Язык хабиби

"Ням-ням?" - спрашивает Хабиб, макая кусочек хлеба в хариссу и протягивая его Лиле. Он знает арабский, французский, немецкий, итальянский и ни слова по-русски, но виртуозно копирует. Я немного говорю по-французски, моя подружка Лиля когда-то учила английский. "Посмотри, как она красиво ест", - вздыхает Хабиб, и я не осмеливаюсь поторопить его. Да и не хочу. Свежайшие дары моря, сочная мешуйя из томатов, хрустящие брики, рассыпчатая гора кускуса, увенчанная мясом с овощами, и прекрасное местное вино - все это достаточные основания для того, чтобы никуда не торопиться.

Хабиб занимает важный пост в Ассоциации виноделов Туниса, имеет множество связей и выполняет роль нашего проводника. "Виноделы Туниса? - удивляемся мы. - А разве здесь делают вино? Это же Африка!" Хабиб, как любой уважающий себя тунисец, крайне вежлив и никогда не скажет, что думает. Зачем, в самом деле, спорить с этими необразованными москвичками?

На следующее утро Хабиб заезжает за нами в гостиницу. Мы мчим по автобану под витиеватые арабские хиты: "Я хабиби, я хабиби..." Я хочу спросить, кто же этот хабиби, но забываю. За окном зеленые холмы, перерезаемые узкими ленточками рек, стада кудрявых овечек, расплывчатые очертания гор, темные пятна рощ, каменные приземистые дома с черепичными крышами. И виноградники - во все стороны, до самого горизонта. Италия, в крайнем случае Франция, но уж никак не Африка.

- Ну да, Италия, только с другой стороны Средиземного моря, - улыбается Хабиб. Он вполне доволен сравнением.- Виноделием у нас начали заниматься еще во времена Карфагена, а в прошлом, то есть уже в позапрошлом веке, пока мы были колонией Франции, оно и подавно пошло в гору. Французы привозили лозу и энологов, а вывозили урожай винограда. А потом мы уже сами заводы построили и начали вино делать. Так что получается не хуже, чем у французов. Только наше дешевле, потому что не так знаменито. Когда мы притормаживаем на светофорах в маленьких городках, становится очевидно, что все же это не Италия. Женщины, замотанные в черную ткань, из-под которой торчат спортивные штаны и кроссовки, семенят не поднимая глаз и придерживая на голове огромные плетеные корзины с финиками и лепешками. Забегаловки забиты небритыми мужчинами в фесках, которые лениво пьют чай из наперсточков, иногда прикладываются к кальяну и как по команде поворачивают головы вслед нашей машине. Торговцы из медины бросают свои ковры, пеструю керамику, серебряные украшения, подносы со специями и бегут за нами, предлагая товар, а когда понимают, что мы не остановимся, без всякого сожаления возвращаются к игре в нарды.

- Вы же мусульманская страна, Хабиб, сами свое вино, наверное, и не пробовали? - с сочувствием спрашиваю я.

- Ну почему же? - улыбается тунисский винодел. - Я вино люблю. У нас в Тунисе самые демократичные законы среди всех мусульманских стран. Каждый живет так, как подсказывает ему сердце, а не религия. Сердце подсказывает Хабибу вести нас в ресторан. "Жемчужина вин Туниса!" - нахваливает Хабиб, заказывая бутылку Vieux Magon удачного 98-го. Я его понимаю. Здесь ему не нужны слова, чтобы рассказать Лиле о своих чувствах. Древняя арабская вязь, покрывающая стены, лучи солнца, осторожно проникающие во внутренний дворик, вода, журчащая в мраморном фонтане, и резные табуретки с расшитыми подушками говорят о том, как спокойны его чувства. Красная приправа харисса из перца ("Погоди, я смешаю ее с оливковым маслом, будет не так остро") - о том, как они горячи. Мешуйя, сочный горячий салат из томатов и перцев, - о том, как они свежи. Бесконечно сменяющие друг друга кальмары, осьминоги, лобстеры, каракатицы, креветки и мидии, почти живые, слегка прихваченные грилем и сбрызнутые лимонным соком, - о том, как они глубоки. Крохотные пирожки со всевозможными начинками, обжаренные в масле, - о том, как они разнообразны. И, наконец, кускус, величественно возлежащий на огромном блюде, украшенный лоснящимися кусками мяса, морковки, картошки, репы, сладкого перца, на который хочется просто смотреть, потому что есть уже нет сил, - этот кускус должен сказать Лиле о том, как велики и щедры чувства Хабиба.

Когда на третьем часу обеда (короче никак невозможно, прямо как у итальянцев) приносят сладкий чай с мятой и орешками пинии, единственный вид чая, который существует в Тунисе ("Вы хотите чай без сахара? Да он совсем не сладкий, не волнуйтесь. Мы вам сверху зачерпнем"), я перевожу Хабибу Лилин вопрос:

- А в Тунисе разрешено иметь много жен?

- Конечно, как во всем мире, - уверенно отвечает он. Ах да, я забыла, что по-французски "жена" и "женщина" - одно слово.- А, вы про многоженство, - смущается Хабиб, убирая под стол руку с кольцом. - Запрещено. Но не всегда жена и любимая - это одна женщина.

И выразительно смотрит на Лилю.

В последний день Хабиб провожает нас в аэропорту. Я спохватываюсь, что так и не спросила его, кто же эти хабиби, про которых все поют.

- По-арабски это значит "любимая", - объясняет он, глядя в сторону Лили, выходящей из сувенирной лавки.

- Хабиб, - кричит она, и на секунду его лицо озаряет надежда. Ох, Хабиб, ну неужели ты забыл, что Лиля не знает арабского? - Я купила хариссу. Как ты думаешь, можно ее есть с пельменями?

Хабиб слышит знакомое слово и мгновенно улавливает смысл: "С пельменями ням-ням, да!"