Грезы гарема

Все видно из стамбульского дворца Топкапы. На северо-запад — бухта Золотой Рог, на север — европейские кварталы Перы с изящным генуэзским абрисом Галатской башни, на северо-восток — Босфор с единственным в мире мостом, соединяющим два континента, на восток — азиатский Стамбул с прелестным маяком на островке посреди пролива, на юг — Мраморное море, на запад — великие мечети.

В Топкапы стоит прийти только ради видов, не заходя ни в одно помещение. Однажды я так и сделал: не из снобизма, а просто везде уже побывал, и по нескольку раз, всякий раз наблюдая, как по-особому меняются мужские лица при входе в гарем.

Туда идешь через Средние ворота с остроконечными башнями, которые сначала кажутся неуместной здесь готикой, а потом понимаешь, что это укороченные минареты. Потом по большому саду, дивясь виду справа: десяток мощных, почти заводских, труб — такова султанская кухня, там и плиты, и жаровни, и котлы столь же впечатляющие. Сворачиваешь налево, не доходя до арсенала и дивана (как все-таки мило назывался совет министров), попадая в жилье евнухов. Рядышком, как легко понять, и гарем. На аскетичной табличке так и написано: Harem.

Зато внутри никакой аскезы. Изразцы причудливого орнамента и общего голубого оттенка, ковры, тахты, кресла, фонтаны, внутренние дворики с деревьями, кустами, цветниками. Здесь не могло не быть красиво — иначе это тюремное заключение. Надо вдуматься: девушки торчали тут сутками напролет в чудовищной скуке. Как бы ни был любвеобилен султан, их-то были сотни. А он ведь еще ездил на войну и в другие командировки. При самой живой ротации не до всех доходила очередь: некоторые в гареме помирали, так ни разу не отдохнувши.

Здесь есть смысл доставить себе дополнительное развлечение, разглядывая не только гарем, но и туристов (да и в зеркало неплохо бы посмотреть). Глаза одновременно замасливаются и затуманиваются: происходит умозрительная реализация подспудных мужских желаний.

А ведь одна чистая фантазия, никого же там нет: полтора века с лишним в Топкапах никаких султанов. А вот когда в гарем в 1810 году попал самый знаменитый европейский визитер лорд Байрон, тут было около 400 женщин. Благодаря посольским связям Байрона сюда пустили по блату, сделав исключение. Ему очень понравилось. Тогда этого термина не существовало, но он был классическим мужчиной-шовинистом: "Я презираю женщин… Турки и вообще восточные народы лучше решают эти задачи, чем мы. Они запирают женщин, и те более счастливы. Дайте женщине зеркало и несколько сладких пампушек, и больше ей ничего не надо". В другой раз Байрон сказал: "Пусть лучше женщина болтает, а то, когда она молчит, возникает подозрение, что она думает".

С идейными установками сочеталась и эстетика: ему нравились женщины Востока с их чувственными формами (о своей любовнице Каролине Лэм: "Ей не хватает той округлости, которую не может заменить элегантность"). Не то чтобы восточные женщины были в среднем толще, но таков был там идеал красоты, который Байрону импонировал: интеллектуальность принято отождествлять с тонкостью, а умных женщин он декларативно не любил.

"Женское человечество" (его слово — womankind) отомстило Байрону. Главный герой-любовник эпохи по-настоящему любил ту, с которой соединиться возможности не было, — свою сестру. Только по отцу, правда, но и этого достаточно. Тот многосотенный гарем, через который Байрон шел всю жизнь, не восполнял утраты.