Мехико. На руинах Теночтитлана

К синему небу Мехико белым столбиком поднялась струйка дыма. Повторяя старинный ритуал, индейцы сожгли на столичной площади Сокало кактус сорта копал. Так в присутствии высших мексиканских чинов и с любопытством озирающихся иностранных туристов был отмечен день рождения Куаутемока, верховного правителя ацтеков, национального героя Мексики.

Бюст Куаутемока, установленный у паперти Кафедрального собора, был перевезен сюда несколько лет назад из района Иксатеопан штата Герреро, где покоятся останки легендарного вождя. Отмечая 502-ю годовщину со дня его рождения, мексиканцы воздают почести символу национального сопротивления испанским конкистадорам. Эта мощная историческая фигура и сегодня олицетворяет борьбу индейцев за свои права и сохранение национальной культуры.

Куаутемока был захвачен в плен и мученически погиб. А столица империи ацтеков Теночтитлан была в 1521 году разрушена конкистадором Эрнаном Кортесом. В знак окончательного покорения древнего народа на месте их пирамид и храмов, площадей и жертвенников был воздвигнут испанский, вернее колониальный город Мехико - столица современной Мексики. Так родилась мрачноватая шутка, которая в этой стране известна всем: "Наше прошлое у нас под ногами".

Остатки Теночтитлана остались под фундаментами католических соборов, дворцов знати, общественных зданий вице-королевства Мексики. Только сейчас при прокладке новых линий метро и ремонтных работах осколки ацтекской истории стали выныривать на свет.

С одним из таких реликтовых памятников я познакомился на уже упоминавшейся площади Сокало. Любопытно, что у нее есть и второе название, считающееся официальным, - Конституции. Так назвали ее конкистадоры в честь принятого некогда в метрополии основного закона. Однако память об испанских завоевателях у мексиканцев не в почете, и они предпочитают именовать главную столичную площадь Соколо, что означает "цоколь". Когда-то здесь заложили фундамент памятника Независимости. В конце концов его соорудили в другом месте, а название осталось.

Здесь-то, в двух шагах от церкви Саграрио Метрополитано, поражающей ажурной каменной вязью в стиле барокко, и было сделано поразительное открытие. На дне котлована взору открывается целый архитектурный ансамбль - пирамидальный храм с базальтовыми лестницами, коридорами, солнечными часами, алтарями и фонтанами. И все это под "охраной" каменных орлов, змей и лягушек - священных животных ацтеков, удивленно взирающих из своего XIV века на пеструю толпу туристов, обступивших котлован.

Раскопки, явившие нам это ацтекское чудо, именуемое Темпло Майор, были начаты в 1978 году и продолжаются по сей день. Предание таково. На одном из островов озера Тескоко индейцы увидели орла, державшего в когтях змею. По понятиям ацтеков, это символизировало торжество добра над злом. Воодушевленные индейцы решили построить в этом месте свою столицу Теночтитлан. Прорезанная многочисленными каналами, она напомнила восхищенным конкистадорам Венецию, что, впрочем, не помешало им разграбить и разрушить город.

Новая столица строилась не только на руинах Теночтитлана, но и на месте осушенного озера Тескоко. Это было грубой ошибкой: Мехико оказалось на дне гигантской чаши, что породило немало проблем. С ноября по апрель дождей здесь почти не бывает, город задыхается от пыли, а воду приходится качать насосами издалека. Зато в сезон дождей Мехико заливает, и с помощью тех же насосов спасаются уже от влаги.

"Просто парадокс, - вздыхает инженер Сесар Эррера. - Мы вынуждены избавляться от дождевой воды и одновременно качать питьевую". В одной из районных управ ее шеф пожаловался мне, что свою работу он был вынужден начать с уничтожения парка - из-за хронического дефицита влаги пришлось отказаться от поливов. А известный художник Фелисиано Бехар однажды едва не утонул в собственной студии. Наводнение началось неожиданно, и бурлящий поток сорвал двери. "Вода поднялась почти до подбородка, - рассказывает художник. - Я стал звать на помощь. Сосед пробился ко мне, но его сбило с ног. Пришлось спасаться вплавь, хватаясь за ветки деревьев. Прибывший на следующее утро мэр лишь развел руками: "Это единственный город, который спускает свои реки в канализацию".

Извечное уравнение "земля - вода" преподносит и другие сюрпризы. Подстилающие Мехико породы на пять шестых состоят из водоносных слоев. В результате по мере того, как насосы выкачивают подземные воды, город опускается. В среднем на четверть метра в год, но неравномерно. Знаменитая колонна с ангелом, воздвигнутая на площади Реформы в 1910 году, покоится на сваях, вбитых глубоко в землю, и поэтому держится устойчиво. Улицы же вокруг опускаются, так что каждые несколько лет на лестницах, ведущих к подножию монумента приходится наращивать по ступеньке. Полное впечатление, что ангел на колонне вздымается все выше к задымленному небу...

Особенно тяжело приходится метростроителям. Прежде чем вынимать грунт, им приходилось откачивать воду, строго следя за ее балансом. Нарушишь пропорции - здания по соседству станут опускаться еще быстрее. А при рытье котлованов под станции изъятый грунт приходится компенсировать тяжестью здания над ней, чтобы она вдруг не "всплыла" на поверхность.

Сам факт, что в Мехико существует метрополитен, сродни инженерному чуду. Стартовав в 1969 году с линии протяженностью 11,5 километра, подземка имеет сейчас свыше ста километров туннелей и продолжает расширяться. Каждый день услугами метро пользуются четыре миллиона человек. Это вдвое больше, чем перевозит весь автобусный парк.

Однажды в утренний час пик я наблюдал за колоритными сценками на станции Сарагоса, расположенной к востоку от центра города. Мужчины толкались в длинных, извивающихся очередях. Отдельной, не в пример менее агрессивной толпой стояли в ожидании поезда женщины. Дети сгрудились в особом загончике: матери заберут их перед самой посадкой в вагоны, отведенные специально для женщин. Вот такая "сегрегация", избавляющая женщин от необходимости при пиковых нагрузках давиться в одном вагоне с мужчинами. Гуманно и в то же время меньше искуса для латиноамериканского темперамента.

Мехико, которое немецкий естествоиспытатель, географ и путешественник Александр Гумбольдт в начале XIX века назвал "городом дворцов", таковым и остался. А вот птиц, в многоголосии которых в то время тонул городской шум, в столице все меньше. Зато заметно прибавилось ядовитых выхлопов от миллионов автомашин.

Мировой рекорд по численности и плотности населения Мехико делит с Токио. На площади менее полутора тысяч квадратных километров проживает почти 20 миллионов человек - каждый пятый житель страны. Ежегодно численность чилангос (так мексиканцы называют столичных жителей) увеличивается еще на миллион, главным образом за счет крестьян, которых нужда гонит из родных мест. В итоге плодятся новые районы трущоб, растет армия безработных, обостряются проблемы коммунальных служб.

Вконец разоренному мексиканскому крестьянину столица дает некоторый шанс на выживание, но не всем. Одни выкручиваются за счет того, что выращивают цветы и овощи, разводят кроликов и кур на крышах своих лачуг и в крохотных двориках. Другие опускаются на самое дно. "Вы видели местные трущобы? - спросил меня знакомый фоторепортер. - Некоторые бедолаги ютятся там в норах, вырытых в горах мусора. Даже мне страшно там снимать".

Головная боль для городских властей - проблема сквотттеров, или, как их здесь называют, "парашютистов" - незаконных поселенцев, которые десантируются на пустующие участки земли как бы прямо с неба. Такие вторжения организуют пройдохи маклеры. Они находят людей, отчаянно мечтающих построиться, и "продают" им участки, не имея на то никакого права. А, случается, прямо провоцируют захват городской земли под покровом ночи. Маклеры гребут деньги, а власти лихорадочно пытаются найти выход из тупиковой ситуации. Самочинные застройщики на земле, принадлежащей городу, обычно все-таки получают официальное признание после пяти лет "мирного законопослушного проживания".

С точки зрения архитекторов, Мехико - "клинический случай катастрофы". Бывший президент страны Мигель де ла Мадрид говорил, что "рост Мехико и его гигантские размеры выходят за все мыслимые пределы и внушают тревогу". Прославленный романист Карлос Фуэнтес назвал столицу "задыхающимся городом, который неудержимо расползается, подобно расплывающейся кляксе". Журналистка Анна Флешнер, имея в виду те 11 тысяч тонн ядовитых отходов, которые предприятия Мехико ежедневно выбрасывают в атмосферу, дала ему прозвище "смогополис". А Карлос Гонсалес, бывший столичный мэр, сравнивает управление городом с ремонтом самолета, находящегося в воздухе.

Начало городского кризиса относят к концу Второй мировой, когда в Мехико начался индустриальный бум. Как на дрожжах вырастали заводы, фабрики, мастерские, конторы, лавки. Уже в ту пору "друзья Мексики", как иронически называют здесь американцев, один за другим открывали в ее столице филиалы своих компаний. В погоне за прибылью им было совершенно безразлично, к каким последствиям может привести такая концентрация предприятий, к тому же не оснащенных очистными системами. В зажатую горами котловину Мехико хлынул не ослабевающий до сих пор поток пришельцев. В результате на менее одной тысячной доли территории страны скопилась пятая часть ее населения.

Мехико не может расти вширь, он и так уже перелился за границы соседних штатов, поглотив по пути мелкие и крупные города. Правда, вроде бы остается такой резерв сокращения дефицита жилья, как реконструкция центральных районов. Но против этого категорически возражают археологи. "При строительстве метро, при прокладке новых коммуникаций, в ходе ремонтных работ мы теряем больше исторических памятников, чем находим. Массовая реконструкция исторической зоны - археологическая катастрофа", - убеждены они.

Кроме того, менталитет чилангос принципиально отличается от нашего. Для российских горожан характерны центростремительные тенденции: большинство хочет жить в центре не только потому, что там все под рукой, но и потому, что престижно. В Мехико безоговорочно господствуют тенденции центробежные. Все, кто может себе это позволить, устраиваются на окраинах - меньше шума, больше зелени, чище воздух, спокойнее жизнь. Исторический центр Мехико - прибежище людей небогатых, а то и совсем бедных.

Редкой ночью видны над столицей звезды, а луна лишь слабым пятном желтеет сквозь ядовитую пелену. Если Мехико - чаша в обрамлении гор, то ее дно - центр, накрытый смогом. И если на окраинах экологическая ситуация еще терпима, то в районе Сокало концентрация ядовитых веществ в воздухе все 365 дней в году представляет угрозу для здоровья.

Поэтому те, кто побогаче, бегут прочь. И жилые дома в центре пребывают в плачевном состоянии: давно не крашенные, грязные, с неработающим водопроводом и канализацией, часто лишенные электричества. У бедняков нет денег на оплату ремонта, хватило бы заплатить за крышу над головой в покосившихся после землетрясения 1985 года, полуразрушенных домах. С утра и до темноты на площади Сокало сидят женщины, разложив на асфальте нехитрые сувенирные поделки. У них обожженные солнцем лица, грубые рабочие руки, одежда из домотканного полотна. Дети спят или играют тут же, на асфальте. Грязные, оборванные, босые.

Не раз городские власти пытались тем или иным способом добиться рассредоточения населения, но все их старания заканчивались провалом. Почему? "Мы не очень-то законопослушны, - ответил на мой вопрос один знакомый чилангос. - Не забывайте, что у каждого из нас, у каждого мексиканца есть что скрывать от властей. Это может быть взятка, иногда - неуплаченный налог. Возьмите, например, мою любимую старую тетю. Она каждый день ходит к мессе, но это отнюдь не мешает ей водить автомобиль без прав. Когда ее останавливает полицейский, она кротко говорит: "Вот ты и получил, сынок, шанс сделать сегодня богоугодное дело". И он ее отпускает".

По оценкам демографов, 30 процентов семей в столице имеют всего лишь одну комнату, и это при том, что в среднем каждая такая семья состоит из пяти человек. Ежегодно в Мехико рождается около 300 тысяч младенцев. Многодетность семьи здесь считают доказательством мужской доблести супруга, а также плодовитости жены. "Кроме того, дети - это своего рода инвестиции на случай старости", - сказал мне один из мексиканских демографов. Конечно, многочисленная семья порождает серьезные проблемы, но она же помогает людям преодолевать немалые трудности. Родственники заботятся друг о друге, а в стране, где отсутствует страхование по безработице, это часто вопрос жизни или смерти.

Высокая плотность населения вместе с присущим мексиканцам чувством добрососедства, помноженным на круглогодичный мягкий климат, создает такие условия проживания, которые эксперты называют "жизнью на глазах у всех". Тротуары Мехико заполнены шумной толпой, в которой снуют мелкие торговцы. Здесь же полным-полно играющих детей, судачащих нянек и просто праздношатающегося люда. Двери многочисленных лавочек и магазинов распахнуты настежь. Ни днем, ни ночью никто не укроется от всевидящего ока толпы. Порой я даже замечал, как орудуют местные карманные воришки.

Центр Мехико - это еще и кромешный "автомобильный ад". Систему автобусного сообщения дополняют маршрутные такси, пассажиры в которых в часы пик прессуются по схеме "сельди в бочке". Дизельные грузовики и автобусы оставляют за собой шлейф черного дыма. Улицы застилает колеблющееся марево смога, за которым едва угадывается своеобразный монумент в честь двигателя внутреннего сгорания - 52-этажная призма "Пемекс", офис государственной нефтяной монополии "Петролеос мехиканос". "Это самое высокое здание в Латинской Америке", - с гордостью сообщил мне водитель такси. То, что мы плотно замурованы в автомобильной пробке, не омрачило его настроения. Это тоже мексиканская специфика. Застряв у светофора, водитель может спокойно отправиться за газетой, прицениться к пончо или увлеченно глазеть, как уличный фокусник глотает огонь.

Не знаю, способен ли иностранец до конца проникнуться духом Мехико. Но убежден, что изучать его надо как бы в двух проекциях. Смотришь на гигантский мегаполис со смотровой площадки одного из высотных домов и видишь неоглядное море крыш, проникаешься масштабом. А спустишься, нырнешь в какую-нибудь тихую улочку, скажем, в районе Колониа Куатемок, и перед тобой, как в калейдоскопе, сменяются сцены будничной, незатейливой жизни. Прачка развешивает на веревке мокрые чулки; откормленный старый пес дремлет у ног хозяйки, не забывая временами порыкивать, чтобы обозначить - он службу знает, бдит...

У каждого района есть свои отличительные особенности. Тепито в Колониа Морелос, к примеру, знаменит Ринконадой - уличным рынком, на котором есть все - от поношенного белья до электроники. В свое время здесь можно было приобрести контрабандные духи или выкупить свое же собственное украденное столовое серебро. Теперь уже не то. Полиция гордится, что "черный рынок" удалось превратить в обыкновенную барахолку.

Район вокруг Пласа Рома старше и пользуется дурной славой. Мальчишки играют здесь в футбол прямо на улице, а праздношатающиеся мужчины настороженно разглядывают забредшего чужака. Эту зону называют "гнездом воров". Местный священник Альфонсо Арести Лигуори, вот уже двадцать лет отпускающий своей пастве грехи и являющийся другом всем и каждому, вступается за прихожан: "Когда-то у нас здесь случалось до полтысячи преступлений в год, теперь много меньше".

Порфирио Диас, один из бывших президентов страны, свергнутый революцией в 1910 году, произнес однажды хлесткую фразу: "В Мехико никогда ничего не случается, пока вдруг не произойдет". Каким же окажется это "вдруг" в новом веке? Может, растущие трудности, которые испытывает Мехико, - это расплата за первородный грех, - растоптанное прошлое, жизнь на костях Теночтитлана, уничтоженной столицы ацтеков?