Путешествие в каменный век, ч. 1

Женщина из племени дани медленно спускалась с холма. Ее странствие подходило к концу, хотя город был пока невидим в утреннем тумане, накрывшем долину реки Балием. Босые ноги плотно ступали по влажной земле. От утренней прохлады не защищал даже слой жира, которым она обмазалась, и женщина зябко обхватила руками голые плечи.

Неясный шум, который она слышала уже давно, вдруг перерос в рокот...

Это наш джип обогнал ее по дороге к Вамене. Хотя только большой оптимист назвал бы дорогой то, по чему мы тряслись уже несколько часов, вцепившись в борта машины.

Поначалу мы чуть не перевернулись, разглядывая идущих вдоль дороги голых людей. Такой же неподдельный интерес вызывали у них и мы. Через час, попривыкнув, при виде бодро марширующих папуасов мы только махали рукой и кричали "Лаук!" Так приветствуют друг друга дани. А вообще в долине Балием живут 270 тыс. человек, и в разных деревнях говорят на своем диалекте...

Поход в Вамену  серьезное путешествие для папуаса. К нему готовятся, в город отправляют самых выносливых и сообразительных.

Вамена – наша первая остановка на пути из столицы Папуа Джаяпуры. Мы перелетели горы, пересекающие остров с запада на юго-восток. Теперь предстоит еще один перелет до деревни Сирандала. Мы пройдем через леса в центре Новой Гвинеи и спустимся на лодке к берегу Арафурского моря. Пересечем второй по величине остров на Земле (первый – Гренландия) с севера на юг.

Из дневника Миклухо-Маклая:

Великолепие растительности заставляет совершенно забывать прошлое, не думать о будущем и только любоваться настоящим. Думать и стараться понять окружающее – отныне моя цель.

Молочный туман, скрывающий землю внизу, сегодня реже. Пятиместный самолетик парит над горами. Мы смотрим вниз как зачарованные. Кажется, сотворение мира здесь еще не закончилось и мы присутствуем при великом таинстве. Наполненные водой и испарениями кратеры, нагромождения скал, склоны, скрытые ковром зелени или высохшими, будто обожженными лавой деревьями. Берега озер расписаны ядовито-желтыми и ярко-зелеными красками, а сами озера – зеленые и черные. Не хватает только парящих в небе птеродактилей…

Под нами, насколько хватает взгляда, бесконечная зеленая каша, изрезанная изгибами рек – иссиня-черных и красно-коричневых. Берегов не видно – ряды деревьев уходят прямо в воду. "Рай для крокодилов!" – кричит мне в ухо Андрей. Вдруг самолетик резко ныряет вниз, мелькают река, домики – поселок Сирандала.

...Мы стоим на глиняной насыпи, притворяющейся взлетно-посадочной полосой, и растерянно осматриваемся. Андрей, кажется, только теперь начал понимать, во что ввязался.

Три месяца назад он заполнил анкету на участие в проекте "Семеро смелых". И вот пилот миссионерского самолетика, не глуша мотор, выбросил мешки с рисом и наши рюкзаки на мокрую траву, развернул легкую машину и взмыл в небо, качнув на прощание крыльями...

Из источающих пряные запахи джунглей выходят люди. В рваных майках или совсем голые. У многих в носу продеты белые косточки.

Маклай:

Из-за кустов показался туземец и, подняв копье над головой, дал мне понять, чтобы я удалился.

– Они никого к себе не пускают, – объясняет нам Альпиус Нафьян. Он папуас из племени копкага, посланец цивилизации в Сирандале, деревне посреди джунглей. – Два года назад я пошел к ним. Они вышли навстречу с луками и стрелами. Не взяли ни одежду, ни топоры.
– И вы повернули назад? – спрашиваю я.
– А что еще оставалось? Ведь я принадлежу к племени копкага. А в тех землях живут короваи-бату, каменные короваи. У них по-прежнему каннибализм. Их вождь – Вунинги, а свои земли они называют Алу-Боу…

Почему мы стремимся в Алу-Боу, если Миклухо-Маклай жил на побережье острова? Проект "Семеро смелых" – это экспедиции по следам великих русских путешественников прошлого. Но побережье уже цивилизовано. Традиции каменного века, которые наблюдал Маклай, сохранились только в центральной лесной части острова, где люди живут, как и тысячи лет назад. Приходится выбирать между точным повторением маршрута и атмосферой, описанной в дневниках Маклая. Мы выбираем атмосферу.

Об Алу-Боу мы пока узнали немного: непроходимые дебри, много рек и ручьев, полных рыбы. И еще там растут деревья, которые в поселке называют гахару. В поселке только и толкуют о деньгах, которые можно выручить, если найти дерево. Но короваи-бату не пускают чужих в свои леса. Может быть, бату – каменными – их называют за несговорчивость?

Альпиус объяснил: чтобы попасть в Алу-Боу, двигаться нужно на юго-восток за реку Брукмакал. Дал нам надежных проводников, которые не сбегут по дороге. И подарил подстреленного им венценосного голубя – на дорожку.

Маклай:

Я заменяю сухари печеными бананами и ломтиками таро. Остальная пища та же, что и прежде: вареный рис с карри и бобы.

Голубя мы зажарили и съели уже в лесу, в хижине скупщика гахару. Хижина стоит на границе, которой нет на картах: здесь начинаются земли, которые короваи считают своими. В этих местах гахару вырубили еще в 1970-х, остались только пни и корни. Но и за них скупщики дают 10–20 долларов. В цене и алойное дерево, в нем содержится эфирное масло, за которое на Востоке платят большие деньги.

Идем по лесу уже четвертый день. Кажется, у этих влажных душных дебрей нет ни начала, ни конца. Нам еще повезло: серьезных дождей не было уже неделю…

В грязи под ногами, возле корня огромного упирающегося в небо дерева виден свежий трехпалый след размером с человеческий. Кто оставил его в первобытных джунглях? Динозавр? Я бы не удивился…

Проводники взволнованы: тут прошло "большое мясо" – казуар. Они передают по цепочке лук и стрелы самому опытному охотнику. Сбросив рюкзак на влажный мох, он растворяется в чаще.

А мы ставим палатку, устраиваем привал. На сочащуюся влагой, будто лакированную зелень леса быстро спускается ночь. Яркие тропические краски блекнут. Вдруг, как по команде, стихают птицы. В тот же миг я чувствую укол в руку, затем второй, третий... Это не пиявки, к которым мы уже привыкли. Это москиты и комары вылетели на ночную охоту. Проводники подпрыгивают, хлопают себя по голым ногам, почесываются.

В лагерь возвращается охотник. Он тащит связку рыбы. Казуара не настиг, зато настрелял на берегу рыбы – она подплыла на свет костра. Сегодня наш рацион – вареный рис и лесная зелень – будет разнообразнее.

Маклай:

Я удивился многочисленности проводников, вооруженных копьями, луками и стрелами. Они вели войну с жителями соседней деревни.

Вчера проводники копкага, которых нам дал миссионер, повернули обратно. Остался только Биран, переводчик. У копкага с соседями по лесу свои споры и счеты. К счастью, в деревне нам удалось нанять новых проводников – короваев. Они называют себя "людьми деревни" и, похоже, сами боятся своей лесной родни... На привале, пока мы отдирали присосавшихся к ногам пиявок, Биран передал наказ проводников: "Не растягиваться, не отставать, не сходить с тропы... Бату подходят незаметно. Их маленькие стрелы – как укус пиявки, а вечером человек умирает". По лицам проводников видно, что они не шутят.

Маклай:

В деревне не оказалось ни души, но повсюду были видны следы недавно покинувших ее обитателей.

Первая деревня короваев-бату на нашем пути. Собственно, это дом на дереве. Он пуст. Но в загончике под деревом бегают худосочные свиньи, от костра идет дымок... Не дождавшись хозяев, мы ставим палатку.

Утром после долгих переговоров с проводниками выходит из леса хозяин дома. Он оказался родственником нашего проводника Дора, давно ушедшего жить в поселок.

Обитателя леса зовут Воу. На нас он не глядит. Зато его бесконечно занимают застежки-молнии на рюкзаках, свет фонарика, огонек зажигалки. Присев на корточки, Воу наблюдает, наблюдает не в силах оторвать взгляд… Пока мы собирались, он только ойкал, ахал и разводил руками. Так и не встал с земли, сраженный увиденным. Его семья из чащи так и не вышла.

Мы продолжаем путь. Проводники говорят: вождь Вунинги все время кочует из деревни в деревню. Если захочет, сам выйдет навстречу. О нас он уже знает…

– Если что, я схвачу его за руки и буду держать! – глаза Бирана горят огнем. – Я не боюсь! Убивать они меня не будут, я такой же, как они, – папуас.
– Не надо никого хватать. Пусть договариваются проводники-короваи, – пытаюсь я остудить пыл мужественного Бирана. – А вождь Вунинги точно знает о нас?
– В лесу много людей. Мы их не видим, они нас видят. Вести разносятся быстро. Тем более о появлении странных людей...

"Странные люди" – это мы с Андреем. Себя проводники считают людьми цивилизованными, в отличие от своих лесных соплеменников. Но и за ними мы замечаем кое-какие странности. Вчера на привале они, хихикая, крутили в руках орехи, похожие на грецкие. Утром один разделся, водрузил к нашему удивлению ореховую скорлупу на причинное место, да так и пошел через джунгли голым. Вот тебе и жители поселка. Пара дней в лесу – и такие перемены...

Маклай:

Послышался пронзительный крик. Из деревень неслись удары барабана-"барума". Полная луна показалась из-за деревьев…

Вечером я расспрашиваю Аниуса (имя дали ему миссионеры), что думают короваи о происхождении мира и людей. Биран переводит слова Аниуса на английский. Приходится все уточнять и переспрашивать. Наконец вырисовывается такая картина. Короваи представляют себе мир в виде расширяющихся кругов. Первый – территория около их дома на дереве, родовая и охотничья. Второй круг – это Великий Лес, третий – Большая Вода и за ней мир мертвых. Оттуда мы, по местным представлениям, и явились. Поэтому нас опасаются. Мы – странные. Имеется в виду цвет нашей кожи и, конечно, мои очки.

Сначала могущественное божество (имени его мы не узнали) создало мир, потом наслало великий пожар, а следом великий потоп. Когда все погибло, живые существа были вновь созданы из плоти - свиньи. А предками короваев были два брата.

Я записываю этот рассказ, уже почти засыпая. Мы живем по солнцу. После захода ложимся, встаем с криками первых птиц. Но сегодня полнолуние, и проводники поют и пляшут у костра. Как и во времена Маклая, время тут измеряют лунами. А считают короваи, не загибая пальцы, как мы, а прикасаясь сначала к пальцам, потом к кисти, предплечью, бицепсу, плечу...

Маклай:

Мое появление вызвало панику: мужчины убегали, женщины ретировались в хижины, закрывая за собой двери, дети кричали, а собаки, поджав хвосты и отбежав в сторону, начинали выть. Не обращая внимания на переполох, я присел, и вскоре жители стали показываться…

Вынырнув из гущи леса на поляну, мы с наслаждением глотаем свежий воздух. На другом конце поляны прикреплен к дереву на 30-метровой высоте дом. Вместо лестницы – длинная жердь с зарубками. Сквозь тростниковую крышу сочится дым. Раздается тревожный крик-уханье – нас заметили.

Проводник Дор кричит в ответ что-то, состоящее из одних гласных, и мы лезем через завал стволов – древнейшее фортификационное сооружение на Земле. Ни враг, ни друг не подойдет к жилищу незамеченным. Подступы просматриваются – и простреливаются.

Мы лезем, а чьи-то глаза внимательно разглядывают нас из дома-крепости. Какие-то тени мелькают в джунглях. Никто слава богу не кричит и не стреляет, авось договоримся.

Рядом на пригорке стоит навес из веток. Дор вытаскивает из рюкзака несколько браслетов и на вытянутых руках осторожно, как сапер на минном поле, несет подарки.

На время его спина закрывает навес. И вот выходит на свет старик с копьем в руке. Дары приняты, нам разрешено остаться...

Утром на поляне сидели, ожидая когда мы вылезем из палаток, двое мужчин с луками и стрелами и старик, держащий за руку мальчика.

Старик меня поразил. Именно так изображали неандертальцев в школьных учебниках: массивные надбровные дуги, низкий лоб, спутанная шевелюра. А вот мальчика вполне можно представить себе сидящим в школе за компьютером – умное тонкое лицо. Дед и внук – прошлое и будущее этих мест.

Подошел еще один воин, и я окончательно поверил, что перенесся во времена молодости человечества. Тело покрыто ритуальными шрамами, в носу бамбуковые палочки, кожа грубая как наждак. Первобытный человек, ничего не знающий о мире, где пользуются компьютерами и запускают ракеты в космос, стоял предо мной. Он был насторожен и готов ко всему.

Вечером еще несколько мужчин посидели у костра в дальнем конце навеса. Женщины и дети так и остались в доме на дереве. Дома разделены на мужскую и женскую половины. Над очагом развешаны черепа животных.

Маклай:

Моя сила должна заключаться в спокойствии и терпении. Я оставил револьвер дома, но не забыл записную книжку и карандаш.

Я ожидал, что встреча с человеком, о котором даже миссионеры говорят понижая голос, будет более драматичной...

В деревне Да Вин мы задержались, чтобы увидеть праздник саговой пальмы. Жители были не против, хотя вначале "для порядку" убежали в лес. Но уже на следующее утро одна девушка вместо приветствия протянула руки и высыпала мне на ладонь паука и двух кузнечиков. Проводники почему-то уверены, что мы интересуемся насекомыми. Нас заваливают пауками и многоножками. Могут запросто посадить находку на голову мне или Андрею.

Утром женщины расчистили площадку вокруг пальмы. Мужчины долго рубили ствол, пока не свалили гиганта. Под ритмичное пение они снимали каменными топорами кору и вырубали белую сердцевину. В этой суете мы пропустили появление Вунинги.

Впрочем, никакого торжественного выхода вождя не было, как нет здесь и самого понятия – вождь. Время от времени власть переходит к самому уважаемому воину. Сейчас это Вунинги.

Кто бы мог подумать, что невысокий жилистый человек с проницательными глазами и есть тот самый "каннибал", о котором нам рассказывали... Вунинги сидел в сторонке и наблюдал за происходящим. Мужчины ловко, как огромную рыбину, разделывали ствол. Женщины несли белую массу к ручью, тщательно промывали ее и... бросали на землю. Сбежавшиеся свиньи тут же поедали размельченную сердцевину. Я окончательно перестал понимать смысл их действий.

Наконец все прояснилось. На дне корыт, в которых промывали сердцевину, оседала крахмалистая масса. Из нее готовят муку саго. Запеченная, она и является основной пищей короваев. А в стволе срубленной пальмы потом заведутся личинки пальмового жука. Это лакомство едят в особых случаях – на большом празднике, время которого еще не пришло…

Маклай:

Мясо мне не особенно понравилось, но Ульсон и Бой ели его с удовольствием. Я очень смутил их замечанием, что это, вероятно, человеческое мясо. Оба сконфузились и уверяли, что это свинина; однако я остался в сомнении.

Я подошел к Вунинги. Он пристально взглянул на меня и подал руку. Я объяснил, куда мы идем через его земли. Все это время меня не покидало ощущение того, что я говорю не с жителем леса, а с проницательным горожанином, да еще и образованным.

Разговор продолжился вечером у костра.

– Да, я ел людей… – Вунинги отвлекся, палочкой выгребая из костра кусочек запекшейся саговой массы. – Первого в нашу деревню принес мой отец. Человек был связан, вот так, – Вунинги присел на корточки. – Отец отнес его к ручью и ударил камнем по затылку. Тело разделили. Потом в моей жизни было еще три таких случая. Последний – много лун назад.

Вунинги отвлекся, разглядывая светящийся циферблат моих часов. Может быть, хотел показать, что тема его не занимает.

Биран, переводивший разговор, показал мне стрелу. Похлопав себя по ноге, дал понять, что наконечник сделан из берцовой кости.

Вунинги зевнул. Мы попрощались... Ночью я долго ворочался в палатке. Сон не шел.

Мы добрались до центральных деревень короваев-бату и даже получили разрешение Вунинги на еще один приезд сюда. Теперь предстоит по рекам сплавиться до южного побережья Новой Гвинеи и выйти к Арафурскому морю…