Пустыня с прошлым

О столице Сирии — Дамаске — сложены легенды. Но и за пределами столицы в этой стране есть немало интересного. Ведь здесь жили многие народы: шумеры, финикийцы, эллины, римляне, византийцы, арабы… И каждый оставлял "на память" что-то свое.

Пальмира Южная, "настоящая"

На северо-восток от Дамаска находится главная достопримечательность Сирии — знаменитая Пальмира. К сожалению (а может, и к счастью), развалины этого города у нас в России не так известны, как Парфенон или Колизей. А ведь по значимости и красоте Пальмира им не уступает. И когда мы называем Петербург "Северной Пальмирой", мы сравниваем его с Пальмирой именно этой, сирийской. Согласно легенде, сравнение принадлежит некоему английскому дипломату, хотевшему польстить Петру I (1672–1725). Императору сравнение понравилось, и образ надежно закрепился в памяти русской культуры. До широкой публики его донесли Гавриил Державин (1743–1816) и Фаддей Булгарин (1789–1859).

Под своим первым названием — Тадмор (оно употребляется до сих пор) Пальмира упоминается ещё в ассирийских табличках II тысячелетия до н.э. Сведения о городе есть и в Ветхом завете. Там говорится, что Тадмор был разрушен ассирийцами и заново отстроен царем Соломоном (967–928 до н.э.).

В начале нашей эры Тадмор вошел в состав Римской империи. Тогда он и получил новое название — Пальмира (по-древнегречески "город пальм"). В III веке городом управлял Луций Септимий Оденат (Lucius Septimius Odenatus, ?-267). Неоднократные победы над персами сделали его любимцем римских императоров Валериана (Publius Licinius Valerius Valerianus, 193–260) и Галлиена (Publius Licinius Egnatius Gallienus, 218–268). Последний даровал Оденату титул полномочного главнокомандующего Востоком (totius Orientis imperator). Правда, через некоторое время Галлиен стал бояться за целостность империи. Его подозрения были небеспочвенными, хотя открыто Оденат никогда не входил в конфликт с Римом. Тем не менее чтобы "подстраховаться", в 267 году его убили.

Однако дело мужа продолжила его амбициозная вдова — Зенобия (Zenobia Septimia, 240–после 274). Она провозгласила независимость Сирии и разбила римских легионеров в Египте. Античные авторы утверждали, что Зенобия была необыкновенной красоты — "с матовой кожей, черными глазами и зубами белыми, как жемчуг". Кроме того, если верить современникам, царица Пальмиры была отличной наездницей и могла наравне со своими солдатами совершать длинные переходы.

Усмирять сепаратистов взялся лично император Аврелиан (Claudius Lucius Valerius Domitius Aurelianus, 214–275) во главе первого легиона иллирийцев (Legio I Illyricorum). Войско Зенобии было разбито под Эмессой (современная Хама). Остатки повстанцев бежали в родную Пальмиру. Но римляне взяли город штурмом. Однако Зенобии вновь удалось ускользнуть — на верблюде она бежала в сторону Евфрата. Впрочем, однако, римляне её все равно настигли. Непокорную царицу заковали в золотые цепи и привезли в Рим, где она шла за колесницей Аврелиана во время триумфального шествия. А на все шутки сенаторов по поводу того, что император победил женщину, Аврелиан отвечал просто: "Эх, знали бы вы, что это за женщина!" Остаток своих дней Зенобия провела в общем-то в комфорте — под домашним арестом на вилле недалеко от Рима.

Однако сразу после отъезда Аврелиана с Ближнего Востока Пальмира вновь восстала и императору пришлось возвращаться с карательной экспедицией. На этот раз он серьезно порушил город, поэтому со времен Одената и Зенобии до наших дней дошло не так много памятников — амфитеатр, храм языческого бога Бела и некоторые постройки.

Более интересные памятники Пальмиры датируются IV веком, когда город отстроили вновь. К этому времени относятся две красивые длинные колоннады вдоль улиц Виа Претория и Виа Принципалис, тетрапилон на их пересечении и красивая триумфальная арка в начале декумануса — улицы, ориентированной с востока на запад. Ещё тут есть фрагменты акведука, бани Диоклетиана (Gaius Aurelius Valerius Diocletianus, 245–313) и остатки его военного лагеря.

Окончательно город пришел в упадок после нашествия Тамерлана (1336–1405). Правда, мусульманские властители время от времени пытались приспособить Пальмиру для своих целей. Например, в XVI веке друзский правитель Фахр ед-Дин аль-Маани построил на возвышенности цитадель, которая и сейчас выглядит очень эффектно. Из крепости открывается красивая панорама Пальмиры.

Мы попали в Пальмиру в ноябре. Самое удивительное, что эти потрясающие и известные во всем мире развалины были почти безлюдными — никаких тебе групп европейских туристов, только скучающие бедуины с верблюдами, которым было даже лень гоняться за нами. Мы встретили только парочку японских студентов, да странного француза, который сообщил, что приезжает сюда уже в четырнадцатый раз — ему так нравятся эти развалины, что он часами бродит по ним в одиночку.

Родина цивилизации

В ста двадцати километрах от Пальмиры на северо-восток, прямо посреди пустыни, стоит одна из любопытных арабских построек. Это Каср аль-Хейр аш-Шарки — "Дворец оливкового сада". Его построил омейядский правитель VIII века Хишам ибн Абдель Малек. Интересно, что омейядские правители — бывшие кочевники — хотя и жили в городских дворцах, охотно строили себе "дачи" в пустынях, где можно было отдохнуть от суеты в родном ландшафте. Особенно много таких "загородных дач" сохранилось по соседству с Сирией — в пустынях Иордании. В тамошних хаммамах (банях) можно, например, наблюдать очень фривольные, особенно по меркам ислама, фрески с обнаженными женщинами. Вдали от подданных халифы могли себе это позволить. Хорошо сохранились только стены — внутри крепости все занесено песком, а из построек почти ничего не осталось.

Ещё несколько часов на северо-восток — и вот мы наконец у берега знаменитого Евфрата, одной из важнейших рек в человеческой истории. Километрах в десяти от границы с Ираком на Евфрате стоит одно из древнейших поселений мира — город Мари. Один из вавилонских текстов утверждал, что он был "десятым городом, построенным после Потопа".

Так это или не так, но Мари упоминается во всех учебниках древней истории. Его расцвет пришелся на III тысячелетие до н.э. — он был столицей довольно крупного древнесемитского царства. В 1758 году до н. э. город захватил знаменитый вавилонский правитель Хаммурапи (1793–1750 до н.э.), после чего царство утратило самостоятельную роль.

Конечно, от Мари мало что осталось, но несколько стен есть. Зато в развалинах царского дворца археологи нашли несколько хорошо сохранившихся статуй — например, богини Иштар и бога ветра Анзуда в виде орла с львиной головой. А самой ценной находкой были 25 тыс. глиняных табличек с клинописными текстами, посвященными самым разным сферам жизни царства.

Страна крепостей

Если двигаться по Евфрату вглубь Сирии, то вскоре встречаешь ещё один город — на этот раз римский, со смешным названием Дура Европос, основанный во II веке. На арамейском "дура" означает "крепость". Стоя на его развалинах, я вдруг ощутил весь размах и мощь Римской империи — как далеко даже по современным меркам римляне довели свои границы!

Дура Европос — довольно большой город. В нем сохранились остатки многочисленных построек, например, храмов. Интересно, что эти развалины отражают все конфессиональное многообразие Рима — тут есть и языческие храмы Артемиды и Афродиты, и возведенный пальмирской общиной храм Гада — семитского бога удачи, и святилище финикийского божества Адониса, и храм популярного у римских солдат индоиранского божества Митры, и раннехристианский храм, и синагога. К сожалению, вся эта "цветущая сложность" сохранилась только в виде фундаментов и небольших подземелий. Хорошо выглядит только крепостная стена и ворота города (они называются Пальмирские, потому что дорога к ним идет как раз из Пальмиры).

Зато до наших дней дошли башни нависающей над Евфратом цитадели. С её стен открывается потрясающий вид на эту реку. В округе было все безлюдно, лишь внизу два араба-земледельца обрабатывали рисовые поля — ничего не изменилось за эти тысячелетия, разве что у крестьян появились электрогенераторы.

А выше по Евфрату, на полуострове, вдающемся в искусственное озеро Эль-Асад, стоит ещё одна крепость — Калаат Джаабер. Озеро Эль-Асад, названное, кстати, в честь бывшего президента Сирии Хафеза Асада (1930–2000), отца нынешнего главы Сирии Башира Асада, появилось, когда Сирия при поддержке Советского Союза строила на Евфрате электростанцию. Специально чтобы сохранить крепость Калаат Джаабер строительство перенесли немного вниз по течению.

Крепость того действительно стоит. Она очень эффектно возвышается над Евфратом на высоком полуострове, связанном с землей тонким перешейком. Это была мощная и неприступная цитадель: тридцать пять башен и ров, вход был прорублен прямо в скале. Впрочем, несмотря на всю его неприступность, Джаабер несколько раз захватывали.

Сейчас башни почти все разрушились, стены осыпались, и посреди засыпанного песком крепостного двора гордо возвышается одинокий минарет — всё, что осталось от мечети после захвата Джаабера монголами в 1260 году. Сюрреалистическую картину дополняют рельсы — они ведут от минарета прямо к обрыву в море. Судя по всему, их проложили для своих нужд реставраторы крепости.

"Плацдарм" путешественников

Отъехав на запад от Калаат Джаабер, мы попали в знаменитый город Алеппо (по-арабски — Халеб), второй по величине город Сирии, её торговая и деловая столица. В 1990-е это был любимый город российских "челноков", откуда они везли обувь и трикотаж. Здесь до сих пор попадаются старенькие вывески на кирилице, а некоторые торговцы могут ломано объясниться по-русски.

Такая популярность неудивительна — Алеппо ещё со Средних веков знаменит многокилометровыми крытыми рынками, перемешанными с караван-сараями, мечетями и хаммамами. В центре старых кварталов на высокой скале возвышается ещё одна интересная крепость — алеппская цитадель. Рядом с ней — старинный, но до сих пор действующий хаммам XIV века аль-Лаббадия. Представляете, каково это — париться в бане, которой не меньше 700 лет, которая помнит арабов и сельджуков?

Другая достопримечательность города — шикарный отель XIX века "Барон", известный, в частности, тем, что в нем во время путешествий по Ближнему Востоку останавливались Агата Кристи (Agatha Christie, 1890–1976) и Лоуренс Аравийский (Thomas Edward Lawrence, 1888–1935). Теперь в окне "Барона" стоит одно из первых изданий записок Лоуренса. Книга раскрыта на нужной странице, а к ней прилагается лупа. Заглянув в нее, можно прочитать начало очередного письма Лоуренса неизвестному адресату. В переводе с английского текст звучит примерно так: "И вновь я пишу тебе из этого замечательного отеля „Барон"". Не знаю, как у вас, а у меня закралось подозрение, что передо мной образец удачного рекламного хода столетней давности!

Алеппо был интересен нам и как удобный "плацдарм" для путешествий по окрестным достопримечательностям — в округе можно отыскать около сотни так называемых "мертвых городов". Это действительно или брошенные небольшие городки, или виллы византийского времени.

Но самое важное место — гора, на вершине которой подвизался знаменитый святой Симеон Столпник (Συμεών του Στυλίτου, 356–459). Симеон сначала был простым пастухом, который после нескольких знамений решил посвятить жизнь служению Богу. Он постригся в монастырь, но наложил на себя такую аскезу, что вызвал ревность монастырского начальства. Тогда Симеон удалился в пустыню. Там он воздвиг каменный столб с небольшой площадкой наверху, где простоял денно и нощно в молитве 36 лет, питаясь тем, что принесут ему люди. После своей смерти Симеон стал одним из самых популярных святых. Ему приписывают чудо врачевания — святому молятся об избавлении от проказы, он возвращает зрение и слух, избавляет от хромоты, паралича и физических увечий.

Ещё южнее находится городок Хама. На его месте люди жили уже в V тысячелетии до н.э. Ассирийцы называли его Хаматайя, в Ветхом завете — это Емаф, в котором жил химафеи. Но интересен городок не этим, а своими замечательными нориями — огромными деревянными колесами, вот уже несколько тысячелетий черпающими воду из Оронта.

Колеса эти деревянные и, хотя некоторым из них по 600–700 лет, они неплохо сохранились и даже до сих пор используются по назначению — к каждой нории подведена хитроумная система глиняных труб, по которым вода поступает в старый город. Правда, вращаются нории с ужасным, просто душераздирающим скрипом, способным отпугнуть самых храбрых туристов — даже мы, искавшие эти нории, сначала не идентифицировали звук, думая, что рядом кто-то орудует огромной пилой.

Последний оплот госпитальеров

А на юго-запад от Хамы расположен Крак де Шевалье — самый большой рыцарский замок на всем Ближнем востоке и один из самых больших в мире, превосходящий своими размерами даже знаменитый Каркассон.

Основали крепость, что интересно, курды, когда в начале XI века местный эмир переселил сюда их общину. Вскоре, уже в 1099 году, во время Первого крестового похода, крепость захватили отряды знаменитого Раймунда Сен-Жильского (Raymond de Saint-Gilles, ок. 1042–1105). А в 1142 году граф Триполи Раймунд II (Raymond II de Tripoli, 1115–1152) передал Крак де Шевалье набиравшему силу ордену госпитальеров.

Госпитальеры превратили крепость в то, что мы видим сейчас — огромную неприступную цитадель с двойным рядом стен и широким рвом. Даже знаменитый "победитель крестоносцев" Салах ад-Дин (Salāh ad-Dīn Yūsuf ibn Ayyūb, 1138–1193) предпочел не штурмовать крепость — он появился под стенами Крака де Шевалье в 1188 году, простоял месяц на соседнем холме, проводя рекогносцировку, но так и не решился перейти к активным действиям.

Взять крепость удалось только в 1271 году мамлюкскому султану Бейбарсу (al-Malik al-Zahir Rukn al-Din Baybars al-Bunduqdari, 1223–1277). И то только благодаря тому, что вместо четырехтысячного гарнизона, на который была рассчитана крепость, её охраняли только три сотни человек. На самом деле мамлюки взяли только внешнюю стену. Немногочисленные франки засели в трех мощных башнях в самом центре замка. Продуктов у них было ещё достаточно, но отбить мамлюков они, конечно, не могли. Возникла патовая ситуация. Бейбарс предложил осажденным выйти, пообещав рыцарям неприкосновенность в случае сдачи крепости. Христиане согласились, и мамлюки действительно отпустили их на все четыре стороны.

Средиземноморье без туристов

Из Алеппо мы поехали в сторону Средиземного моря, в главный сирийский порт Латтакия, насладившись по дороге роскошными видами из поезда — железная дорога идет через горы по высоким мостам. В Латтакии нас интересовал ещё один древнейший город, Угарит. Город этот в свое время был довольно крупным и самостоятельным, процветавшим за счет торговли с Египтом и Критом. При его раскопках была сделана важная находка — глиняная табличка XV или XIV века до н. э. с тридцатью клинописными буквами. Это — первый известный в истории алфавит. Теперь Сирия по праву считает себя родиной алфавита.

Средиземноморский берег в Сирии такой же прекрасный, как и во всех остальных странах, но при этом почти лишенный туристов. А посмотреть есть что. Например, недалеко от Латтакии высоко в скалах находится так называемая крепость Салах ад-Дина. К ней ведет очень извилистая, опасная, но живописная дорога, по которой ушлые местные жители на мотоциклах организуют туристам поездки к крепости. Небольшая трата средств (Сирия вообще страна дешевая) с лихвой окупается острыми ощущениями — последние метры к цитадели проходят прямо по высеченной в скале дороге.

Но каково же было наше разочарование, когда заспанный сторож сообщил нам, что сегодня выходной и он нас не пустит. Впрочем, небольшая сумма решила и эту проблему; а внутри оказалось, что по крепости бродит ещё несколько групп туристов, точно так же неофициально сюда попавших.

Южнее, в сторону Ливана, тоже недалеко от Средиземного моря находится ещё одна крепость — Калъат-эль-Маркаб (собственно, "калъат" или "кала" по-арабски и означает "крепость"). Её построили в XI веке арабы. В 1104 году она была захвачена византийцами, но через 14 лет ее отдали крестоносцам, которые как раз вели активные войны на Ближнем Востоке. Франки эль-Маркаб значительно укрепили, но в конце XII века крепость сильно пострадала от трех землетрясений подряд, случившихся с интервалами в 10–15 лет. Она была разрушена настолько сильно, что долго удержать её крестоносцы не смогли.

И снова я поразился отсутствию паломников. Но здесь, в Сирии, это не вызывает ощущения одиночества. Это скорее тихая уединенность, располагающая к общению с историей, с вечностью.