Годзюон. Ощущения Востока

Таблица японской азбуки годзюон долго висела на стене в моей токийской квартире. С нее я начала знакомство с японским языком. Японией и японским невозможно овладеть штурмом. По немногу азбука запоминалась сама: клетки японского алфавита с детскими рисунками постепенно наполнялись образами и ощущениями этой страны…

В Японии со всех вывесок на меня смотрят нескончаемые узоры иероглифов. Мозг отказывается их узнавать. У людей моей расы нет нейронов, распознающих кандзи – иероглифы. Запад мыслит словами, а иероглиф – не слово, не буква, а целое понятие, обозначаемое рисунком. Не все можно сказать словами, но смысл можно нарисовать. Восток так и мыслит – рисунками. Чувственно переживая восточные образы, привычки, пищу, речь, алфавит, постигаешь тайны вещей не через аналогии, а через антитезы и парадоксы. Здесь, на Востоке, неоднозначность жизни из плоскости мысли перетекает в разнообразную геометрию яви. Иногда мне кажется, что я начинаю понимать свою душу и души всех людей и предметов…

Синагава и Готанда

Обычно в Токио непрозрачно – над городом висит океаническая дымка. Без нее город выглядит острее и жестче, а укутавшись влагой, смягчается, извиняется за свою колючесть. Токио – настоящий японец, а в японском языке самое частое слово – "извините". Как во всех больших городах, в Токио есть Большой Токио и Центр. Центр отделен от остальной части линией Яманоте, аналогичной московскому Садовому кольцу. В калейдоскопе токийских линий эта – светло-зеленая.

Весь Токио, как улей из сотовых ячеек, состоит из мачи – городских районов, совершенно разных по образам и настроению. Мой дом стоит на границе двух мачи – Синагава и Готанда.

Большая, стремительная Синагава обращена к порту частоколом высотных зданий. Ночью в окне мигают их красные маяки, сообщая о себе самолетам. Начиная свои путешествия по Токио, я всегда находила Синагаву среди множества линий и иероглифов на карте – у нее очень простые кандзи: три квадрата, три черты. Эти иероглифы были моими путеводными знаками всю первую токийскую весну. От станции "Синагава", мимо Кейхин-отеля, мимо старого буддистского храма, вдоль живописной каменной стены парка я выхожу на Сонидори. Затем спускаюсь до Готанды. "Го" означает "пять". А пятерка по-японски – число человека. И запах Готанды, живописного старинного мирка, – это запах человеческих страстей, теплый сладковатый соевый запах, отдающий гнильцой. Тесные узкие улочки Готанды вечерами освещают тусклые огни ночных клубов.

Запах поздней осени – это Готанда, аромат ранней весны – Синагава.

Каса

До самого наступления баию – японского сезона дождей – я не признавала за зонтом право на существование. Но и у меня неизбежно появился нежно-сиреневый, почти невесомый японский зонт – каса. Он красиво оттенял лицо в сумерках непогоды – раньше такое свойство зонта даже не приходило мне в голову. Зонт в Японии – это защита не только от дождя, но и от солнца. Желтая раса ценит белую кожу. Гигантские обороты делают японские косметические фирмы за счет отбеливающих кожу средств. Потребительницы этой косметики имеют характерный облик – белое лицо на фоне желтой шеи и желтых ушей. На лицах многих японок солнце оставляет свои знаки – пигментные пятна с рваными краями. Большие и темные. Чаще всего вдоль висков… Но японский зонтик нужен не только для защиты от дождя и солнца. Это еще и признак хорошего тона.

Гиндза

Районы Токио делятся на кварталы – чёмэ и нумеруются. К примеру, "Гиндза ичи-чёмэ" означает первый квартал района Гиндза. Гиндза для меня самое привлекательное место японской столицы. В самую середину Гиндзы, в район четвертого чёмэ попадаешь со станции "Юракче" кольцевой линии Яманотэ.

Заведения каждого чёмэ отличаются друг от друга, подчеркивая свою принадлежность данному кварталу. В ресторанчике среди предлагаемых блюд может быть что-нибудь вроде "парфэ четвертого чёмэ". Кварталы даже пахнут по-разному, в зависимости от доминирующего заведения. Четвертый квартал – горячей сладкой выпечкой, а пятый – горькой свежесрезанной травой из цветочного магазина…

Гайдзины

Японки самозабвенно и безголово любят иностранцев – гайдзинов. Они наряжают их, кладут им в рот леденцы, заливают сверху пивом, подставляют ладошки для сплевывания жвачки, рожают от них детей и терпеливо ждут возвращения из "деловых командировок" в бесконечность. Зачем японкам нужны эти иностранцы, половина которых в фактическом, а другая в функциональном смысле виртуальны, как тамагочи? Причина в японских мужчинах, точнее в традиционной идее японских взаимоотношений между мужчиной и женщиной. В японской семье существование двоих идет параллельно, почти не пересекаясь. Все время мужчины отдано работе, друзьям и отдыху на стороне. А жена? Пять минут за пять месяцев пятью сантиметрами. Поэтому самостоятельная женщина, которая хочет, чтобы ею восхищались, чтобы ею занимались, остается одна либо старается найти иностранца. Да, иностранец не будет ее обеспечивать. Но если она делает это сама, зачем ей японский домашний тиран, вечно пьяненький и вымещающий на ней свои обиды на начальника, судьбу, а с годами и на непервую свежесть?..

Онсэны

Каждый вторник мы ездим к подножию Фудзиямы. В японских горах долгий лыжный сезон, местами до конца апреля. Я учусь кататься, преодолевая принципы тела и привычки разума. Но не любовь к спорту влечет меня на Фудзияму, а онсэн, куда мы заезжаем после катания.

Онсэн – это горячий минеральный источник. В подвижных недрах японской земли течет огненная кровь – подземная вода вулканов. Там, где вода подходит близко к поверхности, с древних времен устраивают открытые бассейны с гостиницей. Онсэн для японца – традиционное место отдыха и лечения. Сюда приезжают с ночевкой, чтобы несколько раз погреться в источнике, отдохнуть и поужинать по-японски.

Очень экзотичен онсэн зимой, когда из белого неба густыми хлопьями падает снег, а снизу, от воды поднимается пар. Подземная вода настолько быстро согревает тело, что снег, падая на голые плечи, кажется горячим.

В Токио нет гор, нет и онсэнов. Есть сэнтоо – большие общественные бани, и в них есть бассейны, имитирующие онсэн. Но вода там не из скважин. Ближайшие к Токио онсэны начинаются у подножий Фудзисана, там, где я каждый вторник катаюсь на лыжах.

Метаморфозы

В Японии есть особенное, уникальное произведение природы – маленькие японские девочки. Японцы – нация невысоких людей, и дети у них очень маленькие. Японские девочки кукольного росточка пропорциональны и завораживающе грациозны. У них прелестные лица с четкими, проявленными чертами и необыкновенно осмысленным выражением. Есть и еще кое-что. Через их полные любопытства глаза, динамику тела, мелодичную речь транслируется непосредственная, живая эротика.

Но с возрастом с девочками происходит невообразимое: как будто их красоту пропускают через рядкривых зеркал. У средне- и старшеклассниц необратимо меняются пропорции тела, ноги делаются короче и полнеют. В толстых носках гармошкой, они закрепляются в странной стойке – широко расставленные в стороны и носками внутрь. Разумеется, есть исключения. Но в случае японских девочек это исключения из явления массового масштаба. Если встречаешь девочку-подростка в гольфах, но худенькую, то ей скорее всего уже далеко за двадцать. Молодые японки, женщины среднего возраста и японские бабушки в подавляющем большинстве худые! Где и когда происходит трансформация толстой ноги в невесомую паучью лапку – японская тайна, потому что переходные формы отсутствуют.

Нихонкай

Нихонкай – это японское море. В Японии море повсюду. Даже если никогда не ходить на берег, оно может обрушиться на голову с небес в виде тайфуна или с размахом устроить прилив.

Кое-где на набережной черноглазой реки Мегурогава, впадающей в Токийский залив, аккуратно сложены мешки с песком – на случай неожидан- ного подъема воды. Когда вода спадает, обнажая нижние ряды камней трехметровой береговой стены, на дне реки видны сонные пузатые карпы. После нескольких часов куража небольшого тайфуна река наполняется вдвое, напоминая людям о том, что их дома стоят на воде. Оттого в Японии у моря нет ощущения расслабленной праздности, присущей средиземноморским и черноморским городам. Скорее наоборот – японцы как будто спрашивают у своего моря позволения на диалог.

Пляжей в Японии мало. Лежать в панаме у воды – для этого есть бассейны при отелях. А море – это лодка. Я уже забыла, что такое входить в море с берега, мне кажется, что я всегда прыгала в воду с лодочной кормы.

Больше всего я люблю море начала осени, когда пена от лодочного винта становится пышной и не опадает, долгим следом качаясь на воде. Зимой ветер гонит японское море и бьет о скалы, оставляя белую пену на камнях, как снег. Бирюзовая гладь и синие волны есть у многих морей, а у японского есть еще и эта бесконечная пена. Если рисовать это море, то только таким – белым.

Бидзин

Это японское слово обозначает необыкновенно красивую женщину. Глядя на некоторых японских женщин, я с восторгом думаю, как это может быть красиво – быть женщиной.

Эта была очень красивой. Лет тридцати пяти или немного больше. В Японии "немного больше" длится очень долго. Влажный морской бриз разглаживает морщины японских женщин, останавливая время на их лицах. Одета по-летнему, хотя ветер зябкий, апрельский. В Токио, как и в других мегаполисах, очень модно в любой сезон быть легко одетой. Зимой в пуховичке, но в босоножках и с ярким педикюром на голых ступнях. Школьницы вообще ходят голоногими круглый год. Эта японка была восхитительно белокожа. Причем естественно белокожа, то есть с головы до ног. Лицо красавицы обрамлялось ровным каре до плеч. Чаще всего японки и японцы подстригают концы волос лесенкой и всеми силами стараются из бавиться от черного цвета. В результате волосы приобретают са мые немыслимые оттенки, а концы начинают неопрятно торчать. Но мне кажется, что ровное каре – лучшая стрижка для тяжелых японских волос. А лучший их цвет – естественный черно-серый, как Япония в дымке дождя.

Женщина подняла глаза. Взгляд Будды. Словно все эти годы страсти обходили ее стороной. Мне стало грустно: неужели ни один мужчина не смог оживить ее? Но, может быть, такие женщины не созданы для мужчин…

Вафу

Самый распространенный подарок в Японии – это продукты в красивой и оригинальной упаковке. Или подарочные купоны крупных магазинов или ресторанов, которыми можно оплатить покупки или ужин. Мне очень нравится такой обычай – незахламляющие подарки.

Когда у меня спрашивают совета, что купить в Токио, я с удовольствием помогаю в выборе: главным в подарках из Японии должна быть Япония.

В Токио я покупаю японское стекло. Стаканы с пузырьками внутри и тарелки, подобные застывшей воде или ткани на ветру. Или японский фарфор. В Японии есть настоящий китайский фарфор и стильный английский. Но мне нужен только вафу. Это слово состоит из двух иероглифов: гармония и ветер. А переводится вафу как "японский".

Каждая настоящая японская вещь обладает вафу – неуловимой, летящей гармонией. В очертаниях старинных японских крыш, в подстриженных садах, классических одеждах, в правильной японской речи проявляется вафу. Наслушавшись, напитавшись им, начи наешь чувствовать присутствие или отсутствие вафу в любой мелочи. Подарок, как любая вещь, может быть практичным и функциональным, но дело не в этих качествах самих по себе, а в их эстетике – вафу.

Привезти в подарок вещь, в которой живет вафу, – значит подарить ощущение Японии.