Прогулки с арфой

Объяснять, как я оказалась во Франции с арфой под мышкой, чемоданом в руке и билетом на вечерний поезд Париж - Берлин в кармане, долго и неинтересно. Скажу только, что арфа была, слава Богу, не концертная, а колумбийская народная, сравнительно легкая и небольшая. Кроме того, она была не моя, в Берлине ее с нетерпением ждал законный владелец. Но по форме она была совершенная арфа, чехла на ней не было, и я понимала, что вид у меня с ней в городе - неуместный, примерно, как у Орфея в аду.

Поэтому главным моим желанием было добраться как можно быстрее до Северного вокзала, влезть в поезд, забросить ее на верхнюю полку и на двенадцать часов о ней забыть. Еще мне крайне не хотелось тратиться на такси, и я горячо молилась, чтобы не пошел дождь. Молитва моя была услышана, солнце палило нещадно, но быстро добраться до вокзала не удалось - парижское метро, как обычно, бастовало. Более того, на тот же вокзал Аустерлиц, откуда я начала свое путешествие, одновременно с моим прибыл поезд из Тулузы с работниками SNCF (французского железнодорожного транспорта), желающими сообщить Парижу о своем намерении подключиться к забастовке работников метро.

Сообщать они начали сразу и очень громко - били в барабаны, дудели в дудки, улюлюкали. Предводители манифестации были наряжены в каски с картонными моделями поездов на макушке. Как и все французы, в нерабочее время они, не переставая, выпивали и закусывали. Я поставила чемодан на платформу и вытащила фотоаппарат, не расставаясь с проклятой арфой. Отчасти я понимала, на что иду. Забастовщики радостно устремились в мою сторону.

Из какой я газеты?

Что это за арфа?

А как на ней играют?

Не хочу ли я стаканчик?

Не присоединюсь ли я к манифестации?

К счастью, вопросов было так много, что никто даже и не ждал, что я на них отвечу. Я отщелкала полпленки, выпила красненького за успех их предприятия и спряталась за колонной. Манифестанты удалились, но грохот оставался еще минут пять. Я втиснулась в метро. Мелочи на билетный автомат у меня не было, пришлось тащиться к окошечку кассы.

- Сегодня билетов не продаем! - гаркнула кассирша. Потом смягчилась и добавила: Езжайте даром.

Легко сказать: езжайте. В забастовки поезда ходят по неизвестному расписанию в неизвестном направлении. На перроне собирается толпа. Я снова пристроила чемодан, и тут же ко мне подошел бородач. Он извинился за любопытство, но удержаться не в его силах: откуда эта арфа? Поезда не было, и мне пришлось отвечать на вопросы. Бородач любопытствовал, какова арфа на звук. Узнав, что она не моя и я на ней не играю, он предложил все-таки попробовать. Я отказалась. Он был не робкого десятка, вскинул арфу на плечо и дернул струны. Она отозвалась нестройным жалобным звуком. Бородач вернул мне инструмент, но на платформе нашлись еще желающие проверить, играют ли они на арфе. Поскольку арфа была не моя, я опасалась давать ее в чужие руки, даже в ответ на вежливые просьбы.

Поезд в конце концов подошел, и даже нужного направления. В вагоне моя арфа опять оказалась в центре внимания. Мне советовали, куда ее лучше прислонить, чтобы ее не раздавили. Места при этом не уступали. Я вообще ни разу в парижском метро не видела, чтобы хоть кому-нибудь уступили место.

Чтобы из метро попасть на Северный вокзал, нужно подняться по эскалатору. Под эскалатором здоровенный африканец, весь серебрянный от серег и цепочек, сшибал мелочь в консервную банку. Ему было жарко и скучно, я и моя арфа были подходящими объектами его внимания. Он заголосил.

- Сестра моя! Я же вижу по твоим украшениям, что ты моя сестра!

Действительно, я ношу африканское кольцо, но как он в такой толпе разглядел!

- Я знаю, денег у тебя нет!

С чего это он взял? Был как раз тот редкий случай, когда я при деньгах. Обычно я в таких случаях подаю, но сегодня мне мешала арфа.

- Сыграй для меня на арфе!

Не кричать же ему поверх голов, что я даже не знаю, с какой стороны за нее взяться. Я сделала вид, что эти крики относятся не ко мне. Весь эскалатор с любопытством смотрел в нашу сторону.

На вокзале - и у кассы, и у расписания поездов - я пользовалась необыкновенным успехом. Никаких дивидендов он мне не принес, без очереди меня никуда не пропустили, и время до подачи поезда я провела в самом дальнем конце пустого перрона, безуспешно пытаясь закрыть арфу спиной. Можно сказать, что мне это почти удалось, всего один любопытный француз сел по мою душу напротив. Ему тоже очень хотелось послушать волшебных звуков. То, что арфа не настроена, его не смутило. В его кармане случайно оказался ключ.

- Скажи мне строй, и я все сделаю.

Увы, даже строй этого инструмента был мне совершенно неизвестен.

В поезд я забралась первая и спрятала арфу за чемоданом на багажной полке. После меня в купе вошла розоволосая немка с зелеными ногтями и кинулась дергать запертые на ключ окна.

За пять минут до отхода поезда появилась большая французская семья, от которой после рассовывания багажа по полкам, поцелуев и прощаний осталась французская бабушка, которая, весело нас оглядев, спросила: вы артисты?

Языковый расклад был такой: бабушка говорила по-немецки и французски, немка, оказавшаяся парикмахером, то есть в некотором роде артистом, плюс к родному владела английским, я из трех предложеных не владела немецким. Поэтому общие беседы исключались.

Немка пожаловалась на парижскую дороговизну, неспособность французов к иностранным языкам и сообщила, что я первый человек, с которым она разговаривает в нерабочей обстановке за последние две недели. Французская бабушка пожаловалась на своего сына, который живет в Париже, потому что в этом городе можно годами не разговаривать с соседями, и сообщила, что она не понимает, зачем тогда вообще жить. Вечер предстоял интересный.

Свою потребность в человеческом общении парикмахерша с розовыми волосами удовлетворила за две сигареты. Я узнала только, что в родном Бремене ее ждет сын, который все две недели писал ей письма, потому что телефонные переговоры ей не по карману, и какие сосиски посылала ей ее мама, чтобы она не умерла с голоду за две недели своей стажировки. (Не могу не заметить, что посылки из Германию во Францию тоже стоят недешево.)

От французской бабушки я узнала гораздо больше. Правда, она имела фору в целое утро, потому что три часа от Бремена до Берлина мы провели тет-а-тет. Но все равно, французская общительность явно уходила далеко вперед от немецкой.

Тогда мне пришло в голову провести эксперимент и пострадать на благо газеты. По приезде в Берлин я демонстративно положила свою арфу на плечо, обменялась с бабушкой телефонами и четыре раза обошла Zoo Bahnhof из научного интереса.

Думаю, что эксперимент был чистый. В Берлине, как и в Париже, в тот день было жарко, экзотики и там, и там хватает. Берлинский вокзал находится даже в более привлекательном месте, чем парижский gare du Nord.

Да, я не говорю по-немецки, но ни одна душа об этом не догадывалась, потому что никто на меня даже не обернулся. Я вернулась на вокзал, постояла на перроне - реакции не последовало. Я позвонила владельцу арфы, чтобы тот приходил меня встречать, и направилась к выходу.

И тут на меня начала кричать очень пожилая фрау, сидящая на лавочке. Не зло, но очень взволнованно. На всякий случай я ей улыбнулась и твердо объявила, что ich sprache kein Deutsch. Тогда фрау поднялась со скамейки, отошла метров на десять и стала шарить руками по платформе. Вокзал не самое чистое место в Берлине, и я была удивлена поведением фрау до крайности. Наконец она вернулась ко мне с сияющим лицом и протянула маленький винтик, жестами объяснив мне, что винтик этот отвалился от моей арфы.

Рассыпаясь в благодарностях на всех известных мне языках, я усадила фрау на место.

Эксперимент завершился самым неожиданным образом. Представить себе француза, ползающего в пыли в поисках винтика от чужой арфы, я не смогла.