из столицы Кито в Гуаякиль.

Плато Парамо это сухое, выжженное сильнейшим ультрафиолетом и продуваемое ледяными ветрами открытое пространство на высоте более четырех тысяч метров. Для людей жизнь на пределе возможного: выше только голые скалы и глетчеры. Одним людям тут не выжить, поэтому они разводят овец, лам и альпак. Из их шерсти и одежда, и убранство дома, и хозяйственный инвентарь, и деньги, вырученные на базаре за ковры, пончо, шали, шарфы. Я уже встретился со всем этим богатством красок и узоров на крупнейшем индейском рынке страны в городе Отовало, в сотне километров к югу от Кито, где главная площадь так и названа: Плаза дель Пончо. Из разных концов страны, разных племен и деревень свозят сюда на продажу индейские ткачи свои шедевры.

Для туриста яркие орнаменты на ковриках не более чем калейдоскоп красок, а для жителей опознавательные знаки племени, по которым они легко определят, откуда привезли товар. Ведь все узоры с доиспанских и даже доинкских времен по сути, это племенные и родовые знаки и тотемы кланов, как ягуар, например, а часто присутствующие на коврах восходящее солнце, луна, звезды, горы, озера, животные и растения это все предметы поклонения первобытных культов. Не изменились за века ни техника ткачества, ни натуральные красители: несравненный алый цвет пончо получают из кактусовой тли кошенили.

Высокогорье гораздо более консервативно по сравнению с долиной и хранит традиции чрезвычайно ревностно. Близ города Риобамба я увидел женщин, одетых во все черное, оказалось, что в племени кольта по сей день соблюдают траур по ...Атауальпе, последнему вождю инков, вероломно казненному конкистадорами в 1532 году! Такая вот тут историческая память.

Древнейшая культура высокогорного домашнего шерстяного ткачества занимает огромное пространство Анд от Коста-Рики до Перу и является основой хозяйства только в одном Эквадоре для полумиллиона крестьян, живущих на Парамо. Для туристов на индейских рынках просто рай: за пять долларов можно купить красивую большую сумку, за десять благородное пончо или свитер, за двадцать красочный ковер на стену или покрывало. Торгуясь, конечно. А сами продавцы столь колоритны, что любуешься ими, наблюдая, как они прядут шерсть в ожидании покупателя, занимаются детьми или готовят себе незамысловатую снедь. Рассматриваешь их одежду и расшифровываешь с помощью гида значение тех или иных деталей. Вот, например, женщина с красным ожерельем и браслетами они отгоняют злых духов. У одной из дам на белой шляпе черные отметины они имитируют раскраску коров и сообщают о том, что обладательница шляпы принадлежит родовому сообществу, занятому животноводством. Ничто не случайно в этом мире знаков, символов и цветов, который не смогли разрушить века испанского влияния. И очень хочется увидеть эту культуру не на рыночной площади, а в естественных условиях, в живой среде на пустынном плато под ледниками Чимборасо.

Я еду в самое высокогорное селение Сан-Хуан. Вокруг черная земля, покрытая зеленой травой. Возле села машина поравнялась с живописной группой крестьянок в ярко-красных пончо, гонящих по дороге овец. Воздух сильно разрежен. Дует резкий холодный ветер погода, как в Москве в ноябре, а ведь я на экваторе! Кутаясь и застегивая на себе все, что можно, спешим в деревню. Туристы тут не бывают, поэтому нас встречают удивленными взглядами подросток верхом на муле и женщина с мотком белой пряжи и веретеном. Дома тут все традиционного типа прямоугольные, сложены из сырой глины с грязью, крыты травой. В доме, куда нас приглашают погреться, одна комната с кухней в углу, где на полу возятся поросята. Очаг открытый огонь. На столе ткацкий станок, на котором хозяйка ткет узкие пояски с орнаментом. В доме тоже зябко. Теперь понятно, почему народ Чимборасо укутан в теплые непродуваемые одежды, ткань которой плотностью смахивает на фетр. У деревни пасутся ламы домашние, но пугливые, близко не подпускают, резво забираясь на гору.

Мы едем дальше, на вершину плато, к самому подножию вулкана. Мотор надрывно гудит, потеряв половину мощности от кислородного голодания. Теперь вокруг до горизонта голый каменистый бесприютный пейзаж, по которому ветер гоняет воронки пыли и сухие желтые стебли. Среди этих завихрений миражами возникают вдали небольшие стада грациозных рыжих альпак. Я знаю, что справа от нас, совсем рядом, высится гора-божество, которую с земли никогда не видно. И вдруг на мгновение скрывающие ее облака редеют, и сквозь серую дымку я вижу сверкающую вершину. Это тоже знак, как на индейских орнаментах: боги Чимборасо благосклонны ко мне.