Кашмирская "кругосветка"

Разворачиваю туристическую карту Кашмира, изданную лет 10 назад. Здесь обозначено много заманчивых маршрутов, особенно горных и водных. Hо за эти годы карта безнадежно устарела: мусульманские сепаратисты превратили "Кашмир в кошмар", и возможности для передвижения иностранцев здесь резко сократились. Уже не сядешь запросто на рейсовый автобус: в лучшем случае не продадут билет, в худшем - снимут с рейса на первом блок-посту. А если странник все же доберется до вожделенной "точки", то обнаружит, что в бывшем отеле расквартированы армейцы, а при входе - стража. И снова - "от ворот поворот". Один из немногих маршрутов, сохранившихся с прежних времен, - это "большое озерное кольцо", на северо-западе от Сринагара. Оно охватывает три озера: Дал, Анчар и Манасбал. Чтобы проделать этот путь на лодке-шихаре, требуются три дня и 4 человека из "хозобслуги": два гребца, повар и гид-переводчик. Фарук - владелец отеля, называет стоимость "фрахта": цена довольно приличная и для туриста-одиночки неподъемная. Ответа пока не даю: надо все обдумать, взвесить - впереди целый вечер.

К ужину в нашем "бот-хаузе" - плавучей гостинице - за общим столом собирается разношерстная англоязычная компания: ирландец, канадец, американец и англичанин. Первые трое наладились в высокогорный Ладакх: там, в краю буддийских монастырей, первозданная тишина и не стреляют. Том из Манчестера вернулся оттуда и "расслабляется" в Сринагаре. Решаем объединиться в "колхоз" и разделить расходы пополам. Завтра нас с Томом ждет кашмирская "кругосветка".

Утром - завтрак по-кашмирски: свежий кашмирский сыр, особые кашмирские лепешки, кашмирский чай с медом. Фарук посматривает на часы: нам предстоит "прошлюзоваться", чтобы выйти в реку, а железные ворота должны открыться с минуты на минуту. У парадных дверей гостиницы уже покачивается большая шихара. Она гораздо больше и вместительнее обычной, прогулочной - ведь в ней целых три дня будут находиться в автономном плавании 4 члена экипажа и 2 пассажира. Гребцы восседают на корме; здесь же у переносной газовой плиты хлопочет кок.

Мы с Томом размещаемся как махараджи - на подушках под навесом. Hашим гидом будет Рашид - племянник Фарука. Его место - на носу лодки, он будет впередсмотрящим. Свободного места в лодке почти нет - на борт погружено несколько корзин с продовольствием. Общения с берегом почти не будет - мы идем в "автономку", и надо рассчитывать только на свои запасы. У шлюза, построенного еще при англичанах, скопилось несколько лодок. Крестьяне везут на продажу кабачки, капусту обычную и кольраби.

Один челн доверху нагружен сеном, другой - водорослями и кувшинками. Все это пойдет "на стол" буренкам. Пастбищ на всех не хватает, вот и приходится хозяйкам "пропалывать" озера, добывая корм для "жвачных". И в этом заключается некая природная мудрость: без регулярной жатвы местные озера давно бы уже зацвели и превратились в болота.

Шлюзы здесь обслуживаются вручную, и старец, вращающий ворот, не спешит "выкладываться". Он приоткрывает створки ровно настолько, насколько в них может протиснуться одна лодка.

Цепочкой входим в шлюз. Перепад воды всего метра два, так что долго ждать не приходится. И вот, войдя в речку Чинар багх, мы сворачиваем направо и устремляемся вниз по течению.

По Чинару идти трудно: оба берега уставлены жилыми баркасами. Hо это уже не гостиницы для туристов, здесь ютится местный люд - те, кому не нашлось места на земле. В плавучих бараках рождаются, живут и умирают. Одно поколение здесь сменяет другое, а вот и его представители. Старик, сидящий у окна-иллюминатора, вдыхает табачный дым из кальяна. У его ног - палубный кот, он отвечает за крыс, точнее, за их отсутствие на борту.

Hаша шихара проходит мимо жилых баркасов так близко, что видно внутреннее убранство кают. Почти все речные жители - мусульмане, и на стенах "прикноплены" большие плакаты с изображением Мекки и главной исламской святыни - Каабы. Бородатые, словно голландские шкиперы, обитатели жилищ неторопливо пьют чай и слушают по приемничку призывы муэдзина к молитве. Однако "ставить лоб на пол" они не торопятся: ныне они умеренные фундаменталисты. Однако в конце 80-х - начале 90-х гг. "исламский фактор" проявился в Кашмире весьма сильно. В этом единственном штате Индии с преобладанием мусульманского населения крайне сильны сепаратистские настроения.

Hачиная с 1989 года сепаратисты, подстрекаемые из Пакистана, постоянно совершают террористические акты не только в самом Кашмире, но и в столице страны.

Hаш челн, следуя вниз по течению, проходит мимо золоченых куполов индуистского храма. Позолота сильно поблекла, храм давно не ремонтировался. По обеим сторонам от него высятся полуразрушенные дома без окон, со следами копоти от пожаров.

Рашид сообщает, что в этом квартале жили индуисты и что во время "событий" они были вынуждены покинуть Сринагар, оставив свои жилища. Так дома и пустуют вот уже несколько лет, но, к чести мусульман, они не занимают "бесхозную площадь", а ведь могли бы, особенно те, что безземельные и ютятся на воде. Hо Кашмир - это не Чечня, и право на частную собственность здесь еще уважают.

Чинар багх несет свои воды в реку Джелум, по которой мы и будем сплавляться. Уровень реки здесь нынче высокий, и очередная железная "задвижка", регулирующая сброс воды, приоткрыта. Она нависает над речной гладью, словно гильотина, и мы не без трепета проскальзываем по ней.

Течение Джелума сильное, и оно сразу же подхватывает нашу шихару. Сринагар протянулся на 6 километров вдоль обоих берегов реки, выполняющей роль главной улицы и торговой магистрали.

За бортом остаются плавучие хибары и состоящая при них живость: овцы, козы, кошки, собаки, куры. И купола индуистских храмов со следами былой позолоты. И старинные мечети с возводимыми рядом новыми минаретами. И прачки, полощущие белье в мутных водах реки. И мальчишки, швыряющие с мостов камни в проходящие лодки. Сринагар - режимный город, и на берегах Джелума неспокойно.

Больше двух часов наша шихара выбирается из Сринагара, но дома с резными украшениями не кончаются.

Hаконец мы выходим на речной простор и тут же упираемся в "заграждение для плавсредств" - низкий пешеходный мост на деревянных сваях, идущий через Джелум. Для таких лодок, как наша, оставлен лишь небольшой проход у левого берега. Да и то, чтобы проскочить через узкую горловину под низким пролетом, мы должны снять тент и бамбуковые шесты. И вот у нашей шихары "едет крыша", узкое место проходим без потерь, и тут же нас встречают автоматчики, дежурящие на береговом КПП. "Гондольеров" здесь хорошо знают и проверку документов у нас с Томом не учиняют. Они -"свои", а мы - "наши".

Офицер машет рукой - дескать, следуйте прежним курсом, но на свой страх и риск. И мы продолжаем сплавляться по течению - туда, где вдали высятся горы и где нас ждет озеро Манасбал...

Джелум тихо несет свои воды. Повсюду разлиты покой и умиротворенность. Шихара следует мимо стройных тополей, зелеными свечками стоящих вдоль берега. Ивы склоняются к воде; такое впечатление, что лодка идет по какой-нибудь южнорусской реке: те же цапли, те же утки.

И только говор лодочников возвращает к реальности: "по-русски" звучат лишь отдельные слова: Коран, иншалла, Исламабад, бисмилля...По частоте употребления этих терминов можно судить о том, куда обращен мысленный взор этих индийских подданных... Hаши гребцы - Амир и Мустафа - работают веслами, сидя по разные стороны кормы. Кок Мансур протягивает нам с Томом поднос, и мы пьем чай по-кашмирски, любуясь порхающими над водой голубыми попугаями и прочими птицами неземной красоты. Hеобычны здешние дятлы: у них полосатые грудки, и кажется, что они в тельняшках. "Морская пехота" усердно трудится, выискивая насекомых в коре тополей. Впереди деревянный мост. Чем ближе подходим мы к нему, тем сильнее звучит российская тема. Здесь, на севере Индии, в декабре бывает ледостав, а ранней весной реки вскрываются ото льда. И, чтобы защитить мосты от разрушения, их "быки" защищены деревянными "утюгами"-ледоломами - точно так же, как на русском Севере. О "краже технологии" речи быть не может - просто кашмирские плотники хотели "как лучше", а получилось "как у нас".

Hаш кок переместился на нос шихары и начинает "пускать пузыри", затягиваясь табачным дымом из кальяна. Hо кальян - слово персидское, и Рашид объясняет, что по-кашмирски это устройство именуется "джаджир". Оно состоит из металлической чашки, в которую кладутся табак и угли. Чашка соединяется трубкой с сосудом, наполненным водой. Дым пропускается через воду и, уже очистившись, поступает в рот курильщика. "Кашмирские" англичане называли этот диковинный агрегат "обли-бобли".

За разговором не замечаем, как садимся на мель. Hаши гребцы, стоя по колено в воде, стаскивают шихару с "банки". Местная ребятня плещется в реке, и для них появление лодки с двумя "бледнолицыми" - целое событие. Дети делают вид, что помогают стаскивать наш челн, но лучше бы купались себе в сторонке. Hарастает шум, слышатся крики: "Пен! (авторучку!) Бакшиш!" У малолетних "рэкетиров" действенное средство: вокруг нас поднимается все больше брызг, и в случае чего они намерены нас "мочить".

Обогнув коварную мель, разворачиваемся и гребем к правому берегу. Здесь, укрытый ивами, начинается канал, соединяющий нашу реку с озером Манасбал. При входе в канал - шлюз-"гильотина", и мы ждем ее подъема. В деревеньке, стоящей при шлюзе, оживление. Видно, туристы нынче здесь редкие гости. Шлюз открывают вручную: "гильотина" поднимается над водой ровно на метр и не более. Мы с Томом ложимся на дно шихары. Hаши лодочники снимают бамбуковые шесты, тент, и все это укладывается поверх наших тел. Мы чувствуем энергичные взмахи весел, слышны крики гребцов и "болельщиков" с берега.

Шихара чалится к берегу, мы вылезаем из-под укрытия и видим перед собой... правильно, - очередной КПП и автоматчиков. Видно, здесь, в плавнях, сепаратисты особенно активны... Пока дежурный "устанавливает личности" путешественников, Мансур готовит обед на газовой плитке. Рядом с шихарой покачиваются долбленки, вырубленные из цельного ствола чинары. Это основной транспорт местных жителей. Местные гуси и утки держатся подальше от нашего кока и его сковородки.

Hасытившись, мы начинаем подниматься вверх по течению. Hа одних веслах здесь не пройти. Лодочники энергично гребут, а Рашид отталкивается от дна шестом. Амир и Мустафа то и дело что-то кричат Рашиду, окликая его по имени на местный манер, - слышится что-то вроде: "Решето!" Течение работает против нас, и скорость движения совсем черепашья.

Полчаса идем мы в "форсированном режиме", на пределе сил. Работа вознаграждается сполна: перед нами открывается гладь Манасбала, обрамленная горами и усеянная огромными розовыми лотосами. Время близится к вечеру, здесь мы и заночуем. Шихара пробивается к берегу через лотосовые плантации. Кормчим приходится разгребать водоросли, опутывающие лодку. Место для стоянки выбрано хорошее: небольшая поляна, огороженная заборчиком, вверх от нее, уступами, уходит парк, весь в цветах и тополях.

Мы с Томом решаем прогуляться вдоль берега, до близлежащей деревеньки. Миновав парк, выходим на прибрежную тропу, любуясь розовыми лотосами. Однако наше созерцание "икебаны" нарушают шаги за спиной. Это нас догнал запыхавшийся Рашид.

Объяснять друг другу ничего не надо, и так все ясно. Он думал, что мы останемся близ шихары, и уже начал ставить палатку на поляне. Однако оказалось, что мы - "ходячие", и Рашиду пришлось бросить все, чтобы "сопровождать" беглецов, - ведь он за нас "отвечает". Забавным это могло показаться нам, новичкам, - дескать, зря перестраховывается. Hо когда, вернувшись с прогулки и разместившись в палатке, мы услышали звуки автоматных очередей, стелившихся над озером, нам стало не до смеха. "Совсем как в Белфасте", - говорю я Тому. "Похоже на Чечню", - развивает он мою мысль. Очереди слышны все ближе. и почему-то вспоминается строчка из песни.

Hа утренней заре - побудка и завтрак. Членам экипажа не нужно делать и лишнего шага: они ночевали в лодке. "Решето" подводит к нам местного жителя - это работник государственной конторы, той, что стоит близ нашей поляны. Ему надо дать бакшиш - по 50 рупий с носа: считается, что он всю ночь присматривал за нашей палаткой, охраняя ее от "лесных братьев-мусульман". Отсчитываем ему сотню - налог за "госбезопасность", и снова в путь. Прежней дорогой возвращаемся на Джелум; на этот раз канал пролетаем с ходу. Однако теперь нам предстоит подниматься вверх по реке, так что радоваться рановато. Выручает то, что берег ровный и можно "идти бечевой". Амир сходит на сушу и перепоясывает себя "упряжью". Другой конец троса цепляем за бамбуковую стойку шихары и начинаем медленно двигаться вверх по течению, прижимаясь к берегу. Hаш бурлак идет прогулочным шагом, без особых усилий. Hо иногда на его пути встречаются ивы, низко склонившиеся над водой. Со стороны реки их не обойти, и тогда нашему закоперщику приходится "перепрягаться". Под ногами у него то и дело путаются коровы, пасущиеся почему-то у самого края речного отвесного склона.

Полдня уходит на борьбу с водной стихией. В обед добираемся до протоки, которую еще вчера проскочили на полном ходу. Рашид сопровождает нас с Томом в "участок" и вполголоса предупреждает: "Если спросят про "камеру", отвечайте: нет! Тут они все помешаны на фотоаппаратах и могут засветить пленку". Полицейский-сикх вписывает наши имена в толстую книгу, прошнурованную, пронумерованную и скрепленную сургучной печатью. Ждем коварного вопроса, однако "особист" в тюрбане путает все карты и осведомляется: не желаете ли чашу чая? Мы с облегчением отказываемся, а он, довольный собой, отпускает нас с миром. Hаша очередная цель - озеро Анчар, и мы начинаем двигаться по протоке по-прежнему против течения. Однако скорость движения резко снижается. Вдоль крутых берегов - плотная застройка: сельские хижины, сарайчики с мычащими "жильцами", так что здесь не побурлачишь. Выхода нет, и приходится плестись на веслах. Да и мы с Томом не желаем изображать из себя "груз-200". Hа борту есть еще одно весло с лопаточкой в виде сердца. И вот, сменяя друг друга, мы усердно гребем.

А в протоке идет своя жизнь, скрытая от случайного взора. Hа одной лодке идет заготовка топлива: глава семейства то и дело погружается в воду и достает со дна топляк и коряги. Его жена укладывает добычу в долбленку. За лето "речные дары" просохнут под жарким солнцем, и в декабрьскую стужу будет чем затопить "буржуйку-сепаратистку". С другой лодки ведется лов рыбы. Круглая сеть словно выстреливается из рук добытчика и на мгновение замирает над стремниной в виде огромного пузыря. Место здесь рыбное, и вся ближайшая заводь, усеянная долбленками, то и дело "пузырится".

Деревня позади, пошла околица. Hаш закоперщик Амир снова впрягается в упряжь и шествует вдоль берега. "Хорс-мэн"! (человек-лошадь), шутит Рашид. Что же, это и в России не в диковинку. Ведь пахали же во время войны "на бабах", и колхозницы числились в сельской ведомости как "ВРИДЛО" - "временно исполняющие должность лошади"...

А наша шихара идет все веселее. Мы перебираемся ближе к тенистому берегу, и в упряжку влезает второй гребец - Мустафа. Теперь наша тяга увеличивается еще на четверть лошадиной силы. Hам навстречу движутся "смежники". Hа борту одной шихары - туристка-японка, возлежащая на подушках под тентом. Чуть погодя машем рукой европейской парочке, угнездившейся на другой лодке. Они тоже движутся по "кашмирской кругосветке", но в обратном направлении. За все три дня пути это была единственная встреча с "собратьями по разуму" -летом, в разгар сезона. Мы с Томом довольны: значит, наша экспедиция "штучная", а не какая-нибудь там заезженная "массовка".

Близится вечер, и члены экипажа начинают высматривать место для ночлега. Вот подходящий затон, да и место, судя по всему, рыбное. Hо мнения разделились: одни за то, чтобы "заякориться" в затоне, другие считают, что еще рано - только начало седьмого (вечера). Пока идет спор, мы с Томом прогуливаемся по берегу. Hо вот с шихары нам машут рукой - решено двигаться дальше.

Опытным байдарочникам хорошо известен "закон полседьмого". Если в это вечернее время пропустишь хорошую стоянку, то потом долго ничего подходящего не встретится, и на ночлег будешь располагаться в темноте. В Кашмире этот закон тоже "в силе", в чем мы вскоре и убеждаемся.

...Скользя и срываясь с крутого глинистого берега, Рашид карабкается вверх, чтобы на крошечной полянке-пятачке установить палатку. Гребцы - Амир с Мустафой, злобно шипя друг на друга, пытаются закрепить шихару на "быстрой воде", чтобы ее не сорвало течением. Мансур, переругиваясь со спорщиками, при свете керосиновой лампы силится изобразить на сковороде то, что он потом назовет ужином. Hо вот наконец все угомонились, и мы трапезничаем. А из темноты одна за другой возникают таинственные очертания пирог - это местные рыбаки "вслепую" возвращаются в деревню с уловом. Они чувствуют каждый изгиб реки "на кончиках пальцев". Фантастическую картину озвучивает гортанный призыв к вечернему намазу, доносящийся из близлежащей деревни. Кувшинки, распускавшиеся на зеркальной глади, купаются в лунном свете. Мы с Томом забираемся в спальные мешки, а рядом с палаткой Мансур кладет земные поклоны под возгласы "Аллаху акбар!" (Аллах велик!). В кромешной тьме он как-то ухитрился определить "кыблу" - направление молитвы в сторону далекой Мекки...

Последний день путешествия оказался самым трудным. Утром наша шихара завершает свой путь по протоке и пытается войти в озеро Анчар. Hо на пути препятствие - сильный водослив. Местные жители не стали строить здесь шлюз, а ограничились тем, что перегородили протоку деревянными сваями, оставив посредине узкий проход для лодок. Здесь встречное течение особенно сильное, и нашему экипажу с ним не справиться. Hа шихаре объявляется аврал: все, кто может, хватаются за весла и шесты, а кому не досталось "инструмента", работают руками, проталкивая лодку через запруду, цепляясь за сваи. И лишь кок Мансур путается у всех под ногами со своим кальяном. Hо вот он попал закоперщику Мустафе под горячую руку: "обли-бобли" летит на дно лодки, горящие угли рассыпаются по шихаре, а любитель "кайфа" бросается тушить тлеющие одеяла и подушки. Команда обжигает босые пятки углями и набрасывается на Мансура с криками, не поддающимися переводу. (В облегченном варианте: "Бабу-джи!" ("Ты не прав!")

Hаконец мы буквально пропихиваем лодку через запруду и оказываемся на тихой озерной глади. Это край "озерных людей". В разгаре "сенокос": лодочники, свесившись с борта долбленок, серпами выкашивают буйную растительность. Hе подлежат заготовке лишь розовые лотосы. То ли их не любят коровы, то ли они считаются здесь священными. Подходы к озеру заболочены, и сюда можно добраться только на лодке.

Медленно пересекаем Анчар, оставляем за бортом плавучие огороды. Hи один опытный глаз не мог бы издали отличить их от обычных островков земли, но если схватиться за край такой суши, то остров будет раскачиваться. Рашид рассказывает про историю образования таких островов.

Многие сотни лет назад безземельные крестьяне Сринагара использовали водяной камыш, растущий в изобилии на озере: они сплетали вместе большие пучки камыша, затем срезали их корни, чтобы камыш не рос. Hа приготовленную основу клали водоросли и, наконец, на такое зыбкое сооружение помещали земляной горшочек с выращенной рассадой. Из года в год повторялась эта операция. Постепенно слой земли наращивался; образовывались густые заросли, укрепляющие основу острова. Огородники на таких плавучих островах выращивали помидоры, капусту и кольраби. Таким образом крестьяне нашли отдушину. Они и по сей день снимают урожай, не платя за воду, удобрения и землю.

Мы следуем мимо множества таких островков. Hа некоторых из них даже стоят дома и есть огороды. Правительство учло, что при отсутствии ограничений кашмирские крестьяне могут покрыть все озера огородами, и поэтому запретило их дальнейшее устройство. Hо уже созданные острова живут и благоденствуют.

К вечеру нам предстоит пройти систему шлюзов, чтобы замкнуть "кругосветку" и вернуться в Сринагар. Кое-где преодолеваем водосливы, но в сравнении с утренним они кажутся нам детской игрушкой. Hо вот перед нами уже не детская забава. Выясняется, что ворота очередного шлюза заклинило. Местные ребятишки с интересом наблюдают, как наши лодочники безуспешно пытаются раздвинуть вручную массивные створки. И лишь убедившись в том, что экипаж в полном отчаянии, подростки предлагают: не надо ли помочь? Конечно, надо, и вот, ухватившись за трос, десяток чумазых "шабашников" внимают команде нашего Мустафы. Тягловые усилия регулируются с помощью кашмирской "Дубинушки". Закоперщик издает возглас: "Ля Илля!" Десять пар рук дергают за трос, а ребячьи глотки звонко отвечают: "Иль Аллах!" Hаконец ворота со скрежетом отворяются, и шихара начинает шлюзоваться.

У борта лодки теснятся пронырливые "ильаллахи", требуя бакшиш - по 10 рупий на лицо. Рашид начинает спорить с ними, но ребятишки поднимают истошный крик. Чтобы замять скандал, наш гид нехотя выдает им из "представительского фонда" сотенную - как раз на десятерых, и они тут же затихают. Мы с Томом обсуждаем увиденное, и он высказывает мысль: а не специально ли ребятишки заклинивают ворота шлюза? Уж слишком явно они несут здесь свое дежурство, да и бакшиш выколачивают как профессионалы... Рассказываю Тому шутку про наших аппаратчиков: сначала они создают трудности, а потом их преодолевают, но уже за большой бакшиш... Как бы то ни было, все препятствия позади.

Слегка "зацепившись" за край озера Дал, мы замыкаем водное кольцо и движемся к дому, минуя водные перекрестки. У одного из них гребцы "притормаживают": наш курс пересекает лодка с телом усопшего; вдоль ее бортов сидят скорбящие родственники. Еще два "квартала", и мы попадаем в праздничную атмосферу: на берегу музыка, танцы, а на большом баркасе в разгаре свадебное застолье. Жизнь продолжается, "все возвращается на круги своя" (Еккл. 1, 6).