По дну океана наперегонки с приливом

Архипелаг на самом севере Мозамбика раскинулся до того живописно, что впору подумать, будто его спроектировал некий выдумщик архитектор. Вдоль побережья вплоть до границы с Танзанией длинной пунктирной цепочкой протянулись 32 островка. Один из них - Киримба (Quirimba) и дал название всему архипелагу. Но как до него добраться? Ведь даже не каждый житель Мозамбика слышал про эти острова. Я придвинул карту и стал прикидывать маршрут.

Остров Киримба "тяготеет" к портовому городу Пемба, столице провинции Кабо Делгаду. При португальцах Пемба называлась Порту-Амелия - в честь последней королевы метрополии. Уж там-то наверняка подскажут путь-дорогу. Как говорят у нас, язык до Киева доведет. Надеюсь, что до Каримбы тоже.

В Пембе завожу разговор с менеджером отеля. Он советует побывать в порту и там разузнать насчет островов. Спасибо, уже наведался. Действительно, можно нанять катер, и часов через шесть - при попутном ветре - вы сойдете на берег Каримбы. Но аренда самого скромного судна обойдется в такую копеечку, что небо покажется с овчинку. Это не для простого россиянина, а, как писали раньше, для "заокеанских толстосумов" или для "новых русских". Впрочем, вряд ли затерянный на юге Африке архипалаг входит в сферу их жизненных интересов.

Оценив ситуацию, менеджер потолковал с постояльцами и предложил мне еще один вариант, много экономичнее. С утра пешочком пройтись 4 километра через всю Пембу до базарчика Embondeiro, на выезде из города. Если повезет, то там можно сесть на чапу (открытый пикап), идущую в Киссангу (Quissanga), что в 120 километрах к северу от Пембы. А там искать "дау" (парусную фелюгу), идущую на архипелаг. Так добирается до Киримбы местный люд. А я в своих странствиях всегда стараюсь следовать его примеру.

...С утра прошел редкий в зимний сезон ливень. А надо заметить, что июль в Южном полушарии - разгар зимы. Однако когда к базарчику подошла набитая пассажирами чапа, кто-то в небесной канцелярии, по счастью, прикрутил кран. И вот мы несемся вдоль громадной бухты Пембы, в которой, по утверждениям местных жителей, могут уместиться все торговые суда мира. Может, они и преувеличивают, но масштабы впечатляют. Асфальт сменяется пыльной грунтовкой; выбоины все глубже, и мы постепенно становимся участниками "Кэмел трофи". Правда, без шансов на приз.

К обеду чапа, вся в красноватой пыли, тормозит у единственной в Киссанге гостиницы. Хозяин заезжего дома рад гостю - какой ни на есть, а заработок. Но гость на его беду рвется на архипелаг и спешит к бухточке, где на песке дремлют рыбацкие шаланды. Наметанным глазом прикидываю: ветер встречный, "большой воды" еще нет, значит, надо ждать у моря (океана) погоды. Судовладельцы подтверждают: эшпере! Ждать! Советуют возвращаться в гостиницу; в случае чего - пошлют за мной одного из местных шкетов, которые крутятся тут же под ногами.

В отеле, более смахивающем на постоялый двор, меня встречают как родного. Хозяйка наливает чай. К столу подсаживается местный "активист", хорошо говорящий по-английски. Васко - сын своей эпохи, а она в Мозамбике была бурной - национально-освободительная война, плавно перетекшая в гражданскую. В 70-е годы Васко служил в армии ФРЕЛИМО, выкуривая из буша оппозиционеров - "банды РЕНАМО". Военному делу его обучали кубинские инструкторы - в порядке выполнения "интернационального долга". После окончания гражданской войны ренамисты были амнистированы; ныне эта партия представлена в органах власти. Сейчас Васко - мирный труженик полей. Правда, поля эти заливные: на них выпаривают морскую соль.

За беседой время летит незаметно, но ее пришлось срочно закруглять. Прибежал босоногий посыльный с вестью: вода прибыла, ветер попутный, можно грузиться! Торопливо прощаюсь с Васко, с хозяином "пенсао" (пансиона, отеля). На берегу готовятся к посадке на борт пассажиры. В попутчики мне досталась семья -три человека, везут мешки с маниокой на Киримбу.

До острова наш шлюп с косым парусом бежит весело. Челн кренится то на один борт, то на другой. В качестве противовеса используются мешки с песком: их перебрасывают с места на место. Если балласта не хватает, то в ход идут пассажиры. Кормчий то и дело с почтением обращается ко мне: "Патрон, пересядьте! Патрон, подвиньтесь вправо!" Я добросовестно выполняю его указания, понимая, что посильно участвую в центровке нашего плавсредства. Созерцая дивный закат, начинаю думать о ночлеге: есть ли вообще на этом островке гостиница? Кормчий бормочет что-то невнятное: "Си, аллемань!"

Спрыгиваем с дау и по пояс в воде бредем к берегу. Местные мальчишки берутся довести путника до пенсао, рассчитывая на вознаграждение - несколько сот метикалей. Но они еще малы; в их понимании "пенсао" - это дом из кирпича, то есть то, что отлично от соломенной хижины. И когда мы подходим к местному магазинчику, они считают свою задачу выполненной. Владелец лавки инофрмирован лучше и объясняет моим проводникам, куда надо идти дальше. Снова звучит слово "аллемань". Интересно, откуда здесь немцы? Сопливые африканские "иваны сусанины" заводят меня все дальше в глубь острова, а между прочим, уже сгустились сумерки. В южных краях мгла приходит мгновенно. Когда наша ватага оказывается наконец у очередного каменного строения, выясняется, что это частный дом.

Пока объясняюсь с хозяином, малолетние гиды растворяются в темноте. А домовладелец показывает на едва различимую тропу, по которой нужно идти километра три до "аллемань". Выбора нет, продолжаю свой путь во мраке, один, без языка, через заросли, по острову, затерянному в Индийском океане...

Минут через 20 слышу за спиной треск мотора - меня нагоняет мотоциклист. Как выяснилось в дальнейшем, управляющий имением. Доставив внепланового туриста до усадьбы, он сдает клиента с рук на руки пожилой хозяйке-немке. В качестве молчаливых, но внимательных свидетелей этой процедуры выступают четыре суровых волкодава. Любезность оказана мне не случайно. "Без нас они бы вас в темноте разорвали", - объясняет управляющий имением, показывая на четвероногих стражей. С запоздалым страхом думаю, что я мог бы запросто разминуться с мотоциклистом.

Зиглинда - так зовут владелицу поместья - приглашает меня в дом. На ней футболка; на спине большими буквами почему-то выведено: "ФРЕЛИМО". В углу гостиной телевизор. На экране, через спутник связи, немецкая программа. Зиглинде нездоровится (возраст!), и она немногословна: ночлег - 20 долларов, фрюнштюк - 5. Спрашиваю: платить долларами или мозамбикскими метикалями, по курсу? "Меня интересуют только доллары", - слышу в ответ.

За окном заливистый собачий лай и шум мотора. На джипе подъехал хозяин: он целый день провел на плантации. Знакомимся. Иоахим Гесснер оказался более разговорчивым, чем супруга. Он "с 30-го года", родился в Бреслау (ныне Вроцлав, Польша). Конец второй мировой войны застал Иоахима в Чехии. Так и хочется спросить: "Фольксштурм? Гитлерюгенд?" Но не решаюсь: зачем сыпать соль на раны?

В 1946 году Иоахим покинул Восточную Европу: железный занавес только еще начал опускаться над ней, и ему удалось проскользнуть. Самолетом долетел до Амстердама, оттуда в Мадрид, потом в Лиссабон. В столице метрополии он был недолго; оттуда на пароходе отправился в Мозамбик, где у его отца на острове Киримба была пальмовая плантация. Сюда через Португалию бежали некоторые "раскулаченные" немецкие семьи. В Мозамбике Иоахим познакомился с Зиглиндой, и они провели на архипелаге Киримба лучшие годы жизни: сто лет на двоих...

Основной источник доходов Гесснеров - пальмы на 700 гектарах земли, унаследованных хозяином от отца. Гостиничка на нескольких постояльцев - это так, для приработка. Ею заведует жена, чтобы тоже быть при деле. Как любили говорить в третьем рейхе: "Труд делает свободным!" Из кокосов на плантации выделывается копра - нынче ее в Мозамбике закупает государство. На экспорт Иоахим не работает, нынче в стране не те условия. Спрашиваю: не отбирают ли власти землю, как это происходит в соседней Зимбабве? "Нет", - отвечает Иоахим. И мрачно добавляет: "Пока". Начинаю понимать, что Зиглинда не случайно носит футболку с именем правящей революционной партии. Это демонстрация лояльности.

В 1977 году, когда советско-мозамбикские связи были интенсивными, чета Гесснеров побывала в Советском Союзе: 5 дней в Москве, столько же в городе на Неве. Это сейчас до Мозамбика нужно добираться с двумя пересадками, через три страны. Тогда же из Мапуту был прямой рейс Аэрофлота. В середине 90-х годов побывали они и в Германии, но в Польшу заехать не решились, так что Бреслау (Вроцлав) для Иоахима остался в туманной юности.

Пора спать, и хозяйка ведет меня в соседний домик. На ходу объясняет: нельзя нигде тушить свет и выходить ночью на берег океана - собаки разорвут! Утром можно, они белых не трогают. Из черных расистски настроенные волкодавы признают лишь двух человек из прислуги. Остальных негров третируют, а иногда и четвертуют (между прочим, как про такого представителя четвероногих написал повесть "Белая собака" прекрасный французский писатель Ромэн Гари). Зато в комнатах нигде нет запоров, все под охраной волкодавов. Стук движка вскоре стихает, свет гаснет, и я засыпаю под шум океанского прибоя.

Утром - плотный завтрак (фрюнштук), после чего мы отправляемся на плантацию. Иоахим, взявший на себя функции экскурсовода, поясняет: из орехов, растущих на пальмах, получают копру. Дерево начинает плодоносить через шесть - восемь лет, но по-настоящему расцветает в 40-летнем возрасте. Ежегодный урожай с одной пальмы - примерно полсотни орехов. Мы идем к постройке, напоминающей теплицу. Сюда на тракторе с прицепом свозят орехи, сложенные на плантации пирамидами по сто штук. Острым ножом - катане - рабочий вспарывает зеленую оболочку и извлекает коричневое волосатое ядро. Его разрубают пополам и укладывают на металлическую раму сушильной установки.

Высыхая, белая мякоть ядра - копра - темнеет, выделяет маслянистые пары и затвердевает. Из копры при последующей переработке отжимают кокосовое масло, а прочное волокно идет на изготовление веревок, циновок, щеток.

Лекция, выслушанная мной, столь подробна, что в принципе можно считать: у меня в руках дополнительная профессия. Так, про запас, на всякий случай...

С плантации мы едем в прибрежную деревню. Первыми европейцами, ступившими на берег Киримбы, были португальские миссионеры, прибывшие сюда во второй половине XVI века. От той эпохи на острове сохранились две полуразрушенные церкви. Один храм без крыши. Внутри сохранились надгробные плиты с едва различимыми надписями по-португальски. Там, где у нас на руинах порушенных церквей положено расти кустарнику, здесь на стенах угнездились кактусы. На колоннах - резьба по камню. Рядом с храмом - хижины, лодки. Здесь же вялится рыба на бамбуковом настиле. У подножия баобаба рыбак чинит гайолу - корзину из бамбука, которой местные жители ловят рыбу на мелководье.

В другом храме крыша наполовину сохранилась и, о чудо: черепица не тронута. Более того, никто не "оприходовал" деревянные оконные рамы. Целы и балки перекрытий. А ведь могли бы и реквизировать, в революционные 70-е годы. Знаю по отечественному опыту...

Иоахим интересуется моими планами. Они у меня предельно просты: нужно перебраться на соседний остров Ибо. И я слышу от солидного плантатора вроде бы несерьезную, если не шутовскую фразу: "Пешком здесь час-полтора". То есть как это: пешком до острова в океане? А так. Начинается отлив, и до следующей "большой воды" можно перейти на Ибо по дну океана. Здесь всего 6-7 километров. Более того, Иоахим, сама любезность, даст мне в провожатые своего помощника - рабочего с плантации. Одному можно запросто заблудиться в мангровых зарослях, а очередной прилив не отменишь.

В поход выступаем через час, когда уходит вода. Не то чтобы я пуглив, но приятно было обнаружить, что мы не одни: по обнажившемуся дну тянутся островитяне. У них тоже дела на Ибо. Темнокожий гид, выделенный Иоахимом для сопровождения, берет часть моей поклажи: ведь нам придется идти через мангры босиком. С нами поравнялась стайка местных щеголих. На их лицах толстый слой белой краски; его готовят из сока все тех же пальм. Амади, так зовут провожатого, объясняет, что это питательная смесь. Она защищает кожу от солнца, а на ночь косметическую маску смывают. Все как у белых модниц, только с точностью до наоборот.

До Ибо по песчаному дну дошли быстро, но это самая легкая часть пути. Начинаются мангры, тропинки разбегаются в разные стороны, и без провожатого здесь действительно пропадешь. Опасливо поглядываю в сторону океана - как там с приливом? Приходится идти по колено в черной жиже, пересекать ручьи, и все - под палящим солнцем. Наконец Амади выходит на берег островной речушки, и мы шлепаем по ее песчаному дну. И вот - желанная сухопутная тропа, ведущая в городок.

Так уж получилось, что мы оказались первыми, кто вышел из мангровых зарослей. Оказывается, остальной люд дисциплинированно тянулся за нами - на узкой тропе обгонять друг друга невозможно, да и не нужно: ведь все идут с грузом. Со стороны это выглядит довольно необычно: впереди белый "робинзон" с темнокожим "пятницей", а за ними целый караван - цепочка женщин с поклажей на головах и белыми "масками смерти" на лицах. А шествуем мы, между прочим, мимо старинного португальского кладбища.

Нынче воскресенье, и городок словно вымер. На дверях местного отделения ФРЕЛИМО большой амбарный замок. Дом революционного комитета украшен мозамбикским гербом с российским автоматом Калашникова - вот уж поистине свидетельство мирового признания! Магазинчики тоже на замке. Замечено: если в городе появляется ревком, то сразу исчезают продукты. И уже нет рынка, а остается "снабжение товарами повседневного спроса". Мы это проходили и других научили...

Амади ведет меня к гостинице, сохранившейся на острове от "старого режима". При входе в "Casa pensao Janine" меня окликают по имени. Оборачиваюсь: да это же Пьер из Франции! Два года назад мы познакомились с ним на пароходе, шедшем с танзанийского острова Пембы на Занзибар. А теперь вот встретились близ мозамбикской Пембы. Оказывается, он так и не покидал Юго-Восточной Африки: скитался по Кении, Танзании, Мозамбику, Малави. Пьер - профессиональный инструктор по дайвингу. Обосновавшись в подсобке при очередной прибрежной гостинице, он учит богатых постояльцев подводному плаванию с аквалангом. Так и кормится океаном. Рано или поздно его загранпаспорт заполняется визами от корки до корки. И тогда он идет во французское посольство, и ему выписывают новый. Такой вот гражданин мира. Примущественно подводного.

Пьер хорошо освоил португальский язык, и теперь он договаривается с хозяйкой отеля насчет "ужина при свечах" (с электричеством на острове перебои). Утренний улов принес местным рыбакам осьминога; вечером он-то и будет гвоздем программы. Пойманного осьминога тут же на берегу отбивают палкой. По традиции ему причитается 40 ударов. Через каждые 10 ударов его полоскают в воде, отчего из него сочится мыльная пена. Подмечено, что такая экзекуция заставляет морское чудище "расслабиться", и тогда можно уже не опасаться, что в котле при варке его тело приобретет свойства резины. Просушив на солнышке и дав восьмипалому слегка провялиться, его отваривают и кладут на решетку жаровни и затем щедро поливают смесью оливкового масла и лимонного сока. Первое не дает ему подгореть, а второй - стягивает кожу, сохраняя исконный вкус.

Мы идем к старинной португальской крепости Сан-Жоао Батишта (св. Иоанна Крестителя). Первое португальское укрепление было устроено здесь около 1609 года, после чего Ибо стал вторым по значению опорным пунктом после острова Мозамбик, лежащего в 300 километрах к югу от Пембы (от этого острова впоследствии получила название и вся страна). А нынешняя крепость Сан Жоао датируется концом XVIII века.

Португальцы сделали на Ибо перевалочный пункт работорговли. Большой спрос на рабов был у французов - владельцев плантаций сахарного тростника на о. Маврикий. Однако в 1891 году Порту-Амелия (нынешняя Пемба) заменила Ибо в качестве торгового центра, и только форт Сан Жоао Батишта продолжал функционировать с полной нагрузкой: там, где когда-то томились невольники перед отправкой, португальцы держали в каменных казематах политических противников режима. Нынче форт заброшен, денег на реставрацию нет, и только находчивый островитянин пытается получить мзду у случайных туристов за вход в крепость. Да еще в нескольких камерах трудятся серебряных дел мастера.

Кафедральный собор после ухода португальцев также был закрыт. Вдоль главной улицы стоят пустующие полуразрушенные особняки, с глазницами окон и покосившимися дверями. После отъезда белых хозяев их никто не занимает, и внутри гуляет ветер. Местные жители ютятся в бамбуковых хижинах на окраине. Там же и единственная на острове мечеть. Это память о столетиях, на протяжении которых местное население подвергалось влиянию ислама от арабских мореходов, торговцев, миссионеров.

По словно вымершему городку иду на старинное португальское кладбище. Оно огорожено каменной стеной; это кусочек "ушедшей Португалии". Кладбищенская церковь на замке, зато склепы открыты настежь. Заглядываю в один из них. Когда-то он принадлежал богатой семье Перейра. В два этажа вдоль стен стоят гробы. С одного из них, где упокоился Франсишку Перейра, крышка сорвана. Кости вперемежку со строительным мусором, череп оскален в печальной улыбке. Бедный Франсишку - африканский Йорик!

Впечатлений от Ибо более чем достаточно, надо возвращаться на большую землю. Ведь кроме Ибо и Киримбы другие острова архипелага весьма труднодоступны, да там и нет источников пресной воды. При португальцах были заведены пальмовые плантации на Matemo и Quisiva. Есть там и жители, но вряд ли они готовы принять туристов. Островок Ролас (Ilha das Rolas) близ Матемо необитаем; там можно встретить лишь рыбаков-сезонников. Были слухи, что какие-то предприимчивые энтузиасты начали строить коттеджи для туристов на островке Quilaluia, к югу от Киримбы, а также на Quipaco, - на полпути между Пембой и Киссангой. Предполагалось, что там "западники" будут предаваться "бэрдвотчингу" - наблюдению за птицами. Но при ФРЕЛИМО эти прожекты оказались "журавлем в небе"...

Как добраться с Ибо до материка? На архипелаг, как говорится, "вход - рубль, а выход - два". После долгих расспросов удалось отыскать место, где челны могут взять на борт пассажиров. На вопрос, когда, слышу в ответ: "А ля манья" (утром) и "тарде" (после полудня). "Расписание" завязано на времени приливов. Решаю покинуть Ибо на рассвете. На берегу уже сгрудились пассажиры. Пойдет одна из шаланд на материк или нет, не знает никто. Об этом можно только догадываться, наблюдая за поведением экипажа, неспешно копошащегося на борту. Один из "толкователей" радостно говорит: "Пойдет!"

Бегу в пенсао за вещами. Времени в обрез. Пожитки собраны заранее, и вот уже мысленно прощаюсь с Ибо, следуя "на рысях" вдоль каменной набережной, сохранившейся еще с португальских времен. Навстречу идет все тот же "толкователь". Он машет рукой, дескать можно сбавить обороты: "Не пойдет! Ветер сменился. Тарде!"

...К часу дня народец снова потянулся к шаландам. Прибавились и новые клиенты. Тут же промышляет местный "Садко". Он предлагает "настоящий" жемчуг и изделия из "настоящего" серебра. Но почему-то не аборигенам, а одинокому белому страннику. Однако я вежливо отклоняю все предложения. Еще полчаса, и кормчий приглашает пассажиров на барку. Нам повезло: бредем на посадку не по пояс в воде, а только по колено. Наше судно "смешанного типа": грузопассажирское. У владельца дау свои интересы: он перевозит на материк здешних коз: там они уйдут за большую цену. Схватив очередную козу за ноги, он забрасывает ее на плечи и шествует к шаланде. Коза орет дурным голосом, но не дергается: с океаном шутки плохи.

На борту полный комплект: "Смешались в кучу козы, люди". И можно ставить парус. Но кормчий медлит: он чует воду нутром, и шестое чувство подсказывает ему, что надо еще немного подождать. И точно: уже в пути мы несколько раз с разгона шаркаем днищем о песок, но по инерции, накатом, благополучно проскакиваем банку. А если бы вышли раньше, то сидели бы на мели...

Подходим к берегу, но я не узнаю бухту. Это сюрприз: оказывается, с Ибо дау ходят до Тенденангве (Tandanhangue) - деревушки, расположенной в шести километрах от Киссанги. Шаланда входит в заводь и прочно садится на мель: начался отлив. Пассажиры переходят к "водным процедурам": по пояс в воде, с барахлом на голове, медленно плетутся к берегу, стараясь не наколоть ступни об острые коренья. Местным хорошо: у каждого здесь есть родня и пристанище в соломенной хижине. А ближайшая гостиница все в той же Киссанге, а туда чапы будут только завтра. Но для бывалых островитян, после броска по мангровым зарослям, это детская забава. Что стоит прошагать час-полтора по накатанной грунтовке, вдоль заливных полей с соляными плантациями! Солнце садится, и мы вступаем в соревнование: сумею ли я отыскать желанный отель засветло?

Хозяин пенсао встречает гостя восторженно. Круг замкнулся. "Я знал, что вы снова будете у нас, никуда не денетесь. Вы здесь первый турист из России". Я не возражаю. Действительно, куда я денусь? Ведь чапа пойдет в Пембу только утром. Хозяйка зажигает керосиновую лампу, местный движок нынче сломался. При мерцающем свете языка пламени вношу свои "установочные данные" в регистрационную книгу. Хозяин обнадеживает: возможно, скоро завезут новый движок.

Так что если вы будете в Киссанге проездом на Киримбу, - прямым ходом в этот пансион. Скажете, что от меня.