Вечные ритмы там-тамов Буганды

Вылинявшая под дождем и солнцем серая соломенная крыша нависала над землей так низко, что, не возникни невесть откуда чернокожий старик, вход пришлось бы искать еще долго. Помогая себе суковатой тростью, живописный спаситель заковылял навстречу, улыбаясь и призывно махая рукой: «Сюда, сюда! Добро пожаловать. Можете называть меня Джордж. Я — дикобраз».

Стоило слегка пригнуться и заглянуть под солому, как в густой тени проступила тропинка, выложенная каменными плитками. То, что издали представлялось небольшой, округлой, как холмик, хижиной, оказалось воротами в огороженный плетнем обширный двор. Под крышей приютилось подобие экскурсионного бюро.

«Вот ваш гид, — представил старик молодого парня, в отличие от него облаченного не в старинную накидку, а в современные джинсы и рубашку. — Это Джонатан. Он — леопард».

Соизволив наконец обратить внимание на недоуменное выражение моего лица, Джордж подвел к висевшему на стене плакату со схемой, обильно проиллюстрированной изображениями животных и растений. «Здесь все написано, — пояснил он. — Каждый из нас принадлежит к одному из 52 кланов, на которые делится наш народ ганда. Я — дикобраз, он — леопард, есть крысы, коровы и много кого еще. История кланов — это история королевства Буганды. Очень древняя история».

Собственно, желание хоть чуть-чуть прикоснуться к этой любопытной главе африканского прошлого и привело меня в столицу Уганды. Поплутав по крутым холмам Кампалы, миновав кучи курящегося после недавнего ливня влажного мусора, по узкому проходу я добрался до цели. Передо мной высилась усыпальница правителей королевства, раскинувшегося на примыкающей к озеру Виктория южной части Уганды. Дорожка из каменных плиток пересекала гладкий, лишенный растительности земляной двор — красный из-за своеобразного цвета африканской почвы.

В сотне метров от ворот путь завершался, упершись в гигантскую хижину. Кроме размеров, во всем остальном она напоминала обычные крестьянские жилища ганда: конусообразная форма, крытая соломой крыша, полумрак внутри. «На языке луганда дом называется Музибу-Азала-Мпанга, — рассказывал Джонатан. — В нем покоятся четыре кабаки (так в Буганде называется король): Мутеса I, начавший править в 1856 году, Мванга II, Дауди Чва и Мутеса II». Последний скончался в 1971 году, так что усыпальница вместила память о более чем вековом отрезке бугандийской жизни.

У входа пришлось разуться, но требование не вызвало внутреннего протеста. Пол был сплошь застелен циновками, искусно сотворенными из разноцветного лыка — ремеслом плетения ганда владеют в совершенстве и прославились им далеко за пределами своей страны. Внутреннее пространство надвое разделял полог. За ним в половине, недоступной для посетителей, находились гробницы.

Открытую для обзора часть усыпальницы заполняли предметы, так или иначе связанные с монархами. Копья, щиты, британские медали, полученные Дауди Чва за участие в Первой мировой войне, составляли военную часть экспозиции. К ней примыкало чучело скалящего зубы леопарда. Память об удачной охоте? «Нет, домашнее животное, — сказал Джонатан. — По преданию, зверь был ручным и использовался для увеселения Мутесы I».

Как именно свирепый и коварный хищник веселил африканского суверена, добиться от гида не удалось. Да и поди теперь узнай. С той поры минуло полтора столетия — для Африки, до колонизации не имевшей письменности и передававшей предания изустно, срок более чем солидный. Зато стоявшие рядом с чучелом там-тамы, собственноручные творения монархов, подвигли Джонатана на целую поэму.

«Тезирава нгумба, говорят ганда. В там-там не бьют без веской причины, — оживившись, повел он рассказ. — У вас, в Европе, барабан — просто инструмент, да к тому же далеко не самый важный. У нас, в Африке, барабан — символ власти, средство массовой информации и, конечно же, музыкальный инструмент. Наиважнейший».

Испокон веков кабака считался владельцем всех там-тамов Буганды. Назначая подданного вождем клана, он вручал ему барабан.

Барабанный бой был непременной частью церемонии коронации самого кабаки. Культура Буганды произвела два основных типа барабанов, поведал Джонатан. Оба изготавливаются из выдолбленных насквозь стволов деревьев. Первый тип — это небольшие барабаны, с обеих сторон покрытые кожей. В них можно бить на весу. Второй — мощные ударные установки высотой до полутора метров. Их покрывали кожей только с одного, верхнего конца. Нижний конец, тоже сквозной, делали толще и ставили на землю. Виртуозов исполнения на таком барабане знали все ганда. Сам кабака приглашал их во дворец и содержал за свой счет, требуя только одного — показывать во всем блеске свое искусство на торжественных церемониях.

Разновидностей там-тамов было не счесть, продолжил гид. Все они различались размерами, орнаментом и предназначением. Когда кабака возвращался с победой из похода на соседние племена, о триумфе население оповещали звуками особого барабана накавангузу. Когда король хотел напомнить подданным, что они должны прилежно обрабатывать банановые плантации, основу сельского хозяйства Буганды, в ход шел макумби. В кьеджо били, чтобы сообщить весть о казни преступников. А когда жены кабаки выходили из дворца прогуляться, раздавались звуки вамулугудо. Никто не имел права становиться на пути супруг монарха под страхом смертной казни, и соответствующий тон и ритм предупреждал вассалов о необходимости очистить дорогу.

По уверениям Джонатана, в деревнях барабаны звучат и сегодня. Без них не обходятся ни свадьбы, ни похороны, ни прочие судьбоносные мероприятия. А вот роль вестового, быстро оповещавшего все королевство о важнейших событиях, теперь взяли на себя радио и телевидение.

Посреди вдохновенной речи полог отогнулся, и в открытую часть усыпальницы тихо проскользнула пожилая худощавая африканка. Подняв с пола свернутую в рулон циновку, она так же бесшумно удалилась. Одна из потомков жен захороненных монархов, пояснил Джонатан. Как выяснилось, живут женщины тут же, в стоящих вокруг усыпальницы мазанках — маленьких и жалких. Повинуясь обычаю, они присматривают за гробницами и территорией, плетут циновки. Еще одна нить, связующая историю и современность Буганды.

Правящий ныне кабака Рональд Мувенда Мутеби II, в отличие от предшественников, имеет одну жену. Пышная свадьба, на которой гуляла вся Кампала, состоялась в 1999 году. Король — человек современный, долго живший в Англии и получивший европейское образование. Такова и его супруга. Но приверженность развитию и прогрессу не мешает ревностному следованию древним традициям. Как бы странно ни смотрелись сегодня старинные обряды, в них ганда видят опору, помогающую выжить в наше стремительное и нестабильное время.

Судя по легендам и преданиям, Буганда возникла на рубеже XIV века. Когда во второй половине XIX века туда пришли европейцы, они были немало удивлены, встретив в глубине Черного континента централизованное, четко функционирующее раннефеодальное государство. В нем были сборщики налогов, армия, дороги, мосты. Столица насчитывала 40 тысяч жителей, озеро Виктория бороздили сотни боевых каноэ, а династия кабака, основанная легендарным прародителем Кинту, насчитывала уже три десятка имен.

В борьбу за влияние над африканским монархом и его державой вступили занзибарские мусульмане, английские протестанты и французские католики. Запутанный теологический спор легко разрешил пулемет «максим» — военно-техническая новинка, которую догадался захватить в экспедицию англичанин Фредерик Лугард. Казалось бы, после разгрома, учиненного целеустремленным британцем, на будущем Буганды можно было поставить крест. Но стойкая преданность ганда, крупнейшей угандийской народности, своему суверену навела практичного Лугарда на мысль о «косвенном управлении».

Буганде была дарована автономия, всей стране было присвоено название королевства (за вычетом потерявшейся в процессе наименования первой буквы), а взамен подданные кабаки взяли на себя обязательство помогать англичанам в управлении новой колонией. И делали это столь ревностно, что снискали законную ненависть остальных трех десятков народностей Уганды. Кстати, усыпальница кабак в Кампале, несмотря на традиционную архитектуру, построена в колониальные времена англичанами. Преподнесенная в подарок стилизованная хижина — еще одно свидетельство признания Британией полезности туземных подручных.

Как и следовало ожидать, с провозглашением независимости положение ганда изменилось. Хотя первым президентом Уганды стал кабака Мутеса II, правил он недолго. В 1966 году дворец взяли в осаду, главу государства свергли и вынудили бежать в Лондон. Но лояльность подданных осталась неизменной, и когда в 1971 году монарх умер в изгнании, тело позволили перевезти на родину и захоронить в усыпальнице. Страна погрузилась в бесконечные гражданские войны, конец которым положил лишь нынешний президент Йовери Мусевени, захвативший в 1986 году власть силой оружия.

Волевой повстанец, став главой государства, быстро понял, что без поддержки 4,5 миллиона ганда, «у которых в крови кабака», добиться стабильности не сможет. В 1993 году наследник торжественно вернулся из лондонской ссылки и короновался в Кампале. Пока из символов прежнего величия исправно функционируют два: усыпальница и здание парламента Буганды, которое в период гонений было занято министерством обороны. Что касается королевского дворца, четверть века бывшего казармой, то он, хотя и возвращен кабаке, но в прежних целях, для приемов, быть использован не может.

Группа подданных, взявшихся за реставрацию, надеется возродить импозантное здание, построенное в стиле европейского классицизма. И, конечно, прежде чем монарх вновь вступит в отремонтированный дворец, его обязательно очистят от злых духов, пригласив лучших бугандийских колдунов и знахарей. За престол Мутеби II пришлось заплатить клятвенным обещанием отказаться от политической деятельности.

В отличие от отца 47-летний монарх не имеет права баллотироваться в президенты. Но так ли уж это ему нужно? И без официальной политической должности у кабаки достаточно влияния, чтобы не чувствовать себя обиженным. Начать с того, что все формальные признаки главы государства у кабаки имеются. Он назначает премьер-министра и правительство Буганды, руководит парламентом, депутаты которого делегируются кланами. Правда, ни законодательной, ни исполнительной власти у этих органов нет, они лишь обсуждают проблемы ганда и представляют свои решения общенациональному правительству и парламенту в качестве рекомендаций. Но совсем не прислушиваться к таким рекомендациям может позволить себе разве что политический самоубийца.

Незыблемый авторитет кабаки среди соплеменников проявляется всякий раз, когда власти просят его о помощи. Так было, когда ганда вяло откликнулись на призывы правительства сделать своим детям прививки. Слово монарха мгновенно изменило положение. На следующий же день к прививочным пунктам выстроились очереди. То же произошло и с регистрацией избирателей. Несмотря на разъяснения и рекламу избирательной комиссии, за полтора месяца карточку избирателя соизволили получить лишь четверть ганда. Неделю спустя после выступления Мутеби II документ, без которого в Уганде нельзя проголосовать на выборах, имели уже три четверти взрослых соплеменников кабаки.

Получается, что древнее королевство при ближайшем рассмотрении — не ностальгическое прошлое, а самое что ни на есть настоящее ганда. Радикальные изменения, через которые за полтора столетия прошла Уганда, затронули лишь тонкий верхний слой сознания народа. И при феодализме, и при колонизаторах, и при нынешнем республиканском строе мироощущение ганда по сути не менялось. В повседневной жизни они руководствовались одними и теми же ценностями.

Чтобы воочию убедиться в этом, достаточно взглянуть на королевскую аудиенцию. В ее ходе вассалы, будь то политик или священник, деревенский староста или профессор столичного университета, не обращая внимания на одежду и погоду, как в стародавние времена, с готовностью простираются перед монархом ниц. Им-то точно известно, сколь реальна в жизни чисто символическая на бумаге власть кабаки.