В верховьях Амазонки

Ради интереса спросите знакомых: где истоки этой великой южноамериканской реки? И девять "респондентов" из десяти ответят: в Бразилии. Потому что многие с детства мечтали отправиться туда в белых штанах на белом пароходе. Так вот, Амазонка имеет две составные части -- Мараньон и Укаяли, которые текут исключительно по перуанщине. Значит, для начала надо отправиться в Лиму, столицу Перу.

С мая по октябрь в Южном полушарии зима. Океан кажется серым, такого же серо-землистого цвета, как низкое, плоское небо над ним. Тяжелые тучи, собирающиеся под воздействием холодного течения Гумбольта, окутывают тогда все -- город, море и иссушенные холмы -- цепкой, давящей ватой. Настоящий английский смог в нескольких милях от линии экватора. Аномалия, приводившая в уныние поколения мореплавателей.

Лето, длящееся с ноября по апрель, очищает небо и придает унылому океану средиземноморские краски. Декабрь, январь, февраль -- пекло, превращающее пляжи в человеческие муравейники. В это время их заполняет главным образом народ из бидонвилей. А дождя в Лиме практически не бывает никогда. Старики до сих пор помнят о том необычном дне 1969 года, когда на город обрушился настоящий водопад.

После осмотра перуанской столицы возникает мысль: вырваться отсюда поскорее с первым утренним автобусом -- "Отпустите меня в Кордильеры!" Потому что именно там, за горными хребтами, -- верховья Амазонки. Но как до них добраться? Смотрю на карту. От Лимы резко в горы уходит дорога в горы. Если добраться до городка Ла Мерсед, то от него через сельву можно по грунтовке продолжить путь до Пукальпы, лежащей на берегу Укаяли. Здесь ключ к верховьям Амазонки.

Услышав название Ла Мерсед, портье-китаец качает головой: да, автобусы туда ходят, но он может лишь обозначить район поиска нужной автостанции. "Методом последовательных приближений" -- от одной автостанции до другой -- я в конце концов набредаю на нужную в районе площади Манко Капак, обозначенной статуей индейского вождя.

...Больше часа выбираемся из чадящих пробок, после чего начинается подъем по горному серпантину. В голове запульсировала боль -- сразу, без акклиматизации, резкий подъем на перевал высотой 4800 метров над уровнем моря. Солнце исчезло, туман, снег. Краткий обед в придорожной харчевне, и снова в путь. Отмахав больше 300 километров, к вечеру прибываем в Ла Мерсед.

Надо разместиться на ночлег до заката, в горах темнеет быстро. Обычные такси здесь редки: по городку носятся тарахтящие трехколесные скутеры с паланкином -- защита пассажиров от палящего солнца. Отель попался с веселым название: "Чича". По выходным дням и по праздникам жители Перу с удовольствием проводят время, танцуя под одноименную музыку.

Осмотр городка весьма прост -- достаточно подняться на холм, который увенчан большим крестом, воздвигнутым на вершине в 1999 году, к 100-летию основания Ла Мерседа. Отсюда городок виден на ладони: его омывает бурная Тампобата, несущая свои воды к Урубамбе. А та, в свою очередь, впадает в искому Укаяли. Но сплава на лодках здесь нет: река слишком бурная, а крутые берега не заселены.

Про автобусы до Пукальпы никто не слышал; дорога туда есть, но она грунтовая, нынче же сезон дождей. А если на попутках? Мне настоятельно не советуют. Один из водителей доверительно сообщает: "гринго" (американцам, к каковым, видимо, прчисляют и меня) опасно соваться в этот район -- там и плантации наркозелья, и переработка, и транспортировка. А где ставки высоки, жизнь ничего не стоит. Такой вот урок экономической географии. Значит надо возвращаться в Оройю и там искать автобус до Хуануко. Путь длиннее, но надежнее -- в Хуануко можно пересесть на автобус и к вечеру добраться до городка Тинго Мария.

Ночевка в Оройе тяжелая: холод и все та же головная боль. Таксисты в один голос уверяют: автобуса на Хуануко нет и не будет. И вслед за этим называют свою цену. Но я уже изучил эту публику: она одинакова что в третьем мире, что во втором, нашем. До первого мы пока не доросли. Оглядываюсь и обнаруживаю на автобусной площадке неприметный шарабан с надписью: "Серро де Паско". А ведь это на полпути к Хуануко! Иду к автобусу, разочарованные таксисты отступают.

Расчет оправдался: в Серро на базарной площади пассажиров встречают посредники с криком: "Хуануко!" Поклажу вырывают из рук и переносят в соседний автобус. Через 10 минут транзитники продолжают свой путь. В антракте успеваю перекусить: порцию теплого риса, упакованную в банановый лист, торговцы суют прямо в окна автобуса.

Серро де Паско -- шахтерский городок на высоте 4300. Он сгруппировался вокруг огромной воронки, размером побольше, чем алмазная трубка-воронка в якутском Мирном. Ее-то и объезжает наш автобус, выбираясь на горный серпантин. 105 километров пути на север, спуск до 1900 метров, и вот мы на окраине Хуануко.

Автостоянки разбросаны по разным концам города. Но это не так страшно -- по пути можно пройтись по центру и осмотреть старинную Пласа де Армас, ведь город был основан в 1541 году. Еще полчаса пути, и дорога приводит к нужному "терминалу". Здесь под парами стоит шарабан сельского типа. "Тинго Мария?" -- спрашиваю у пассажиров. "Си!" -- кивают они. Шофер вносит мое имя в путевой лист, и мы трогаемся с места. Впереди еще 130 километров.

Чем хорош Тинго? Во-первых, высота всего 650 метров и климат умеренно-тропический. Во-вторых, здесь несколько автобусных компаний, и все они сгруппировались в одном месте. Да и гостиницы рядом. Мне приглянулся однозвездочный "Рай" (так переводится "Парадиз").

Комнатушки расположены во дворе по периметру, в центре -- сад, уставленный клетками. Здесь целый зоопарк: в одиночках томятся ягуар, гиена, удав; в общих -- попугаи и прочая пернатая мелочь. Лишь павлин важно расхаживает по дворику -- этакая расконвоированная вольняшка.

В 7 утра подъем и выход на разведку. На этот раз удача: нашел стоянку микроавтобусов, отъезд -- через три часа, есть время осмотреть городок. На местном базаре изобилие фруктов. Городок славится арбузами, но не только ими. Здесь сбывают коку, марихуану, и передвигаться в этих краях безопаснее на дневных автобусах. С единственного моста любуюсь стремительной рекой: Хуаллага, зажатая холмами Анд, несет свои воды в Мараньон, при встрече которого с Укаяли и рождается великая река.

В кабине занимаю место рядом с шофером. Уж он-то должен знать насчет пароходов по Амазонке. Берут ли пассажиров от Пукальпы до Икитоса? "Нет проблем!" -- успокаивает водитель. Отъезд назначен на 10-00, но здесь это ничего не значит. Выехали мы всего на полчаса позже, однако начинаем колесить по городу, забирая пассажиров и груз.

В трущобном закоулке заднее колесо буксует и погружается по ось в грунт. С трудом выбираемся из здорово накренившегося салона. Собираются местные жители -- для них это бесплатное развлечение. Водитель лезет на крышу и, развязав веревку, сбрасывает на обочину часть пассажирской клади. Нужно облегчить автобус? Не угадали, нужна сама веревка, она здесь вместо троса. Остановив проходящий пикап, делаем связку и начинаем "из болота тащить бегемота". Но веревка срывается с крюка, и все начинается сначала. По всему видно, что у пикапа не хватает "лошадей", чтобы выдернуть нас из ямы. Но, похоже, важен не результат, а процесс, и все повторяется еще несколько раз. Наконец, до нашего водителя доходит, что избранное техническое решение тупиково.

Отпустив пикап, он бежит за более солидной подмогой и через полчаса торжествующе возвращается на подножке автобуса. Значит, будет трос? Ничуть не бывало! Та же веревка плюс пассажиры в качестве "толкачей". С третьей попытки, взяв "на рывок", вызволяем рыдван из ловушки.

От Тинго Мария грунтовая дорога в последний раз преодолевает перевал в Восточных Андах, перед тем как спуститься к Пукальпе. Это уже бассейн Амазонки. До 1930-х трасса заканчивалась в Хуануко, потом было решено продолжить ее до Пукальпы. Но проект оказался сложным и дорогостоящим. И тут один из инженеров, изучая архивы, обнаружил отчет экспедиции францисканцев во главе с падре Абадом. Миссионерам, преодолевшим этот путь в 1757 году, удалось найти узкий проход в скалах, нависший над бурной рекой. Преодолев ущелье, они смогли добраться до Пукальпы. Именно этот маршрут и был положен в основу новой трассы, проложенной в 1941-м, что сэкономило много времени и денег. Ныне этот проход носит имя "El Boquera del Padre Abad".

На перевале снова въезжаем в туман и дождь. Асфальт давно кончился. На обочинах -- валуны, сорвавшиеся с кручи, небольшие сели. Через два часа пути -- тоннель, мосты. Сверху низвергается водопад, и мы проскакиваем сквозь тучи брызг. Читаю на щите испанское название водопада: "Душас диаболо". Перевод не требуется.

Обед в харчевне отменяется: мы и так потеряли много времени. Берем еду в "наборах", чтобы есть с колена. В меню -- маниока, поджаренный банан, куриная ножка, сок папайи. При спуске с очередного перевала -- патруль с берданками. На вид какие-то повстанцы. Интересно, чья тут власть? Прокитайской группировки Сендеро луминосо? Нет, это "свои", патруль вылавливает наркокурьеров.

В Пукальпу прибыли затемно. Отель рядом -- дверь в дверь. Сразу проваливаюсь в сон. Утром мне сообщили, что поиск "плавсредств" для спуска по Амазонке надо начинать с набережной Сан-Мартин. Этг -- речное лицо города. В сезон дождей здесь чалятся грузопассажирские суда, а когда стоит "великая сушь" гавань превращается в болото и причалы переносят вниз, на северную окраину. Выхожу на набережную, и сердце замирает от счастья: целая флотилия пароходов -- выбирай по вкусу. У каждого на капитанском мостике щит с объявлением: пункт назначения, дата и время отхода. Ищу вывеску с надписью "Икитос". Хорошо бы убыть сегодня вечером. Но всюду мелом выведено: "маньяна" ("завтра"). И ни одного "ой" -- "сегодня".

Поднимаюсь на борт одной из посудин потолковать с экипажем. Нижняя палуба -- грузовая, верхняя -- для пассажиров. По бокам скамейки, но не для сна. Спать пассажиры будут в гамаках -- либо свой, либо бери напрокат. Цены проезда умеренные: до Икитоса идти 3 ночи и 4 дня, и стоит это около 20 долларов, с трехразовым питанием. Грузиться завтра днем, отход вечером.

Есть время пройтись вдоль берега. Чем дальше от набережной, тем быстрее затоны превращаются в притоны. На всякий случай снимаю часы и прячу в карман -- здесь это роскошь. На воде постоянное движение: лодки, челны, барки. Каменные строения закончились, пошли деревянные бараки на высоких сваях. На берегу пиловочник, бревна фантастического диаметра -- больше человеческого роста.

К полудню добираюсь до окраины Пукальпы. Стоит жара и хочется пить. Прошу в харчевню стакан сока. Массивная синьора плещет из канистры какую-то жидкость с добавкой. Порция для сока подозрительно мала. Принюхиваюсь -- в нос шибает запах тростникового первача. Отменяю заказ. "Нет, так нет!" -- говорит барменша, которую, видно, "ведет" еще после вчерашнего.

Утром запасаюсь питьевой водой (3 двухлитровые бутыли "аква минерале") и беру моторикшу до порта. У ворот столпотворение: босоногие посредники хватают вещи седоков и тащат их к "своему" пароходу. Резко ухожу в сторону и, сделав крюк, подхожу к облюбованной посудине. На ней все та же надпись: "Маньяна". "Не успеваем с погрузкой",- объясняет старпом.

Рядом пыхтит "Дон Хосе". "Икитос -- ой!", -- читаю на щите. Значит, можно уйти сегодня вечером. Пароходный стюард провожает путника в "салон". Здесь десятки гамаков с угнездившимися в них пассажирами. Он подвешивает еще один для меня и называет цену -- почти половина стоимости проезда. Видимо, считает, что для "гринго" это копейки. Конечно, ради экзотики можно раскошелиться. Но удастся ли заснуть в этом раскачивающемся ложе под шум двигателя и ярком свете лампочек? Спрашиваю, нет ли "камероте" (каюты)? Стюард уходит от ответа, у него свой бизнес. Иду к старпому. "Вообще то нет, но я могу уступить свою", -- отвечает он и называет цену -- "два гамака". Бьем по рукам, и я переношу вещи в кубрик.

В городе больше делать нечего; устроившись в логове, берусь за дневниковые записи. Мощные динамики доносят с берега песни. Различаю лишь слово "корасон" ("сердце"), значит, про любовь. Но насладиться искусством мне не дают. Боковым зрением засекаю крысу, пробежавшую от одной щели к другой. Иду к Хаверу -- так зовут моего хозяина.

-- "Рата (крыса)? Нет проблем! -- Смеется он. -- Мы привыкли". Вспоминаю опыт таежных странствий и подвешиваю узелок со съестным на гвоздь в потолке. Через полчаса снова срабатывает боковое зрение: мой продпаек пытаеться атаковать огромный таракан. Блокирую узелок полиэтиленовым пакетом.

Мне повезло: южный тропический ливень начался засветло. Вода капает с потолка на пол, подсказывая место, куда безопасно сложить пожитки. С отходом что-то затянулось, и уже время сна. Как быть, если в темноте, сквозь дрему, вы почувствовали легкое касание к телу? Даю совет: надо заняться аутотренингом и повторять: "Это не крыса, а всего лишь таракан. А если крыса, значит мы еще на плаву". И считать до трех. В крайнем случае до полчетвертого...

В 6 утра заработал двигатель, и "Дон Хосе" отдает концы. У причала что-то невообразимое: вся флотилия разом срывается с места, словно на старте гонок. Неужели рейс начался? Не нужно обольщаться -- пока мы возвращаемся к Сан-Мартину что-то догрузить, а потом вернемся обратно. А толкотня на воде из-за того, что каждый экипаж хочет занять у набережной место получше. На нашем щите все то же "ой", хотя уже "маньяна". В амазонском Зазеркалье время обратимо. Признаки настоящего отхода появляются после обеда. На борт потянулись деловые парни-метисы с баулами. Хавер обходит пассажиров с квитанциями, взимая плату за проезд. В рейс уходим затемно, под звуки неизменного "корасон". На свет лампочки в каюту летят жуки величиной с грецкий орех. С размаху ударившись о стекло, они падают на лицо пассажира. Но это даже как-то умиротворяет. Наш тихий "Дон" неспешно идет вниз по Укаяли, и это главное!

Перед рассветом можно подняться на капитанский мостик и предаться созерцанию красот Амазонии. Слышен щебет птиц, стайки зеленых попугаев носятся над кронами деревьев. Именно здесь, в верхнем течении Амазонки, -- самое богатое в мире древесное разнообразие. В 1980-х американский ботаник Элвин Джентри насчитал здесь 300 видов на гектаре. До этого ученые считали наиболее многообразными леса Юго-Восточной Азии, однако в них растет не более 200 видов деревьев на гектаре. Максимум для лесов Центральной Африки -- около 120.

Та же самая область Перу -- возможно, самая богатая в мире по всем другим формам жизни. Где-то поблизости, заявку на рекорд подтверждают мириады бабочек, земноводных, пресмыкающихся, птиц и млекопитающих.

Как и в XIX веке, когда писались первые приключенческие книги о путешествиях вглубь Амазонии, плавание по реке все еще сопряжено с опасностями. Дело не в грозных обитателях джунглей. Даже крупным судам не устоять против вырванных с корнем могучих деревьев, которые стремительно несет течение реки. А индейцы на пирогах вообще предпочитают плавать у берега -- тут безопаснее и тише течение. Но и самому ловкому и сильному гребцу не под силу долго плыть против течения. Поэтому на всем речном пути то и дело видишь пироги и лодки, владельцы которых отдыхают в тени деревьев.

В 7 утра -- завтрак "от фирмы". Каждый пассажир подходит со своей емкостью, и кок черпаком наливает порцию "квакера" -- крупяной болтушки. В наборе с ним идут два крекера -- маленькие булочки. И это -- все. Если кошелек позволяет, можно подкупить "чего-нибудь вкусненького" в пароходном буфете. Правда обед посытнее, и в чашке риса можно выловить то, что когда-то было куриной ножкой. В ужин -- "закрепление пройденного" -- вечерний квакер.

Наш "Дон Хосе" сработан по типу баржи: он может пристать к любому берегу накатом, причал ему не нужен. Да и откуда они могут взяться у деревушек, затерянных в сельве, где то и дело рушатся в реку пласты земли, подмываемые быстрым течением. И конечно же, на реке нет ни вешек, ни створов, ни бакенов. Все это -- европейские штучки. А в Амазонии -- закон джунглей. Ночью рулевой изредка освещает путь ручным, переносным прожектором. И уж никаких гудков и радиосвязи с портами. Увидел кормчий как на берегу кто-то машет светлой рубашкой, снятой с плеча, -- пристанет и заберет пассажира. Нет и расписания, -- ведь нельзя предвидеть все задержки в пути.

В обед чалимся у городка Контамана. Сходить на берег не советуют -- можем сняться в любой момент, и отставших долго не хватятся. На палубу врываются продавцы бананов и "рефрешко" (прохладительных напитков). У одного на плече попугай, у другого -- обезьянка. Здесь это не экзотика, а обыденная реальность. А кок тем временем моет посуду. Надо долго привыкать к тому, что из крана идет мутная забортная вода. Поначалу не хочется мыть руки, на второй день уже ополаскиваешь лицо, а на третий -- чистишь зубы.

Зато утром -- алые рассветы, а вечером -- рубиновые закаты. Днем -- кувыркание речных дельфинов, здесь они с розоватым отливом. С берега на них бесстрастно взирают белые аисты.

"Ночью начнется Амазонка, -- торжзественно объявляет Хавер. -- Укаяли встречается с Мараньоном". Вдали показались крупные строения. Приближаемся к Реквене -- городу, где активно действует миссия францисканцев. Это они воздвигли собор и миссионерский центр с семинарией. Здесь можно не спеша пройтись по главной улице и добраться до храма. На площади -- памятник миссионерам: францисканец в шляпе, с крестом в руке, стоит в лодке; два индейца сидят на веслах.

Возвращаюсь к стоянке. В гавани пополнение -- пришел еще один "Дон" и "Мадре сельва" ("Матерь сельвы"). Отход у них -- минута в минуту. Ровно в 3 часа дня -- чисто перуанский старт: отпихивая друг друга, оба пыхтящих "утюга" одновременно пытаются выйти из затона. При этом их "Дон" бьет бортом по нашему, и, вырываясь вперед, со скрежетом царапает по "Матери".

Все эти суда одного класса; они могут плавать только по спокойной воде. Скорость приходится сбавлять даже при расхождении со встречным пароходом. Волны, идущие от него, захлестывают низкую палубу, и потоки воды устремляются дальше, туда, где корзины с домашней птицей, поклажа, крестьяне, дремлющие на циновках. Как встречный пароход -- так на нашей палубе переполох. Все "грузовладельцы" начинают спешно перемещать свои мешки.

Утром, еще до рассвета, выхожу на палубу. Хавер "вахтит" на мостике. "Амазонка?" -- "Си, синьор! Скоро Икитос". Ничего вроде бы не изменилось. Те же берега; особой ширины не наблюдается, потому что идем протокой. Но смотришь на все по-новому -- вот она, желанная Амазонка!

Прибрежная часть порта уставлена пароходами. Распихивая "Аугусту" и "Тукам", упираемся в береговую кромку. Икитос. Пройдена большая часть пути. Икитос вечно пребывает как бы в естественной парной бане, и путешественник, собираясь в этот девственный край, заранее готовится к встрече с жарой и труднопереносимой влажностью. Но оказавшись на заасфальтированных улицах города, обнаруживаешь, что местные жители легко переносят жару, живут без кондиционеров и носят, как в европейских городах, ботинки -- в сандалиях и прочей пляжной обуви здесь ходят лишь иностранные туристы.

Икитос лежит на 3-м градусе к югу от экватора. По реке (рио) Непо можно подняться почти к "нулю", но это труднодоступные и малонаселенные места. А вообще своим северным "углом" Перу как раз цепляется за экватор. Насчитывающий более 400 тысяч жителей Икитос связан с внешним миром только по реке и воздуху. Возможно, это самый большой город в мире, до которого нельзя добраться по суше. Здесь много автомобилей, но истинные короли улиц -- моторикши.

Основан Икитос был в 1750 годах как миссия иезуитов. Он часто подвергался нападениям индейцев, которые противились увещаниям миссионеров. Селение росло медленно, и в 1870 гг. здесь насчитывалось всего 1500 жителей. Но затем начался каучуковый бум, и в сельву хлынули предприниматели. Это послужило причиной бурного роста и недолгого процветания городка. Англичане создали плантации каучуконосов на Малайском полуострове, что обошлось дешевле, чем сбор сока в труднодоступной сельве. С началом Первой мировой войны каучуковому буму в Амазонии пришел конец. Икитос впал в запустение. Его второе рождение относится к 1960 годам, когда в окрестных недрах нашли залежи нефти. Теперь сюда приезжают геологи, нефтяники и рабочие всевозможных профессий.

Чистокровных индейцев здесь почти не осталось. Иногда они -- босые и в юбочках, сплетенных из травы, -- приезжают в город на пирогах из джунглей. В Икитосе есть туристические конторы, которые предлагают путешественникам побывать в индейском селении и даже переночевать в джунглях, послушав пение редкостных птиц и жуткий вой хищников. В таких местах все застыло в первобытной простоте: продуваемые со всех сторон хижины; полунагие индейцы, не понимающие ни слова по-испански и живущие охотой, рыбной ловлей и собиранием съедобных ягод и растений.

Есть в Икитосе и конторы, где можно взять билет на скоростной катер и за световой день домчаться вниз по Амазонке до колумбийской Летисии, либо до бразильской Табатинги. Западные туристы визу могут получить здесь же, в бразильском консульстве. А в Колумбию въезд вообще безвизовый. Но зачем спешить, ведь можно пересесть на тихоходный пароход и продолжить неспешное плавание в перуанских пределах.

Поиски в порту приводят меня на борт парохода "Дон Реми". Вечером он уходит в Санта-Розу, последний перуанский городок на Амазонке. Дальше начинается Бразилия. Переношу свою поклажу в (каюту и снова отправляюсь в город.

Набережная Икитоса украшена парапетом, фонарями, ресторанчиками. Здесь же старинное здание католической семинарии святого Августина с примыкающим храмом. Если идти по набережной к центру, можно полюбоваться кафедральным собором на площади Армас. Одно из зданий на площади называется "Железный дом". Оно было изготовлено в Париже знаменитым Эйфелем и доставлено на пароходе в разобранном виде в Икитос в 1890 году, в разгар каучукового бума. Всего из Франции в Икитос приплыло три таких "железных дома", но до наших дней дожил один. Нынче здесь кафе, а на втором этаже -- британское консульство.

На авениде Наута, расположенной неподалеку, любопытное соседство: дискотека "Боссанова-777" и рядом здание масонской ложи, основанной в 1869 году. На фронтоне -- ритуальный циркуль, буква G (grande, великая) и надпись: "Union Amazonica-5, 25).

Туристов особенно манит квартал Белен, лежащий в речной лагуне. Его называют "амазонской Венецией". Но странника, забредшего сюда, ждет нечто совсем иное. Если это и "Венеция", но трущобная. Хижины стоят на четырехметровых деревянных сваях -- на случай ливней и паводков. Нынче сухо, и ребятня носится под домиками между кучами мусора, поднимая клубы пыли. Босоногие "гондольеры" бросаются навстречу клиенту и предлагают совершить круиз по местному "Гранд-канале". Нет уж, увольте, как-нибудь в другой раз! Сейчас главное -- выбраться из "зоны риска", где жизнь "гринго" не стоит ломаного соля.

В рейс уходим затемно. Утром тот же налаженный быт, как на прежнем "Доне". Правда, тот запомнился сразу, а "Дон Реми" нет. Помогает музыкальное переложение: "до-ре-ми". Пассажиры то и дело меняются. На берег сходят с живностью, в фазенды везут котят, щенков. Вырастут, будут охранять мирный сон аборигенов. Экипаж попался веселый: то и дело обливают друг друга водой с капитанского мостика.

К вечеру -- особо сложная операция: на палубу из сельвы затаскивают вола. Животное упирается и не хочет идти на борт. Взбычившись, оно грозно наклоняет голову и устремляется на загонщиков. Все бросаются врассыпную, но вол скользит копытами по скользкой жиже и падает на землю. Через полчаса операция завершена: грузная туша надежно зафиксирована веревками на палубе. Слышно лишь тихое посапывание.

В 145 ккилометрах вниз от Икитоса -- городок Певас, старейший в Амазонии. Он тоже был основан миссионерами в 1735 году, сегодня в нем 2,5 тысячи жителей, в основном метисов. Чувствуется близость "трех границ" -- по Амазонке то и дело шныряют быстроходные катера с надписью на борту: "дуана" (таможня). Их задача -- изымать контрабанду. Вот один из катеров чалится к судну, идущему вверх по реке. Таможенники с фонариками сыплются на палубу и, взяв на абордаж очередного "Дона", разбегаются по грузовым отсекам. Их интересует электроника и прочие "высокие технологии". Видимо, в Бразилии и Колумбии все это дешевле и пошлина не так высока. Буднично, по-деловому они перегружают на свой катер трофеи и лениво отмахиваются о владельцев контрабанды: у вас своя работа, у нас -- своя....

Утром проходим мимо Летисии -- это единственный колумбийский портовый город на Амазонке. Он весьма важен для страны -- обеспечивает выход к Атлантике. Сообщение с "большой землей" только самолетами -- отсюда ежедневно стартуют небольшие "боинги" до Боготы.

Час-другой ходу, и впереди -- бразильская Табатинга. У причала -- трехпалубные теплоходы, которые ходят до Манауса, сердца Амазонки. Лодочники машут руками: не надо ли что переправить в Бразилию? Часть пассажиров действительно перегружается со своим скарбом в утлые челны. А мы подходим к Санта-Розе. Здесь пограничная застава. Все пассажиры отмечаются в иммиграционном бюро. Жизнь поселка, расположенного на острове, завязана на бразильских и колумбийских торговых интересах. В магазинчиках цены называют сначала в бразильских реалях, потом в колумбийских песо, а уж потом, нехотя, пересчитывают в перуанские соли. Все домишки на сваях. Есть и два молитвенных дома пятидесятников, причем разных направлений: "Ассамблея Бога" и "Тринитас"("Троица"). Два-три раза в неделю отсюда летает гидроплан до Икитоса.

Спрашиваю у капитана: конец пути? Нет, оказывается, пароход пойдет еще дальше -- до... Исландии. Я испытываю некоторую оторопь. Но, оказывается, так по-испански звучит название последнего перуанского поселка, также расположенного на острове (isla -- остров). Через два часа показалось селение: около сотни домов на неизменных сваях. Чувствуется, что жители с трудом отвоевали у сельвы этот пятачок. Здесь нет околицы или опушек -- сразу начинаются болото и джунгли.

Чем же здесь живут, чем кормятся? Главная кормилица -- лесопилка. Пиловочник грузят на лесовозы и по реке отправляют в Мексику. Единственный отель -- "Три границы". Для местных жителей эти границы условны. За один реаль лодочник доставит желающего в бразильский городок Бенджамин Констант. Но "нам туда не надо". Получить бразильскую визу -- дело трудное, да и зачем рваться за пределы Перу, где "бразильских болот малярийный туман"? Ведь впереди -- Куско, Наска, Мачу-Пикчу, озеро Титикака. Есть что еще посмотреть...