В серебряном цеху Японии

Гинза - это, собственно, не улица. Того, что под улицами подразумевают европейцы, в Японии нет. Города рассекаются "дори" - дорогами, которые ведут в другие города. Любой адрес состоит из названия части населенного пункта - "ку", района - "чо", части района - "чоме", номера квартала и номера дома. Гинза - один из многих десятков чо в Токио. Но он отличается от прочих потому, что когда-то японцы его "назначили" местом встречи Страны восходящего солнца с 3ападом. После великого пожара 1872 года было решено, что именно здесь, в двух шагах от только что выстроенной первой в стране железнодорожной станции Симбаси, вставшая на путь модернизации Япония покажет себя миру. Тогда-то и начали японцы на "чистом листе" бывшего района Серебряный цех, как переводится слово "Гинза", "писать" свой роман о Любви ненависти Востока и 3апада. "3апад есть 3апад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись", но Гинза - это как раз тот случай, когда они сошлись и, похоже, навсегда.

"Гинза - это узел, нарост, точка пересечения орбит". Неизвестно, какое именно из значений слова node имел в виду мой спутник - ботаническое, астрономическое или медицинское, - ведь разговор шел на английском. А также - на языке изображений: карандаш архитектора Кайокацу Араи уверенно бегал по салфетке с логотипом авиакомпании JAL. В считанные секунды передо мной возник план японской столицы: такой ее видят летчики или даже космонавты сквозь иллюминаторы орбитальных станций. Салфетка переворачивается, и мгновенно в левом ее углу появляется уже одна только часть Токио под названием Чуо-ку, где находится Гинза. А в правом - она сама. У меня на секунду появилось ощущение, будто я оказался в "шпионском" центре, где без электроники, но с любым увеличением можно наблюдать любое место на Земле. "Вот из таких "узлов", а не из сетки улиц состоит Токио. "Узел", как жемчужная раковина, не только выращивает внутри себя нужную инфраструктуру, но и накладывает общий отпечаток на всех, кто селится в нем, обыгрывает часть истории страны, имеет свою философию, в общем, то, что называется "своим лицом"... Да что там Токио. Вся Япония состоит из таких "лиц", вся эта без пустот и "пробелов" громадная каменная деревня на 138 миллионов человек.

Во время прорисовки плана "Боинг" как раз нес нас над гигантской территорией России, где редкими "соцветиями" разбросаны 143 миллиона. Внизу расстилался сплошной пугающий "пробел" в цивилизации, а точнее - непроглядный океан черноты с пылающими фантастическими факелами "острова" Сургут посредине, где можно идти месяцами и не встретить ни одной живой души.

Здесь же, на высоте 10 000 метров, я встретил человека, самого что ни на есть нужного. Пишущие люди вообще верят в удачу, но чтобы на пути в Японию, куда "Вокруг света" откомандировал меня изучать Гинзу, рядом оказался известный архитектор, профессор Киотского университета, много лет к тому же проживший на Западе и работавший с "отцом" современного зодчества американцем Фрэнком Гери, - это уже чудо. Араи возвращался домой из Уфы, где ныне проектирует сверхсовременный комплекс зданий для правительства Башкирии. 10 часов лета от Москвы до Токио - много даже для самой увлекательной лекции, но нам, честное слово, и их едва хватило, чтобы мысленно измерить Серебряный цех. Шаг за шагом.

Шаг I. Самурай

Гинза есть порождение огня, духа перемен и денег. "Нет, пожалуй, деньги поставим на первое место", - улыбается Араи. В 1612 году военный правитель Японии сёгун Токугава Иэясу перенес монетный двор в бывшую рыбацкую деревушку Иеддо, где в рекордные сроки отстроил новую столицу Японии. "Гин" по-японски "серебро", и именно единая для всей страны серебряная монета, которую приказал чеканить сёгун, дала имя району. (Первоначально так назывался всего один квартал на месте современного чоме Гинза-2, где сейчас воздвигнута памятная стела.) Токугава прекратил гражданскую войну, закрыл страну для иностранцев, запретил христианство, в которое меньше чем за сто предшествующих лет отцы-иезуиты обратили почти четверть японцев, и ввел железное сословное деление. Сама градостроительная структура Иеддо была символом сёгуната - вокруг Замка властителя в обширных поместьях на природе селились самураи, а около порта в лабиринте узких улочек - торговцы и ремесленники.

Район, зажатый между самурайской и торговой частями столицы, и стал границей между двумя мирами. С одной стороны, Монетный двор - правительственное учреждение, а править - дело самураев: любой из них, кстати, мог на месте зарубить простолюдина, если счел бы, что тот при нем нарушил закон или какое-либо моральное правило. С другой - Монетный двор "производил" деньги, а их, как и торговлю вообще, самураи не любили. Более того, на Гинзе осуществляли основную "валютную операцию" тогдашней Японии: выдавали желающим серебряные монеты за соответствующее количество бронзовых, а ремесло менялы и вовсе считалось презренным. Но два с половиной века мира, обеспеченного сёгунатом, ослабили власть меча и усилили власть денег. Серебряный цех все гуще обрастал лавками, харчевнями, театрами и домами гейш, где за звонкую монету и самурай, и горожанин могли получить, что пожелают. Даже когда в 1800 году администрация Монетного двора проворовалась и, казнив виновных, сёгун перенес его в другое место, Гинза не умерла.

Шаг II. Император

Гораздо страшнее гнева властей для района оказался очередной "цветок Иеддо" - пожар 1872 года. Три тысячи деревянных зданий с перегородками из рисовой бумаги - "сёдзи" превратились в пепел за пару часов. Погибло же всего три человека - японцы бдительны и приучены ждать беды. По одной из легенд, Гинзу подпалила дочь зеленщика, чтобы в суматохе сбежать от строгого отца к возлюбленному…

Как бы там ни было, старая, изначальная Гинза канула в вечность почти одновременно с сёгунатом, упраздненным монархом-"революционером" Мэйдзи. Очередному потомку богини Аматэрасу не захотелось, подобно его предкам в десятках колен, осуществлять лишь декоративные функции в самой древней на свете империи. В 1868 году он решился отправить на пенсию последнего военного правителя. Тот, проиграв решающую битву сторонникам императора, мирно скончался в своем поместье 45 лет спустя. А двор из традиционной резиденции в древнем Киото переехал в замок Иеддо, причем, учитывая, что изоляционистской политике пришел конец, столица была символически переименована в Токио, что означает "Восточные ворота". Запоздалая "погоня" за Западом началась.

Пока мы мысленно из эпохи Токугавы перемещались в эпоху Мэйдзи, самолет перенес нас из Европы в Азию - позади остался Урал.

"Утром император посмотрел в окно и увидел перед собой пепелище, - продолжал между тем Кайокацу Араи. - Это зрелище удивило его: в Японии пустырь и тогда, и сейчас - редкость, стройка начинается буквально на следующий день после пожара или землетрясения". Но что следовало строить на Гинзе? Граница между "мирами" лишилась смысла. Сословия Мэйдзи упразднил, в стране не стало ни самураев, ни торговцев - только подданные императора, главное дело которых - выполнять его волю, перенимать все "хитрости" Запада.

И тогда мэру Токио Мацуде пришла в голову гениальная идея. Неподалеку от Гинзы только что построили вокзал первой в стране железной дороги, связавшей столицу с Иокогамой. Что если превратить Серебряный цех в кусочек Запада? Императорский дворец, железнодорожная станция и квартал в европейском стиле: чем не триединый символ перемен! Из Англии спешно выписали модного архитектора Томаса Уотерса, который застроил 1 200 метров нынешней Чуодори двухэтажными кирпичными домами с колоннами и балконами, точно, как на известной лондонской Риджент-стрит.

Шаг III. Харакири

В единственном "открытом" по закону Токугавы порту Нагасаки при сёгунах был иностранный квартал вроде московской Немецкой слободы, где жили, соответственно, одни иностранцы. За первую же на Японских островах "европейскую улицу для японцев" государство заплатило сумасшедшие деньги - два миллиона иен. Получилось, как на "настоящем" Западе: тротуары, газовые фонари, бульвар, засаженный ровными рядами деревьев. Только вот почти никто не хотел там жить: коренные "иеддо-кко" ("иеддцы"-токийцы) избегали преображенной Гинзы совершенно так же, как когда-то московские бояре, как черта, чурались Петербурга. Кроме того, хотя кирпичными были только фасады, а за ними "скрывались" привычные деревянные дома, люди боялись оказаться погребенными заживо при первом же подземном толчке. Или - задохнуться в каменном мешке душным летом. Но долг перед императором заставлял терпеть. Традиционная Япония героически пыталась жить в "потемкинской деревне" Мэйдзи. И лишь когда одна почтенная старушка, не выдержав смеси отвращения и страха, сделала себе харакири, из Гинзы начался настоящий исход ее немногочисленных обитателей. "Кавалерийская атака" на западную цивилизацию провалилась.

Шаг IV. Гейша

Пустые дома быстро разрушались, и только странствующие циркачи с дрессированными медведями иногда останавливались в них на ночлег. Гинзу "покидали" даже деревья: одна за другой гибли сосны и сакуры, дрогнули выносливые клены. Только плакучие ивы устояли, и это стало знаком свыше. Брошенную Гинзу и соседний район Симбаси освоил "ивовый мир". Так в Японии издревле называлось таинственное и притягательное царство гейш. Многие, наверное, знают, что эти дальневосточные "дамы полусвета" ничего общего не имеют с профессиональными проститутками. В представлении японца они - идеальные жены, чьим обществом за деньги может насладиться клиент. И секс здесь - дело десятое. Главное - общение, "гейшаасоби" ("игра гейши"). Женщина, достигшая в нем мастерства, должна знать все премудрости чайной церемонии, уметь имитировать все возможные оттенки настроений, плести тонкое кружево беседы, танцевать, петь, играть на струнном инструменте сямисэене и обладать еще тысячей причудливых навыков.

И вот гейша, само воплощение японских традиций, спасла "японскую Европу". Над кирпичными фасадами, "грезящими Темзой", зажглись бумажные фонари чайных домов, и на них слетелись все, от простолюдинов до членов кабинета министров. Вслед за гейшами на Гинзу пришли и представители второго из древнейших ремесел - журналисты. Здесь обосновались редакции "Иомиури Симбун", "Хоси Симбун", других знаменитых газет и новостных агентств. Рядом с ивами выросли телеграфные столбы.

И, наконец, сюда вернулись большие деньги. Крупнейшие торговые дома бросились стремительно осваивать район, вдруг показавшийся перспективным. В 1894 году на перекрестке чоме "Гинза-4" основатель фирмы "Seiko" (это слово означает "успех"), некто Хаттори построил свой первый магазин, украшенный башней с часами, которая стала неофициальной "эмблемой" современной Гинзы, да и, пожалуй, всей изменившейся до неузнаваемости империи. Теперь Япония с верной стороны зашла на сближение с Западом, через "серебряные ворота" впустила в себя его материальный мир: стулья и кровати, шляпы и брюки, корсеты, туфли, вилки…

Шаг V. Икебана

"Но теперь-то всего этого нет. Ни один из домов уотерсовской Риджент-стрит не сохранился. Гинзу XXI века вы увидите своими глазами, не буду портить свежести впечатления. Удачи!" - закончил свою лекцию Араи. Завершился и наш перелет. Полюбовавшись панорамой Большого Токио - ожившим профессорским рисунком на салфетке, - мы приземлились в аэропорту Нарита. Первое впечатление - невероятная чистота. Я хорошо знаю Германию и Швейцарию, но ничего подобного не видел. В Японии, как я потом убедился, даже бомжи ходят в чистых белых носках. Второе потрясение - отсутствие границы между естественным и рукотворным, как будто ты попал внутрь гигантской икебаны. Горы на горизонте словно написаны Хокусаем, а плиты тротуара под ногами уложены так идеально, что могли возникнуть сами собой в один из дней Творения. Про сад, вписанный в урбанистический интерьер аэропорта, я даже не пытаюсь рассказать…

Час езды на автобусе - и начинается "научная фантастика" Токио. Умопомрачительной сложности автомобильные развязки, некоторые улицы в трех уровнях: вверху и внизу пешеходы, в середине - машины. Стекло, сталь, бетон, потрясающий дизайн, реклама и несметные толпы людей, которые терпеливо ждут зеленого света на перекрестках. А еще - хаос иероглифов на вывесках и указателях. Теперь я знаю, как чувствуют себя мои западные друзья в Москве, не понимая кириллицы. Наконец, я вижу первые латинские буквы, за которые хватаюсь как за спасательный круг, - Ginza.

Шаг VI. Кабуки

Первая встреча с нею - полное разочарование. Тот же Атлантик-сити или Кёльн... Обычная суета типового "торгово-развлекательно-информационного" проспекта. Не видно "фирменных" небоскребов и хай-тека, а только шпалеры стеклобетонных универсамов образца 60—70-х годов. Даже реклама какая-то казенно усредненная, доконал меня и "Макдоналдс", где Big Mac и Cheeseburger предлагаются даже без соответствующего им иероглифа. Куда я приехал?.. Но тут, слава Богу, людской поток вдруг выносит меня к зданию, словно сошедшему с гравюры художника Хиросиги. Мощные деревянные балки, черепичная "крылатая" крыша с завитками, бронзовый орнамент: я узнаю всемирно известный Театр Кабуки-за. Попасть внутрь не проблема - можно купить билет не на весь многочасовой спектакль, а всего на одно действие. Двигаясь в живой очереди к окошку кассы, зажав в руке тысячеиеновую купюру (чуть меньше десяти долларов), вспоминаю все, что знаю о Театре Кабуки.

Шаг назад. "Низкое" искусство

Кабуки - это японская народная драма, созданная городским плебсом в пику аристократическому театру самураев Но. Тут действующие лица - не боги и благородные господа ("даймё"), а торговцы и гейши. Придумали Кабуки женщины, и первоначально все роли исполняли только они, но потом, под влиянием классической морали, театр стал полностью мужским. Гинзе Кабуки обязан тем, что здесь он получил статус "высокого искусства" и отсюда отправился завоевывать остальной мир. Во главе труппы Кабуки-за тогда стоял легендарный триумвират артистов, "данкику-са": Дандзюро Девятый, Кикугоро Пятый и Садандзи Первый - они и "вселились" в неоренессансное здание с арками и пилястрами, одно из многих соответствовавших духу реформ Мэйдзи в Серебряном цеху. Однако спустя некоторое время, в 1925-м, архитектор Окада Синичиро возвел специальный "дом Кабуки" на манер замка эпохи средневековых феодальных войн. Кабукиза Синичиро стал своего рода манифестом новых отношений с Западом: не заимствовать все подряд с жаром неофита, как раньше, а придирчиво выбирать нужное. И, в свою очередь, предъявлять собственные достижения. Так на Гинзе начался обратный процесс: Европа стала открывать для себя Страну восходящего солнца.

Впрочем, изнутри театр до сей поры похож на обычный западный, только фотографии артистов в фойе украшены ветками сакуры. В партере больше тысячи мест, но и с верхнего яруса хорошо видна сложная сцена с вынесенными прямо "на зал" двумя узкими помостами. Костюмы и грим персонажей ослепительны, движения благодаря колодкам-сандалиям на ногах совершенно необычны, не говоря уже о музыке и неожиданных "появлениях" и "провалах" персонажей в люки на сцене. С непривычки не понимаешь ровно ничего, хотя в программке подробно, и по-английски в том числе, изложено содержание пьесы, а перевод диалогов обеспечивают наушники. Но, как говорят знатоки, за логикой действия не следят и сами японцы. Это - актерский театр, и сюда ходят исключительно на "звезд". Особый стиль исполнения той или иной роли в точности передается от отца к сыну, династии уходят корнями в XVII век, а имена их представителей звучат, как королевские… В общем, наушники я снял и просто погрузился в магию театрального действа. В голове, правда, все время вертелась мысль: если уж это изощренное, местами кажущееся манерным представление именовалось плебейским, то каков же в сравнении с ним Но?.. Это выяснилось все на той же Гинзе, где имеется и этот традиционный аристократический театр. В нем, оказывается, не только каждый жест символичен, но и смысл этого жеста меняется в зависимости от того, в какой точке сцены находится артист.

Шаг VII. Гайдзин

Глотнув экзотической Японии посредине "глобалистского" района, ныряю в него обратно, а точнее - в станцию метро "Хигаси-Гинза", то есть в "Восточную Гинзу", где у меня назначена встреча со знакомым фотографом, Джереми Саттон-Хиббертом. Этот молодой шотландец успел уже поработать на Украине и в Средней Азии, а теперь он "гайдзин", как зовут японцы всех приехавших к ним иностранцев. Джереми в Токио три года, он охотно вызвался помочь отыскать хорошую точку для съемки Серебряного цеха сверху. По его мнению, ничего нельзя найти лучше, чем бар Ассоциации иностранных журналистов на 25-м этаже обычного конторского здания по противоположную от Кабуки-за сторону чо, на границе с императорскими садами. Его высота - 56 м. Выше строить нельзя, а до 90-х годов "планка" была еще скромнее - 31 м. Городские власти боятся, что гигантские дома "убьют" домашнюю атмосферу. Это, однако, уже не мешает владельцам универсальной сети "Мацудзакая" пугать старожилов проектом 178-метрового небоскреба, который они хитро, в обход правил, собираются "не возводить заново, а наращивать" над уже существующим сооружением, что вроде бы не запрещено…

Узнав о том, что у меня пока "не складываются отношения" с Гинзой, деликатный Джереми повел меня не "по", а "под" ней. Пешеходный тоннель, соединяющий три станции метро, протянулся почти на два километра. Любители преемственности, японцы выложили его из красного кирпича - точно из такого был возведен первый "европейский" район.

Шаг назад. Землетрясение Канто

В 1923 году токийскую Риджент-стрит полностью смело с лица земли Великое землетрясение Канто. Все опасения тех, кто когда-то боялся жить в "ловушках гайдзинов", оправдались: каменные фасады рухнули, подмяв под себя деревянную "начинку". Было время завтрака, топились печи, и потому возник гигантский пожар. В Токио погибло более 140 000 человек. С тех пор в годовщину драматических событий, 1 сентября, японцы поступают в полном соответствии с национальным характером. Не объявляют траур, как сделал бы на их месте любой, а проводят общенародные учения пожарных…

Поднявшись на лифте, мы попадаем прямо в разноязычную суматоху клуба, и спутник, улыбаясь, говорит: "Если тебе и это не по вкусу, ты безнадежен". У моих ног - море огней. Уже стемнело, и ночная нарядная Гинза взывает к небу и покупателям такой симфонией рекламы, что даже месяц кажется задействованным в ней. И опять вспоминается один из рисунков профессора Араи: мне еще в самолете показалось, что он похож на лист из японской книги.

Вид сверху не оставляет сомнений: "иероглифы" кварталов обведены по периметру района линиями железной дороги и шоссе, поднятыми над Токио на сваях. Гинза - это текст о Японии, написанный в специальной, "облегченной" манере, чтоб любой гайдзин мог его прочесть. И в то же время - текст о Западе, доступный японцу. Здесь есть специальная слоговая азбука - катакана. Ее придумали, когда понадобилось иероглифами транскрибировать иностранные слова. Серебряный цех - это та же катакана.

Шаг VIII. Банзай

Джереми сдает меня с рук на руки друзьям-англичанам. Сам он торопится: завтра ему уходить в трехмесячное плавание на судне "Гринписа" вместе с подружкой, японской активисткой этого экологического движения. Экспедиция будет выслеживать китобойные флотилии, которые в Южных морях и Антарктике охотятся на кашалотов. Его друзья - библиотекарь ассоциации Джулиан Райалл и политический аналитик из Токийского университета Крейг Чилверс - тащат меня к стойке бара знакомиться с завсегдатаями. В Японии все "гайдзины" - братья, а журналисты и подавно. Я начинаю понимать, как член этого почтенного клуба корреспондент "Франкфуртер Цайтунг" Рихард Зорге, а по совместительству советский разведчик Рамзай, собирал информацию для своих корреспонденций в Центр. Узнав о моем редакционном задании, подгулявшая компания заваливает меня сведениями о Гинзе, а потом затевает игру. Разбившись на команды по национальностям, "гайдзины" начинают считать, сколько фирм и магазинов из их стран рекламируют огни Гинзы. Джулиан собирает ставки, Крейг выступает в роли арбитра. Поначалу вперед вырываются американцы, выкрикивая азартным хором: "Apple, American Express, Tiffany, Сoca Cola, Washington Shoes…", однако мой "личный консультант", мистер Райалл, шепотом советует ставить на французов - мол, "не прогадаешь". У галлов "пороху" действительно оказывается больше: "Yves Saint Laurent, Louis Vuitton, Dior, Hermes, Givenchy, Chanel, Printemps… " "Банзай! Ура!" Сами японцы - вне конкуренции: их компаний все равно больше. Но до ребяческих соревнований они не снисходят - пусть гайдзины тешат самолюбие. А Джулиан удовлетворенно подмигивает проигравшим: книжки, дескать, надо читать. Французская "эра" здесь началась еще в начале прошлого века. Хотя на государственном уровне японские политики ориентировались, скорее, на ведущие военные державы эпохи - Британию и Германию, их жены и дочери, проходя азбуку западной моды, интуитивно почувствовали особый лоск парижских товаров. Гинзу охватила галломания, ставшая вовсе повальной после землетрясения 1923 года и восстановления района в специфическом духе: "мога" (modern girls - "современные девочки") и "моба" (соответственно, "мальчики" - modern boys) просиживали теперь часами в абсолютно "монпарнасских" кафе. Знаменитейшим из них был Plantan, где всем заправлял популярный художник-импрессионист Со Мацуяма. Будто сошедшие с его картин кокетливые беретки и длинные сережки, которые и ныне в ходу в Японии, повсюду напоминали токийским модникам двадцатых и тридцатых: "Франция - наша путеводная звезда". Из тех же времен - неистребимое желание молодых японок обнажать свои кривоватые ножки, ранее скрытые кимоно и длинными платьями с турнюром...

Шаг IX. Гинбура

Утро следующего дня застает меня в обществе соотечественника. Мы гуляем по Гинзе с Александром Кайрисом, биофизиком, доктором наук, который придумал, как восстановить кислотно-щелочной баланс в организме космонавтов после полета и даже успел полечить "пациента с бровями" - Л.И. Брежнева. В СССР у ученого все складывалось хорошо, но в конце семидесятых он неожиданно женился на японке из древнего самурайского рода и уехал в Токио. Теперь Александр преподает в Токийском университете и успешно занимается предпринимательством, а внешне очень напоминает киноартиста Макса фон Зюдова.

"Выкинь из головы свои книжные представления о Гинзе, расслабься и займись гинбурой", - посоветовал бывалый гайдзин.

Шаг назад. Наука гулять

Гинбура - слово, появившееся в среде "хулиганствующей" золотой молодежи сто лет назад при слиянии существительного "Гинза" и глагола "барабура" ("бесцельно слоняться"). Обычный для "представительских" улиц крупных городов изнурительный шопинг тут ни при чем. Занимаясь гинбурой, можно разве что спонтанно, поддавшись мгновенному влечению, купить себе что-нибудь. Это занятие предполагает особое состояние души, когда жизнь кажется прекрасной, торопиться некуда, и единственная ваша забота - не пропустить чего-нибудь интересного в изменчивом Серебряном цеху.

Время идеальное для гинбуры - суббота. По выходным и праздникам район, подобно Крещатику в Киеве, превращается в пешеходную зону, где одновременно гуляют 300 000 человек. Мы с Кайрисом отправились слоняться от гигантского комплекса кинотеатров и магазинов Mullion, близ железнодорожной станции "Юракучо". Как раз на этом сдвоенном небоскребе с плавными обводами между рекламой фильмов красуется один из главных символов современной хайтековской Гинзы - часы Seiko. Каждый час под бой курантов циферблат отъезжает вверх, являя зевакам (вроде нас) огромный позолоченный механизм с танцующими в нем фигурками, однако моего спутника больше вдохновляют самураи с мечами на премьерных плакатах. В Японии мой знакомый успел кроме научной и деловой сделать еще и актерскую карьеру: однажды выступал по телевидению в какой-то просветительской программе и приглянулся киношникам. С тех пор Саша переиграл добрую сотню разнообразных гайдзинов. Ну, это вроде своего негра на "Мосфильме". Шутки шутками, а роль датского монаха-врача в фильме "Тень воина" у самого Куросавы сыграл тоже он. Правда, в международной версии бессердечный продюсер картины, Фрэнсис Форд Коппола, оставил от роли лишь несколько секунд, зато в домашнем, японском, прокате - целых три сцены.

Кино на Гинзе вообще особая тема. С начала прошлого века именно здесь вся страна знакомилась с чудесным миром, открытым братьями Люмьер. Киоски с фотографиями западных "звезд"— "буромаидо" - заняли место лавочек, продававших "юкие", гравюрные портреты артистов Кабуки. Пик же интереса токийцев к "важнейшему из искусств" пришелся на 50-е. Премьеры "Расёмона", "Семи самураев" и других легендарных фильмов, ознаменовавших появление Японии на карте мирового кинематографа, прошли в кинотеатрах Гинзы: тогда их было в чо, наверное, больше, чем ресторанов. Потом "золотой век" потихоньку закончился, поколение Куросавы исчерпало себя, но и сегодня в фойе "Мюльона" вовсю идет рекламная кампания нового местного блокбастера о гибели (в годы Второй мировой) самого большого линкора всех времен и народов - "Ямато". Его огромная модель выставлена на улице прямо посреди района и очень нравится любителям гинбуры.

Шаг X. SONY

Спускаемся чуть дальше по одной из двух главных дорог Гинзы - Харуми-дори, которая начинается у Императорского дворца и тянется до самого Токийского залива. Здесь на нашем пути встречается первый из "великих перекрестков" - Сукиябаси.

Его главный аттракцион - Sony Building. Снаружи - здание без окон, стеклянный фасад превращен в один гигантский экран. Для 66-го года, когда архитектор Асихара Йосинобу придумал такое решение, это было невероятно смело. Внутри, в небольших помещениях, напоминающих каюты межпланетного звездолета, демонстрируются последние электронные новинки фирмы. Все можно не только купить, но и попробовать. Sony Building - это магазин-полигон, где покупатель привыкает к чудесам, сваленным на его голову инженерами и программистами фирмы. Мальчишки увлеченно "режутся" в сумасшедшие электронные игры. Парочка влюбленных, обнявшись, застыла в кресле перед гигантским экраном супертелевизора. Несколько солидных отцов семейств оживленно обсуждают достоинства новой видеокамеры, снимая друг друга и любуясь результатом. Но главный ажиотаж царит у стенда с роботом-собачкой AIBO ERS-7M3 за 2 000 долларов. Аибо умеет узнавать в лицо своих хозяев, будить их по утрам, понимать и отвечать (!) более чем на сто фраз, выражать мимикой шесть чувств ("счастье", "гнев", "отвращение", "печаль", "страх", "удивление"). Но главное - он умеет учиться и развивается в абсолютно индивидуальную "личность". Так что все зависит от владельца: если вы будете регулярно играть со своим "питомцем" в мячик, он разучит новые веселые трюки. Особенно млеют от игрушки пожилые домохозяйки. Когда видишь, как они, нежно поглаживая пластиковую спину "самого дорого в мире будильника", умильно воркуют: "Аибо, аибо", становится ясно: корпорации Sony беспокоиться не о чем.

Шаг XI. Бусидо

"Гинза теперь стала местом для таких, как мы. Для тех, кому за 40…" - усмехается Кайрис. Молодежь "тусуется" в районе Сибуйя, где сосредоточены магазины для тинэйджеров и "металлисты" в цепях лениво глазеют на прогуливающихся школьниц в форменных "матросках". Днем матроны из среднего класса делают здесь покупки и рассказывают друг другу новости, а вечером - развлекаются их уставшие после трудового дня мужья. О том же, как они проводят время на Гинзе, пренебрегая аскетическими заповедями кодекса бусидо ("Путь воина"), - позже. Сначала о дамах. Весь чо увешан портретами милого и застенчивого юноши в огромных роговых очках: это - любимец всех японок средних лет, корейский артист Бо Йон Юн. Он сыграл обаятельного неудачника в сериале "Зимняя соната", покорившем всю Азию, и теперь его портрет красуется даже на носках стоимостью два доллара. Когда Йон приезжал в Токио, полиция запрещала ему выходить на улицу, чтобы, не дай Бог, не разорвали "на сувениры" обезумевшие поклонницы. Причем феномен популярности этой телезвезды объясняется качествами, противоположными тем, которые привлекают обычно западных зрителей. "Он кажется таким незащищенным и деликатным. Его так хочется пожалеть", - вздыхают даже сорокалетние офис-леди (так в Японии называют деловых женщин). Пожалеть Йона и повздыхать о нем, попутно выбирая себе новое платье или сидя в кафе, - любимое занятие дам на Гинзе...

…А раньше кафе в районе играли более важную - идеологическую роль. То был западный "таран", который пробивал мощную стену азиатского уклада. Японец при всем своем консерватизме довольно гибок в поведении и всегда, если необходимо, готов учиться новым правилам игры. В 20—30-х годах он учился так: сначала, к примеру, в кафе "Коломбина", расписанном "франкофилом"живописцем Фудзита Цугуйи по прозвищу Леонардо, украдкой высматривал знаменитых интеллектуалов, побывавших в самом Париже. Потом заказывал "сукуруми" (искаженное "шу-а-ля-крем", chou a" la cre’me - пирожное с кремом) и с опаской начинал флирт с официантками - "суитогару" (sweet girls - "очаровательные девушки"). Эти бойкие, нисколько не похожие на женщин со старинных гравюр чаровницы в кружевных передниках охотно "учили" и потом "экзаменовали" всех, кто желал освоить премудрости "западного образа жизни". Кроме кафе они подрабатывали "такси-танцовщицами" в дансинг-холлах. Каждые три минуты фокстрота, танго или степа с такими барышнями стоили полторы иены. И наконец, высший "европейский шик" - освежиться молоком. Для прадедов нынешних токийцев оно еще было такой же экзотикой, каким для современного европейца остается кумыс… Все эти чудеса попали на Гинзу после беды 1923 года, вытесняя по ходу дела архаические чайные домики и гейш. Причем места им требовалось все больше, так что вскоре чо расползся к югу, увеличившись вдвое, с четырех чоме до восьми. Тогда же он стал первым высотным районом столицы: здесь поднялись 6—7-этажные дома в фирменном стиле "Азия над Европой" - каменные коробки с колоннами, увенчанные японскими "крылатыми" крышами.

Шаг XII. Синто

Мы тоже выпили "ритуального" кофе с молоком в небольшом кафе прямо под Sony Building. Сам напиток, как обычно в Японии, оказался скверным на вкус, но зато от нашего столика открывался вид на самое красивое здание Гинзы - магазин "Гермес", созданный звездой современной архитектуры итальянцем Ренцо Пьяно. На строительство ушли тысячи стеклоблоков, отлитых по средневековой технологии из венецианского стекла. Каждый из них по-своему преломляет свет, и потому "идеальные" очертания стен, рассчитанные на компьютере, причудливо "дрожат" и оживают как в лучах солнца, так и в свете ночных огней. Между двумя башнями установлена конструкция из расположенных под разным углом зеркал, где почти весь район отражается уже повторно. И чтобы уж окончательно "добить" зрителей, зодчий впаял в блоки, расположенные на уровне человеческих глаз, сами товары, которыми тут торгуют: духи и изделия из кожи. Такая неожиданная реклама, да и весь облик магазина, я думаю, прекрасно передает в западной форме классический японский постулат: "Взявшись за большое дело, не забывай о деталях". Страсть к мелочам у японцев, конечно, от национальной религии, синтоизма, где обожествляется каждый камешек, а вот умение мыслить масштабно, скорее всего, от безбрежности буддизма.

Словно в унисон историкофилософским размышлениям хайтековская часть Гинзы заканчивается, уступая место "токийской Таймс-сквер" - перекрестку Четвертого чоме. Здесь Харуми-дори, по которой следуем мы с Александом Кайрисом, пересекается с Чуодори, основной дорогой этих мест. Ее иногда ошибочно именуют в путеводителях "Гинзастрит". Архитектурное пространство перекрестка организовано вокруг уже упомянутого мной старейшего здания с большими часами на башне, а ныне очень дорогого универмага "Вако". Приобрести что-либо в этом строгом сером доме, похожем на старомодного джентльмена в цилиндре, - мечта любой японки, а в 45-м он уцелел лишь по счастливой случайности. В то время как вся Гинза была до основания разрушена бомбами "Летающих крепостей", "Вако" не получил даже царапины и был реквизирован генералом Макартуром под ставку Восьмой оккупационной армии.

На смену британской Гинзе XIX века и французской Гинзе первой половины ХХ уверенно заступала Гинза американская. Рядом с Четвертым чоме, в магазине "Мацуя", открылись военторг и склад посылок для американских военнослужащих. Надо ли говорить, что весь район немедленно превратился в гигантский черный рынок?

Шаг XIII. Якудза

Рынок "открывался" ночью на освещенных фонариками переносных прилавках ("йомидзе"). Вдруг откуда ни возьмись здесь появлялись сигареты, радиоприемники, зажигалки, джинсы и прочие дары страны-победительницы. Всю эту пеструю торговлю на Гинзе держал в руках, подмяв под себя коренных японских якудза, скромный сержант морской пехоты США, а ранее "солдат" нью-йоркской мафии Ник Дзапетти. Его штаб-квартира располагалась в универмаге "Ланско". Начался токийский виток карьеры предприимчивого итальянца с того, что он "помог" командованию Восьмой армии открыть офицерский клуб "Рокер-4". Туда прямо в военных автобусах каждый вечер привозили на работу 2 000 девушек (название клуба, кстати, не имело никакого отношения к "року", который тогда еще и не родился. Слово "рокер" можно перевести как "лоток для промывания золота", а "4" появилось от названия соответствующего перекрестка Гинзы). Дело сразу окупилось - денег хватило и генералам, и мафиози.

Пост главного советника, "консильеро", у Дзапетти занимал русский белоэмигрант Владимир Бобров. В 1953 году в странном приступе патриотизма, прихватив мафиозную кассу вместе с русским же бухгалтером этой славной огранизации, первой красавицей Гинзы Ниной, Бобров рванул на моторной лодке к советским берегам. Но оказалось, не судьба. Беглецы заблудились в тумане и попали в руки американской контрразведки. А сам черный рынок района, переживший и междоусобицы якудзы, и экономические кризисы, пал жертвой Олимпиады-1964. Тогда городские власти, стыдясь иностранцев, приложили максимум усилий и "отбросили" нелегальную торговлю к окраинам. А здесь, где гуляем мы, напоминанием о ночном сиянии йомидзе остается ежегодный конкурс витрин и ночные шествия "отто-то-хикари" ("Звуки и иллюминация") в рамках Большого карнавала Гинзы во вторую неделю октября…

Гинбура немыслима без визита в расположенную рядом с "Вако" старейшую на Японских островах булочную европейского типа, где продают "сакура анпан" - булочки с начинкой из сладкой бобовой пасты и засоленных цветов вишни. Особенно любил их и заказывал только здесь покойный Мэйдзи (правил в 1867— 1912 годах). Контраст сладкого и соленого в сочетании с нежным тестом удивителен.

Стоит также перейти Харумидори и познакомиться еще с одним старожилом района - магазином "Кюкедо". Это восхитительное царство японской каллиграфии, бумаги, красок и благовоний. Здесь можно купить все необходимое, чтобы дальше идти "кодо" ("путем запаха") и "седо" ("путем кисти"). И будьте уверены в качестве приобретенного: сама марка "Кюкедо" существует с 1663 года, а торговый дом на Гинзе - с 1880-го.

Шаг XIV. Микимото

В целом центр Гинзы прочно удерживают японские торговые гиганты, по странной прихоти судьбы все как один начинающиеся на "М": "Мицукоси", "Мацуя", "Мацудзакая", "Микимото". Пройтись по ним - все равно что совершить путешествие в историю модернизации Японии: "Мицукоси" первым начал раскладывать товары не на полу, как было принято в старину, а на полках и в витринах. "Мацудзакая" первым прекратил требовать, чтобы покупатели снимали обувь перед входом. "Мацуя" первым запустил эскалаторы, которым больше всех радовались карманники: провинциалы забывали на "лестнице-чудеснице" обо всем, в том числе о кошельках. А "Микимото" стал первым "брэндом", вышедшим за границы империи. В конце XIX века его основатель Кокичи Микимото сделал простое, как все гениальное, открытие: если подложить песчинку-"затравку" в раковину устрицы-жемчужницы, то та "дорастит" ее до идеальной формы, обволакивая перламутром. Так было поставлено на поток производство искусственного жемчуга, точнее, естественного, но произведенного природой по "заказу" находчивого предпринимателя. Теперь в старом здании на Чуо-дори, где расположены магазин и музей знаменитой фирмы, стало тесно. "Гвоздь" экспозиции - коллекция уникальных ювелирных украшений с жемчугом "от Микимото" работы лучших ювелиров мира меняется ежегодно. Во Втором чоме Гинзу с 2005 года украшает "Микимото-2", построенный талантливым уроженцем Южной Кореи Тойо Ито. Не хуже Ренцо Пьяно он "впаял" рекламу заказчика в архитектуру: окна небоскреба сделаны, конечно же, в форме жемчужин.

Шаг XV. Сохранить лицо

Но даже у Микимото не хватило денег, чтобы просто расширить свой главный магазин около "великого" Четвертого перекрестка. Здесь - самая дорогая в мире земля. Любой житель Токио охотно покажет вам ювелирный магазин "Тасаки" около входа в метро "Гинза", который в 80-х годах обошелся владельцам в миллион долларов за каждый квадратный метр.

Прошло лет десять, промышленный бум, в разгар которого казалось, что Япония вот-вот догонит и перегонит Америку, кончился. "Экономический пузырь" лопнул, заставив бизнесменов десятками выбрасываться из окон конторских небоскребов. Но, как ни странно, цены на недвижимость, особенно на Гинзе, остались на прежнем уровне: страна "сохраняет лицо".

Сейчас район переживает уникальный период своей истории. Впервые он нацелен не в будущее, а в минувшее. Здесь пытаются законсервировать представление о Японии времен послевоенного экономического чуда. Сохранить образы Гинзы, делающие ее непохожей ни на одну торговую улицу мира. Оригинальность эта прослеживается и в сочетании громадных магазинов и уютных крошечных лавок, где продают традиционные товары. Мои любимые среди них - "Ватанабэ", где торгуют гравюрами на дереве, бумагой и красками, а также магазинчик карликовых деревьев - бонсай. Они затерялись в переулках Седьмого чоме, "в тени" торгово-развлекательного комплекса косметической фирмы "Сисеидо", прославившегося тем, что здесь поэт Такамура Котаро впервые попробовал кока-колу. И посвятил новому вкусовому опыту прочувствованные стихи.

Шаг XVI. Кимоно

Занимаясь гинбурой, вы обязаны глазеть на толпу. Поражает, что в ней сосуществует сразу несколько Японий. Одетые по последней европейской моде люди идут вперемешку с теми, кто в кимоно и деревянных сандалиях гета (представьте себе Тверскую или Невский, где "прикиды" от "Версаче" соседствуют с сарафанами и кокошниками). Хотя "Европы" на Гинзе становится все больше, здесь иногда можно встретить даже учениц гейш - майко из соседнего квартала Нихомбаси. По традиции, опытные наставницы "рисуют" им ярким гримом "красивые" лица ("дипломированная" гейша косметики не употребляет, на ее лице должно быть видно любое мимолетное изменение настроения)… Еще я видел посреди бела дня молодого человека, не имевшего на себе ничего, кроме кожаных трусов. А эскортировали его импозантные ассистенты в строгих фраках и белых перчатках. Впрочем, то, конечно, был перформанс художника-авангардиста, эпатирующего "сытую буржуазию".

Сами представители этой буржуазии в Гинзе тоже иногда ведут себя эксцентрично, но уже по служебной надобности. У многих магазинов встречались респектабельные люди в "тройках", которые что-то громогласно выкрикивали, хватая прохожих за рукава. Выяснилось, что это будущие начальники отделов крупных компаний, которых перед повышением послали рекламировать различные товары: пусть избавляются от остатков застенчивости и привыкают навязывать свою волю. А вот - японцы в марлевых масках. Вообще-то, воздух в Токио чист. Муниципалитет тратит безумные деньги на экологию, и я своими глазами видел над Гинзой радугу. Так что классическое клише еще советской прессы о "задыхающихся от смога японцах" - полная ерунда. Маски же повязываются теми, кто переносит легкую простуду на ногах и боится заразить окружающих. "Деликатность японца превосходит понимание гайдзина", по справедливому мнению Кайриса. От себя добавлю: всякое воображение превосходит и их постоянная готовность помочь. Однажды ночью, заблудившись, я в отчаянии обратился к парочке влюбленных, тыча пальцем в карту, где была обозначена моя гостиница (без подобной "шпаргалки" портье вообще "не выпустит" вас на улицу). Парень в джинсах немного говорил по-английски. Он буквально взял меня за руку и повел. А его подружка в кимоно тут же отстала на два шага и засеменила сзади, не вмешиваясь в беседу мужчин. На протяжении десяти кварталов я чувствовал спиной, как она ненавидит гайдзина, испортившего свидание, но стоило обернуться - и в лицо мне светила только вежливая улыбка. Японец - заложник иностранца, он просто не может допустить, чтобы с вами в его стране что-то случилось. Главное, понять: знает он, как вам помочь, или нет, а то и сам измучается в ужасе, что "теряет лицо", и вас измучает. В последнем случае - найдите способ тактично отказаться от его "услуг" и тотчас отправляйтесь за советом в полицейский участок ("кобан"), который на Гинзе расположен прямо у Четвертого чоме. Сверкающее зеркальными стеклами конструктивистское сооружение увенчано статуей лупоглазого беспечного лягушонка, олицетворяющего гинбуру. Дежурные стражи порядка, среди которых непременно найдется милая девушка в кокетливой форменной шляпке, говорят по-английски и только и делают, что спасают потерявшихся иностранцев.

Шаг XVII. Суши

Тем временем солнце перевалило на западную сторону горизонта - самое время перекусить. Саша не стал мудрствовать и завел меня в первый попавшийся суши-ресторан, на Гинзе таких десятки. Он традиционный: необходимо снять обувь и сидеть на татами. Интерьер - смешанный, в хай-тек стильно вплетаются классические японские мотивы. Низкие столики вырезаны из ценного дерева, а посуда и даже палочки выплавлены из хромированного металла. Вместо стенок, разделяющих "кабинеты", - полупрозрачные легкие завесы из какой-то необычной ткани, а сквозь них видны силуэты других клиентов, поваров, "колдующих" над вашей едой. В Стране восходящего солнца кухню не прячут, а выставляют напоказ. Повара в артистизме не уступают гейшам. Интересно, как они умудряются от густого чада кухни оставить только легкие, аппетитные ароматы?.. Кстати, зайдя не в ресторан, а в сушибар, можно поучаствовать еще в одном аттракционе: сесть за стойку и смотреть, как мимо по "конвейеру" проплывают суши (правильнее - суси) разных видов. Ну и время от времени "ловить" их. Гинза специализируется на этих рулетиках из риса с сырой рыбой, хотя здесь можно найти еду на любой вкус.

Шаг XVIII. Сакэ

…Как и выпивку. Правда, в наши дни суши все чаще запиваются "чужим" напитком - пивом, которое буквально хлынуло в Японию еще во времена Мэйдзи. Хлынуло опять-таки через Гинзу. На Чуо-дори уже больше ста лет функционирует специальный зал "Лев", где подают один из трех главных японских сортов - "Саппоро", а также наименований пятьдесят европейских, американских и австралийских. Выглядит он изнутри как типичная мюнхенская пивная, даже официантки обряжены в баварские платья с жакетками. Но в целом японцы пытаются соблюсти национальное своеобразие даже в таком очевидно иностранном деле, как пивоварение: сейчас в Токио входит в моду их "ответ остальному миру" под названием "хаппосу". Этот дешевый напиток на морской воде и сыром солоде придуман всего восемь лет назад. Но - нечто вроде "баловства", а основу местной алкогольной "мифологии" продолжает, конечно, составлять сакэ, которого мы с Александром Кайрисом также не преминули отведать в главном святилище напитка - сакэ-центре "Нихонсу". Он совмещает в себе функции магазина, где продаются сотни три сортов 15—20-градусной рисовой водки, музея, где вам все о ней расскажут, и распивочной, где ее можно сколько угодно пробовать.

Я пришел к выводу, что самое интересное в сакэ то, как ты от него пьянеешь: не долго, отяжелев после бессчетного числа винных бокалов, не сразу, проглотив стакан русской "белой", а плавненько, словно парашютист, который некоторое время скользит по крылу самолета и только потом срывается в бездну.

Шаг XIX. Искусство

Мир еды на Гинзе - второй по размерам после мира торговли: на 3000 магазинов приходится 1607 баров и ресторанов. Почетное третье место занимает мир искусства, только частных художественных галерей здесь насчитывается более трехсот. Кайрис знакомит меня с владельцем галереи "Синода Биютцу", а сам, утомленный гинбурой, отправляется в свой офис работать. Масамичи Синода выглядит еще весьма молодо, но, как оказалось, торгует импрессионистами уже почти два десятка лет. Рассказ "инсайдера" открывает передо мной секреты "художественной Гинзы".

Шаг назад. Ван Гог и Хокусай - одно лицо?

Когда в 80-х годах разбогатевшие японцы начали скупать "обнаженных" Ренуара, "летающих влюбленных" Шагала, "голубых и розовых акробатов" Пикассо, мировой рынок искусства всерьез заинтересовался дальневосточной империей. В 1987 году за 40 миллионов долларов сюда уехали из Англии "Подсолнухи" Винсента ван Гога. Этого голландца жители Страны восходящего солнца считают своим, веря, что в предыдущей жизни он был художником вроде Хокусая. Еще год спустя универмаг "Мицукоси" с Гинзы приобрел гуашь Пабло Пикассо "Акробат и Арлекин" за 38,5 миллиона долларов. Но звездный час Японии настал в 1990-м, когда никому дотоле не известный дилер с Гинзы Хидэто Кобаяси заплатил на аукционе в Нью-Йорке 82,5 миллиона долларов за "Портрет доктора Гаше" того же ван Гога и еще 78 - за "Мулен-дела-Галет" Ренуара (заказчиком был мультимиллионер Саито). Эти покупки стали символом превращения Японии в экономическую супердержаву, а Гинзы - в Мекку артрынка. Правда, во время кризиса последнего десятилетия японские коллекционеры начали потихоньку распродавать купленные на волне успеха сокровища. Распродавать в том числе и российским клиентам, которых с каждым годом становится все больше. Если цена на нефть еще немного вырастет - чем черт не шутит, вдруг "Доктор Гаше" перекочует в Москву?

Шаг XX. Кампай

На Гинзу опускается вечер, и я в последний раз меняю компаньона: непроницаемого господина Синоду - на улыбчивого Александра Лыскина, товарища по экспедиции "Вокруг света". Фотограф только несколько часов назад приземлился в аэропорту "Нарита" и теперь напоминает мне меня самого двухдневной давности: ошарашенно глазеет на улицы в трех уровнях. Клин, как я теперь уже знаю, вышибают клином, и, чтобы привести коллегу в чувство, тащу его в "веселый квартал" Гинзы - к отелю "Никко". Кругом стайками прогуливаются подвыпившие клерки знаменитых фирм. Похоже, за вечер они уже не раз провозглашали: "кампай!" (нечто среднее между нашими "На здоровье!" и "Поехали!"). Заманчиво горят огни ночных клубов: "Эсквайр", "Париж"... Молодые ребята, очень напоминающие японцев с мечами из фильма "Убить Билла", приглядывают за своими подопечными "хостессами" ("хозяюшками"). Снимать не рекомендуется, хотя никто и не разобьет вам камеру, как это сделали бы просвещенные европейцы где-нибудь на Риппербане в Гамбурге. Опытный Лыскин делает вид, что ничего не понимает, а сам нажимает и нажимает на затвор.

Девушки, кто в длинных вечерних платьях, кто в коротких "а-ля Мерилин Монро", весело смеются и охотно позируют. Но стоит появиться потенциальному клиенту, все как по команде переключают свое очарование на него. Рядом с шеренгой хостесс сидит за своим столиком хиромантка с усталыми глазами Кассандры. Перед ней лежит электрический фонарик: им она будет освещать вашу ладонь во время гадания. Гадалки на Гинзе работают в основном не с женщинами, а с мужчинами, с теми самыми клерками, которых заманивают девицы. Последние, кстати, отнюдь не жрицы любви в привычном понимании. Продажная любовь в Японской империи официально запрещена с 1957 года, и в клубе, который сейчас перед нами, никакого разврата не будет. Хостессы - те же европеизированные гейши, их дело - флирт, который скрасит вечер замученных на службе джентльменов. Подлить пива или сакэ, первой крикнуть "кампай!", пошутить и посмеяться вашим шуткам, спеть в компании, а потом красиво расстаться с клиентом, долго кланяясь ему вслед, - вот вся их работа. Но, что самое удивительное, - и сами клиенты с ними чаще не отдыхают, а работают! В раскованной атмосфере, созданной хостессами под "кампай!", можно "разрулить" ситуацию, которая на официальных переговорах зашла в тупик из-за "оков этикета". Крупные компании даже оплачивают из своего бюджета услуги "вечерних фей". "Самый простой способ стать своим в этом царстве замкнутых групп - пару раз до бесчувствия напиться с партнером из Страны восходящего солнца. Если президент японской компании поведет вас вечером по злачным местам, его подписи на счетах будут играть для дальнейших деловых отношений не менее важную роль, чем заветная подпись на контракте", - справедливо писал в "Ветке сакуры" советский журналист Всеволод Овчинников. Правда, писал он это в "золотые семидесятые", а с тех пор экономический кризис заставил корпорации вдвое сократить представительские расходы. Элитарные закрытые клубы, где бутылка виски "Баллантайн" стоит 1 500 долларов, а гостей принимают только по рекомендациям, - теперь редкость. В моде агрессивный стиль заведений подешевле, которые не стесняются буквально вырывать клиентов друг у друга.

Район с хостессами остался позади, мы с Лыскиным направляемся в бар иностранных журналистов снимать ночную Гинзу сверху.

Нас, правда, ждал там поначалу неприятный сюрприз: вылезти прямо на крышу, о чем вроде бы было договорено, поначалу не разрешили. Менеджер всего здания, к которому Ассоциация и лично мой новый друг Джулиан Райалл обратились с официальной просьбой, вежливо, но твердо отказал. Дескать, с крыши открывается слишком хороший обзор закрытой для туристов жилой части Императорского дворца. Да, и кроме того, не так давно один самоубийца сиганул вниз: "У господ русских ведь нет справок, что они нормальные?.."

Положение, однако, спасла пресловутая японская боязнь потерять лицо. Узнав об отказе своего коллеги, менеджер клуба, расположенного в этом здании, не стерпел обиды. Он провел нас какими-то лабиринтами, открывая многочисленные двери собственным ключом. И вот - мы на месте. От вида действительно захватывает дух. С одной стороны, как на ладони - Сады Микадо, с другой - Гинза. Александр тут же улегся на парапет со своим фотоаппаратом и в зловещем свете красных фонарей крыши кажется снайпером, который ведет прицельный огонь по скоростным поездам, потоку машин, золотыми нитями уходящему к морю… И тут до меня доходит: Гинза - это игра. Японцы уверены, что говорят только то, что хотят сказать. Мы убеждены, что способны уловить "проговорки" и раскрыть тайну их культуры. И те, и другие темнят, как и полагается в азартной игре. Не случайно Гинза дневная и ночная - такие разные. Настоящей видится мне последняя, когда японский Бродвей вспыхивает безумным фейерверком огней.