Хамам - храм, где омывается душа

Говорят, что в знаменитой турецкой бане, хамаме, моют не только тело. В ее влажных парах проходят обряд духовного преображения

Через небольшие окна в гигантском куполе Галатасарая, женского хамама в Стамбуле, падает яркий солнечный свет. Сабиха, которая много лет работает здесь, садится рядом со мной на "пуп", расположенное прямо под куполом мраморное возвышение, и начинает рассказ: "Моя покойная мать застала золотые времена хамама, полвека назад она мыла больших и сильных турецких женщин. А сейчас к нам чаще ходят туристки". Пятидесятидвухлетняя Сабиха - потомственная "натир", банщица в хамаме, здесь и появилась на свет. Схватки начались у матери, когда та массировала влажные тела. Ее отвели в отдельное помещение, "согуклюк", там она и родила.

Сегодня сюда приходят все реже. И это поражает Сабиху: "Ведь не мыться в хамаме - все равно что совсем не мыться". Она поворачивается к Гюльзен своей постоянной посетительнице, с которой они за пятнадцать лет стали подругами: "Верно я говорю, дорогая?". "Мой муж установил в нашей квартире "джакузи", - охотно вступает в разговор Гюльзен. - Но если я не моюсь в хамаме, то все равно чувствую себя грязной". Они с удовольствием предаются воспоминаниям: "Раньше хамамы для женщин и мужчин нередко размещались в одном здании, и только по цвету полотенец, развешанных в "джамекяне" - раздевалке, можно было узнать, кто сейчас моется". Прежде посетительницы хамама надевали серебряные купальные тапочки. У Сабихи и Гюльзен есть очень красивые тапочки из Сирии. Только сегодня они уже с трудом налезают на распухшие ноги...

Фасаду хамамов не придавали особого значения, но внутреннее убранство почти всегда было помпезным. В полумраке среди помпезных колонн хамама имперское османское прошлое кажется почти настоящим, а время словно попало в вечный плен тишины, покоя и самосозерцания.

Ритуал посещения складывался на протяжении веков. Из "джамекяна", раздевалки, украшенной витражами, женщины переходят в средний зал. В "согуклюке" есть бассейн с фонтаном, обычно за стеклянной перегородкой. Оттуда, закутавшись в купальные простыни, женщины отправляются в "харарет" - парилки, самую теплую часть бани, где и располагается "пуп". Там их ждет массаж и мытье.

"Кто входит в хамам, потеет", - гласит пословица. Потела и я, а потом, примостившись на "пуп", попросила Сабиху помассировать меня ("размельчить грязь", как здесь говорят) с помощью беспалой рукавицы из жесткой материи.

Меня растирают, и я чувствую себя ящерицей, меняющей кожу... А Сабиха в это время рассказывает, что только привыкшие к хамаму турчанки могут, ни разу не вскрикнув, вынести сеанс массажа. Все свои знания о мире Сабиха получила именно здесь, в хамаме. Кроме постоянных клиенток, таких как Гюльзен и другие уже немолодые женщины, она моет и потаскушек из стамбульского района Бейоглу и говорит, что при этом ей часто хочется плакать. "Иногда, - вздыхает Сабиха, все их тело, от ключиц до самых пяток, - это один сплошной синяк. - Многие приходят специально ко мне; говорят, что мои руки приносят исцеление".

За эти годы она окружила хамам целым миром преданий. Сейчас она увлеченно пересказывает мне поверье, будто хамам излечивает от бесплодия, и вспоминает о старинном обычае омывать незамужних девушек в бассейне, чтобы те скорее вышли замуж. Для этого нужно было не только совершить ритуальное омовение, "абдест", но еще зажечь свечу и произнести молитву. А самая удивительная история Сабихи о дочери султана Сулеймана - Михриме. По преданию у нее была всего одна грудь, и поэтому девушка всегда мылась в одиночестве. В хамаме, построенном только для нее, была секретная "персиковая купальня". Михрима ходила туда до самой смерти. И все женщины Стамбула верили, что у того, кто помоется в этой купальне, грудь непременно похорошеет.

В нескольких словах Сабиха подытоживает свой почти полувековой опыт: "Главное - никогда не снимать купальной простыни! Ты спрашиваешь, как же тогда мыться? Только та, кто умеет это, может мыться в хамаме". Многие мужчины, говорит она, охотно взобрались бы на купол женского хамама, чтобы подглядывать через окна. (Я невольно поднимаю лицо к куполу. Но в его окна смотрит только небо.) И женщина, которая знает об этом, целомудренно заворачивается в простыню.

Я сажусь на край мраморного бассейна и намыливаю свою "новую кожу". "Когда вернешься домой, ванна покажется тебе тесной", - в один голос уверяют Сабиха и Гюльзен и приглашают приходить в хамам снова... Что же особенного в тех женщинах, которые постоянно посещают турецкую баню? Среди голосов под гулким куполом и скользящих лучей света моя душа превращается в пар. Ни один отблеск того мира, где я испачкалась, больше не тревожит меня. Ведь хамам для простых людей - как уединенная пещера, в которой скрывается от мирской суеты дервиш. И в этом царстве воды и пара может совершиться то, что философы называют "возвращением к самому себе".