Великая миграция. Взгляд из зрительного зала

Прыжок вышел отчаянным, но неловким. Распластанное в полете тело антилопы гну грузно рухнуло на ребристые валуны речной стремнины. Мерный шум воды приглушил громкий звук удара. Стадо судорожно метнулось от берега прочь. Маленький эпизод из драматического спектакля, поставленного самой природой. Именуется он Великой миграцией и происходит в Кении.

Прошло больше двух часов с тех пор, как, заглушив мотор, я присоединился к каравану туристов, журналистов и экологов, вытянувшемуся нестройной шеренгой вдоль каменистого берега реки Мара. Мощные раструбы дорогих объективов соседствовали с бытовым ширпотребом, но лица профессионалов и любителей были одинаково сосредоточенны. Каждые несколько минут подъезжала очередная машина. Деловито настроив видеокамеры и фотоаппараты, новички застывали в ожидании, изготовившись запечатлеть самый волнующий момент Великой миграции.

Действо, которое путеводители по Кении любят называть "грандиознейшим и драматичнейшим природным спектаклем", каждый год разворачивается в заповеднике Масаи-Мара. Посмотреть на это впечатляющее зрелище со всех концов мира приезжают четверть миллиона человек.

Чтобы не пропустить представления, туры надо заказывать заранее. В пик сезона гостиницы, до которых, в силу полной "невменяемости" дорожного полотна, лучше добираться самолетом, забиты до отказа. Но успех не гарантирован и тем, кто сумел позаботиться обо всем вовремя. Главное событие -- переправа тысяч антилоп гну через Мару -- зависит только и исключительно от воли самих антилоп. Заставить животных рвануть через неширокую, всего несколько десятков метров, но смертельно опасную, кишащую крокодилами, реку никому не под силу. Приходится лишь гадать и уповать на случай.

В тот день переправа намечалась в какой-нибудь сотне метров от нас. Не обращая внимания на джипы и микроавтобусы, набитые сгорающими от любопытства людьми, у самой воды, вздымая тучи пыли, бурлил круговорот из тысяч рогов, хвостов, копыт и грив. Темную, колыхающуюся массу антилоп гну изредка разбавляли шкурки зебр, но полосатые лошадки жались по бокам, и вглубь стада проникать не смели.

В бинокль были хорошо видны шальные глаза перепуганных гну. Затравленный взгляд безобидных коровьих мордашек, то и дело издававших растерянное, отрывистое "му", пробуждал щемящую жалость. На уровне инстинкта животные знали, что обязаны форсировать возникшую на пути преграду во что бы то ни стало, но никак не могли побороть страх. Оказавшиеся в первом ряду томительно медленно, неохотно поддаваясь напору сзади, подступали к воде, но, едва замочив копыта, бросались назад. Невероятным усилием они продирались сквозь плотный строй шедших следом и, едва избежав гибели в давке, не помня себя от ужаса, взлетали на крутой берег.

"Надо, чтобы опытный самец, который уже не раз переплывал через реку, показал пример, -- разъяснял обстановку пассажирам соседнего микроавтобуса сопровождавший их егерь. -- Стоит одному поплыть, как за ним ринется все стадо. Иногда роль лидера берут на себя зебры, но такое происходит не часто. Они куда осторожнее гну и рисковать не любят. Может, сегодня переправы не будет вовсе. Походят-походят у воды, да так и не решатся".

Опытный служитель заповедника как в воду глядел. Опрометчивый прыжок одного из самцов на камни перепугал и сородичей, и наблюдавших за драмой людей. По машинам пронесся вздох облегчения, когда побившийся гну все же сумел выскочить из воды и помчаться за стадом. Но берег опустел, и животные, которые так долго не могли собраться с духом, вновь стали неуверенно топтаться поодаль от переправы.

Бросок через реку отменялся или по крайней мере откладывался. А ведь начало дня не предвещало неудачи. От гостиницы до реки Мара было километров пятьдесят, поэтому выехать пришлось с рассветом. Животный мир жил своей жизнью. В утренней прохладе лениво нежились буйволы; шли по своим делам слоны, заботливо укрывая малышей в середине стада; беззаботно резвились газели Томпсона и импалы. Сезон миграции -- лучшее время, чтобы во всем многообразии увидеть экзотическую фауну и флору Масаи-Мара.

Чем ближе река, тем больше попадалось гну. Нескладные, но от этого не перестающие быть симпатичными, они шли друг за другом, след в след, нескончаемой цепочкой. С высоты старых термитников, словно с постаментов, на воинство гну гордо взирали самцы антилопы топи -- страшные собственники, постоянно и ревниво охраняющие свою территорию.

Стройная череда гну аккуратным черным пунктиром прочерчивала золотой травяной покров саванны, похожий на пшеничные поля. Не зря масаи назвали этот район Мара, что на их языке означает "пестрый", "пятнистый".

Широкие просторы украшали редкие, расставленные с безупречным вкусом зонтики акаций. Один из ее видов -- "дерево желтой лихорадки" получило свое медицинское название по недоразумению. Кто-то из первых белых поселенцев, остановившийся на отдых под высокой благородной кроной, заболел и решил, что именно дерево виновато во внезапно возникшей хвори.

Второй вид -- "низкорослая свистящая акация" именуется так по праву. Ветки дерева служат домиками для муравьев. В просверленные насекомыми дырочки-входы влетает ветер, постоянный спутник равнин Масаи-Мара. Свист, мелодичный или резкий, в зависимости от силы дуновения, -- предупреждение непрошеным гостям. А если они непонятливы, тем хуже для них. Стоит жирафу или антилопе начать жевать листья, как на ветку высыпают взбешенные муравьи и яростно набрасываются на агрессора. В качестве объекта атаки они выбирают язык, для которого их укусы весьма чувствительны, и животное спешит удалиться. Удивительный симбиоз -- союз акации и муравьев действует весьма успешно.

Не менее поразительна и история Великой миграции. Когда едешь по девственным холмистым равнинам Масаи-Мара, кажется, что она идет здесь вечно. На самом деле миграция -- явление новое, насчитывающее несколько десятков лет. Еще в середине ХХ века о массовых перемещениях животных, подобных нынешним, никто не знал.

Кенийский заповедник -- лишь маленькая частичка единой экологической системы. Вторая, основная часть, называется Серенгети и находится в соседней Танзании. После получения африканскими странами независимости масаи, живущие в обоих государствах, стали активно осваивать заповедные земли, захватив площади, отведенные диким животным. С другой стороны, фауна, попав под охрану, стала размножаться гораздо быстрее, чем раньше. Сыграли роль и прививки масайских коров от чумы рогатого скота. Болезнь была основной причиной гибели гну, пасшихся рядом с коровами. Теперь антилопы в основном избавлены от косившей их род напасти. С 1950 по 1992 год численность гну возросла со 100 тысяч до полутора миллионов. Намного больше развелось зебр и газелей.

Пастбищ стало не хватать, и все три вида отправились на поиски сочной травки. С ноября по январь, когда выпадают дожди на юге Серенгети, они пасутся там. Затем, с приходом засухи, гну, зебры и газели постепенно перемещаются все дальше на север. Наконец, в июле-августе, в зависимости от особенностей погоды в каждый конкретный год, они переходят через государственную границу и оказываются в Кении. По пути им приходится преодолевать реку Мара и становиться лакомой и легкой добычей многочисленных хищников. В октябре-ноябре стада уходят обратно, в Танзанию. Симбиоз и здесь действует исправно: в результате миграции гну получают сочные пастбища, а хищники -- три месяца легкой сытой жизни.

Пока гну битый час трусливо жались подальше от берега, переживая падение неловкого лидера, я разговорился с егерем. Парень оказался местным старожилом. Он помнил назубок все, что происходило в последние 20 лет. И удачные, и провальные. Времена, когда Масаи-Мару усеивали миллионы травоядных и тысячи плотоядных обитателей саванны, и небывало засушливый 2000-й год, когда небольшие стада гну в панике метались из Танзании в Кению и обратно, не находя обильного корма ни в одной из стран. В тот год привычной миграции попросту не было.

Нынешний сезон для антилоп выдался неплохим. Влаги выпало достаточно, и они долго отказывались переходить из Серенгети в Масаи-Мару. Не одна тысяча туристов день за днем понапрасну дежурила на берегу. Стада мирно паслись на другой стороне Мары и не проявляли ни малейшего желания кинуться в речку.

Бесконечно выжидали гну и сейчас. Лица туристов мрачнели с каждой минутой. Как бы извиняясь за несознательную дикую животину, кенийцы, сопровождавшие группы, смущенно пожимали плечами и разводили руками. "Может быть, еще пойдут, -- попробовал успокоить егерь. -- Гну никогда не переходят по одному и тому же броду. Им все равно, где идти. Вполне возможно, найдут другое место и все бросятся туда".

Всеобщее разочарование не передалось только стервятникам. Напротив, их становилось все больше. Несколько птиц зависли в небе, не меньше дюжины расселись по деревьям, еще столько же примостились на берегу. Пернатых любителей падали нисколько не смущала близость антилопьих копыт. Но так только казалось. Стоило стаду, оправившись от испуга, опять собраться, подтянуться к реке и вплотную приблизиться к хищной компании, застывшей, словно скульптурная композиция, как птицы вдруг расправили крылья и бодро взмыли в воздух.

Солнце давно стояло в зените. Удобные для наблюдения крыши машин опустели. Люди, устав от долгого ожидания и жалящих лучей, укрылись в салонах и занялись перекусом, трепом, книгами. Устойчивый дух сухой травы, ставшее привычным отрывистое, словно извиняющееся мычание гну, журчание воды окончательно убаюкали бдительность. Когда большинство очнулось и скинуло оцепенение, долгожданная переправа была в разгаре...

Новый лидер, скользя копытами по покатому каменистому склону, уже выбирался на противоположный берег. За ним тянулся густой лес круто изогнутых рогов. Антилопы рвались вперед, что есть мочи, выпрыгивая над водой, спотыкаясь, падая, и тут же вскакивая вновь.

Сильное течение постепенно сносило животных с переката вниз, в тихую заводь. Боковое зрение отметило необычное движение. Отвлекшись от борющихся с течением гну, я увидел, как в направлении антилоп плавно, не поднимая ни малейшей волны, скользят три торпедообразных предмета. Крокодилы. Они приближались как роботы: сильные, бесстрастные, безжалостные.

Ну же, держитесь! Не уступайте! Только не в заводь! Только не к этим чудищам! Судя по выражению лиц окружающих, не я один мысленно подбадривал выбивавшихся из сил гну. Заклинания не помогали. Медленно, но неумолимо расстояние сокращалось, и вот уже одна из торпед врезалась жертве в бок. Конец? Нет! Крокодил даже не открыл пасть. Несколько мгновений, и антилопа была на берегу.

"Они сыты, -- услышал я знакомый голос егеря. -- Миграция идет не первую неделю. К тому же крокодилу много пищи и не надо. Он ест не часто и очень медленно переваривает. В этот сезон добычи так много, что крокодилы складируют пищу про запас. Затаскивают туши антилоп под подводные коряги или камни. Получается нечто вроде холодильника, из которого по мере надобности извлекается очередной обед".

Иллюстрация к рассказу лежала в пяти метрах, на берегу Мары. Толстая, самодовольная, неспособная сдвинуться с места желтоватая туша.

Крокодилы -- не единственные, кого в сезон миграции гну кормят на убой. За счет антилоп утоляет голод почти все живое в Масаи-Мара. Как рассказали мне в расположенной в заповеднике исследовательской станции, самые прожорливые и многочисленные хищники -- стервятники. Трудно поверить, но по статистике, они ежегодно съедают тысячи тонн мяса гну -- больше, чем львы, крокодилы, гиены и шакалы вместе взятые.

Как всегда в природе любой процесс, в том числе такой жестокий, как пожирание гну, -- гармоничен, идеально организован и взаимно полезен. Животных, ослабевших или заболевших в ходе сухопутного странствия, приканчивают львы. Особей, утонувших, переломавших ноги или позвоночник в ходе переправы через Мару, -- крокодилы. За львами доедают гиены, способные за один присест проглотить треть собственного веса. Их неутомимые желудки переваривают все: и копыта, и кости, и шерсть.

Крокодилий желудок также растворяет любую субстанцию, но зато рептилии не умеют жевать. Они отрывают куски, впившись в тушу зубами и поворачиваясь в воде вокруг своей оси, затем поднимают верх морду, широко раскрывают челюсти, и добыча целиком проскальзывает в пищевод. Оставшееся -- дело стервятников. В период миграции они подчас наедаются так плотно, что не в состоянии не только летать, но и двигаться, и долго сидят на земле, бессмысленно выпучив глаза и растопырив крылья. Объедки с орлиного стола старательно подбирают марабу.

Разные виды стервятников имеют различное строение клюва и вместе могут обглодать скелет дочиста. Впрочем, так только кажется. Когда в действие вступают мухи, личинки и прочие насекомые, на их долю тоже кое-что достается. И только после острых, как бритва, челюстей больших африканских муравьев скелет становится девственно белым и кристально чистым. Ветер, солнце и дожди довершают работу, и к новому сезону золотая саванна Масаи-Мара вновь первозданна и готова принять мириады неутомимых путешественников-гну.

Круг замкнулся. Великая миграция идет непрерывно, каждый год унося десятки, а то и сотни тысяч жизней. Так надо. Но сколько ни убеждай себя в высшей разумности великого закона природы о выживании сильнейшего, нелепых, пугливых уродцев гну по-человечески безмерно жаль. Что ж, остается утешаться тем, что хотя бы мой день Великой миграции стал исключением из правил. Свидетельствую: в ходе столь неудачно начавшейся переправы через Мару не погибло ни одной "антилопки".