Почему я не был в Америке?

Тема, почему я никогда не был в США, вызывает в памяти сочинения типа "Почему я не христинин?" Бертрана Рассела, или "Почему я не модернист?" Михаила Лифшица. В этом вопросе есть что-то кокетливое. Ведь, если задуматься, в либеральной и веротерпимой Великобритании никто Рассела в Церковь на вожжах не тащил - попробовал бы он сочинить эту книжку в 30-е годы, например в Италии. А Лифшицу не быть модернистом в СССР в 60-е годы было проще простого. Впрочем, даже в Нью-Йорке эпохи "торжества безобразия" его за это тоже не репрессировали бы.

И меня конвоем в Штаты тоже никто не загонял. Но все равно странно: почему же я никогда не был в США? Все, кому не лень, отстояли в очередях за визой (а мне и виза не нужна), вернулись либо в восторге, либо отплевываясь. А я ведь с отрочества мечтал: учил английский у еврейской реэмигрантки из Бруклина, заслушивался американской музыкой. Вудсток и Монтерей были для меня Мединой, я читал, продираясь сквозь слэнг, непонятно откуда взятую "На дороге" Джека Керуака, прорывался на полусекретный просмотр "Easy Rider". Изъяснялся со знакомыми на крипто-американском диалекте, на котором замшевые ботинки назывались "шведские шузы" (вспомните blue suede shoes), водолазка имела название "далласка", а темные очки фасона Макнамара (в честь военного министра времен вьетнамской войны) - "спектора".

Я сделал несколько попыток. Первую еще в художественном училище. Мой отец тогда работал корреспондентом АПН в Вашингтоне и прислал мне приглашение. С этой бумажкой меня вызвали на заседание "тройки". Помнит ли кто-нибудь, что это такое?

Физрук, председатель профкома, заявил, что я не способен не то отжаться, не то подтянуться двадцать раз, поэтому осрамлю в Америке свою социалистическую Родину.

Преподавательница истории партии, парторг, спросила, какую последнюю книгу я прочел. Я честно ответил: "Кракатит" Карела Чапека. Про эту книгу она не слышала - я ее не виню - и поджала губы. Представитель администрации - директор училища вынес вердикт: в Америке мне не бывать.

Года через три, в начале 70-х, случайно и опасно встреченный где-то в гостях заезжий американец-славист вдруг за столом начал наизусть читать Конституцию США. Я проявил слегка ироническое изумление его памятью.

- Ты никогда не будешь хорошим американцем, - сообщил он мне, считая, что все обитатели "рабской России" только и мечтают взойти на "Родину Отважных". Тут я задался вопросом, который мучал одного дзенского мудреца из Японии: "стоит ли менять страну комаров на страну мух?".

Вторую попытку я предпринял, когда у меня был серьезный глубокий роман с корреспонденткой одного из американских журналов в Москве, уже во времена тухлой черненковской осени патриархов. Она была готова выйти за меня, по-человечески, а не транспортно. Она мне объяснила, что мне придется поработать продавцом в книжном магазине, давать уроки русского "to these stupid americans", потрудиться на подхвате в редакции. Она вообще не была высокого мнения о своей родине, как и положено левому американскому интеллектуалу, но в критические моменты в ее словах честно и оправданно звучала любовь к родной Аризоне, к городишку Нукла в Колорадо, где она начинала карьеру в газетке "Nucla Liberation" (редакция находилась на втором и последнем этаже гостиницы, на первом же был салун и бильярдная, где в уик-энд обязательно происходила вялая стрельба). От нее я немало узнал об "одноэтажной Америке", о местах вроде Болдер, Колорадо, где она продолжила восхождение к вершинам профессии, о болотах вокруг Батон-Руж, немецких поселениях в Айове, о дегенератах из Скалистых Гор, о сходстве Рональда Рейгана с Брежневым по части старческого слабоумия, о тотальном идиотизме как вашингтонской администрации, так и альтернативных экологически-социалистически-гомосексуально-футуристических меньшинств.

Она много и прекрасно рассказывала о великолепной природе ее страны, о Большом Каньоне и пустотной красоте пустынь, о лесах Вермонта. Благодаря ей я прочел книгу гениального Генри Торо о жизни в избушке на берегу Уолденского озера. Ее глазами я вычитал американские творения Набокова. Она была умная женщина, вместо "Budweiser" пила "Perrier" с лимоном, гамбургеру предпочитала бельгийских угрей под щавелевым соусом, говорила с хорошо разработанным ново-английским акцентом и одевалась в скромную одежду от "Kenzo", дополненную то абсурдным котелком, то алыми перчатками. Вторая попытка не удалась по причинам личного характера.

Позже, волею судьбы, я встречал ее в Париже, Брюсселе, Нанси - роман развеяли европейские ветры.

Третья попытка, совсем слабая, случилась, когда я жил уже в Париже, и моя парижская приятельница, американка, прожившая в Европе больше двадцати лет, сообщила мне, что в университете не то Небраски, не то Южной Дакоты срочно требуется "профессор искусства", что все схвачено, ректор ее старый "copain", то есть кореш, зарплата такая-то, условия такие-то. Дел у меня в Париже в то время не было, доходы были ниже позволительных, я бы соблазнился...

Но Джудит мне в пять минут объяснила, что от тамошних обстоятельств я либо сопьюсь, либо сойду с ума, но как в первом, так и во втором случае выброшусь из окошка, а поскольку этажей больше, чем три, в этом "fucken dungo" не водится, университету придется возиться с моими чеками за хирургию, что не по-джентльменски. Я ей поверил.

Я знал ее рассказы про ее детство в Техасе, где ей, единственному ребенку в семье помещика, запрещалось играть с цветными детьми. Когда ее привезли в "ветряной" город Чикаго, она удивилась не небоскребам и шуму, не обилию машин в узких улочках, а межрасовому общению. О Сан-Франциско конца 60-х, кишащем творческими безумцами, о поселке Таос в Нью-Мексико - резервации уставшей от городской дури творческой элиты послевоенного времени, о R.I.S.D. - "Род-Айлендской школе дизайна" в тишайшем шизофреническом городке Провиденс, Род-Айленд, оранжерее архитектурных, художественных, компьютерных и музыкальных партизан американского авангарда тех времен, когда N.Y., N.Y. напыщенно называл себя "the City of Looks". То есть ты есть то, на что ты выглядишь.

Я видел, как она прослезилась, когда я ей подарил рисунок с желтой розой - "the yellow rose of Texas", эмблемой штата "одинокой Звезды". Короче, я снова не попал в США.

Физрук был прав. Хотя социалистической Родины уже нет, я что-нибудь за океаном точно бы осрамил. Я никогда не буду хорошим американцем, Господи помилуй. И вообще, спортсмену даются только три попытки.

Хотя в США есть люди, места и вещи, которые я бы хотел увидеть. Мне было бы приятно встретиться с Лори Андерсон и Стивеном Спилбергом, чтобы понять, что у него в голове, и с водителем грузовика Кливленд - Эль Пасо, чтобы уразуметь, насколько он похож на своего двойника из дебильных фильмов. Я был бы рад увидеть "mesos", столовые горы Аризоны, Кейп-Код (я очень люблю Моби Дика Мелвилла), речки и горы штата Вашингтон. Я бы и в Дэйтону поехал, поглядеть на лучшие "Харлей-Дэвидсоны" Америки.

Но что бы я не хотел видеть - это Лас-Вегас и Лос-Анджелес, нью-йоркские издательства и галлереи, Хьюстон и Форт-Уорт, придорожные рестораны и мотели, рэперскую студию звукозаписи, "барбекю" и "велком парти" с поджаренными сосисками и замороженным пивом, американскую тюрьму, где из гуманных соображений

запрещается курить, и церемонию вручения награды "Грэми".

Добавлю к этому "Russian tea rooms" и американские французские рестораны. Уж лучше на Брайтон, в жирную воровскую дурь бывших коллег по паспорту. Туда я, впрочем, тоже не хочу.

Я отдаю себе отчет, что меня легко упрекнуть в вульгарном антиамериканизме. Но я люблю эту страну, несмотря на физрука и мою неспособность быть Хорошим Американцем. США стали для меня чем-то вроде Кремля из "Москва - Петушки" Ерофеева. Казалось бы, зачем мне туда? Вроде, положено...

Но, как тридцать лет назад я носил "шведские шузы" и "далласки", так и теперь продолжаю делать не то, что положено. Не еду в Америку. Что мне там делать? Родных у меня там нет, деловых необходимостей не подворачивается. А заведись деньги на туризм и ротозейство - сумею их потратить с большим толком и удовольствием.

Я несколько раз слышал, что Нью-Йорк - это ванна с шампанским: пузырится, играет, проникает в кровь. Невозможно ни на секунду остановиться. Не знаю. Я не очень люблю шампанское, но уж если, то лучше внутрь. Растираться нам ни к чему. То есть, касательно Нью-Йорка, мне вполне хватает глотков его вкуса, выражающихся в историях о нем. С меня и Москвы вполне хватает, которая тоже пузырится, как перестоявшая брага. Ниагара, Большой Каньон, Пустыня Смерти и аллигаторные миссисипские "bayoux" наверняка впечатляют, но...

Почему-то мне куда больше хочется в Монголию, Японию либо, на худой конец, в Исландию. Или на край света, подальше, на зеленые пастбища Южного острова Новой Зеландии. Надо ведь сохранять инфантильные мечты.

А потом - дело привычки. Как бы нам ни заколачивала в голову гвозди американская реклама, сколько бы ни строили "МакДональдсов", каким бы образом ни убеждали нас, что между русскими и американцами испокон веку имеются невещественные, почти мистические связи - русские, при всей азиатчине и византизме, привычно чувствуют себя европейцами. Побаиваются Европы, относятся к ней с неадекватной спесью, но это - соседские, коммунальные отношения. Наше сродство с американцами, возможно, только и выражается в том, что последние из-за океана посматривают на Европу с теми же смешанными чувствами.

Интересно еще и вот что: я видел множество русских, долго проживших в европейских странах и влюбившихся в природу этих стран. Сроднившихся с ней. Они ездят в Альпы, на песчаные голландские дюны, слоняются по холмам Тосканы или бродят по лесу под Стокгольмом точно так же, как делали бы это в Подмосковье, Крыму или где-нибудь на речке Ветлуге. У них есть любимые уголки, грибные места и свои пеньки для отдохновения. Но я ни разу не видел русского американца, который смог бы мне рассказать что-то похожее на истории русских европейцев по поводу природы их "второй родины". Возможно, мне не повезло. От наших заокеанских соотечественников я слышал только о невероятных масштабах американской "wildlife", о расстояниях от пункта "А" до пункта "В" (как будто это может русских удивить), о том, что на помойках Лос-Анджелеса орудуют койоты, а Вашингтона - еноты. О том, как они глядели на Ниагару или осматривали глинобитные "пуэбло" в Нью-Мексико. Даже те, кто владеют загородными домиками в Вермонте или Делавэре, не могут толком объяснить, что находится в их округе, кроме торгового центра, озера/морского берега и близлежащего лесочка. Наверно, дело в том, что европейская природа, несмотря на чудеса вроде Адриатического берега Далмации, Альпов, скандинавских фиордов и островков греческого Архипелага, скромна, соразмерна человеку, сверкает той красотой, которая не отвлекает, а, наоборот, помогает сконцентрироваться на истории, культуре, "умении жить" и прочих общечеловеческих ценностях.

Я пропел дифирамб Европе. Но я знаю, сколько в ней лживости и поверхностности. У меня нет иллюзий. Я помню, что совсем недавно в ее центре дымили трубы Освенцима, что в ней происходят идиотские кровавые войны вроде балканской, что чуть не половина ее населения склонна к ксенофобии. Но в Европе у меня есть несколько любимых уголков и, как моя бывшая подруга из Нукла, Колорадо, "Биг-Маку" я предпочитаю "les aiguilles a lХoseille".

Мне не нравится, что запрещают курить, что на Олимпиаде в Атланте своих селят в комфортабельных виллах, а приезжих забивают по четверо в душные номерки мотелей. Мне не кажется разумным, что одним из главных факторов американской политики является ворошение нестираных простыней, и то, что по соображениям "политической корректности", потому, что он не белый, суд оправдывает преступника. Мне кажется загадочным, как Боб Доул, по своим физическим и интеллектуальным качествам вполне родственный нашим приснопамятным генсекам, может всерьез выступать кандидатом в президенты. Ведь у меня когда-то была "американская мечта"; а тот факт, что у нас в России происходит черт те что, совершенно не оправдывает чужую дурь.

Нет, не иначе, меня обвинят в антиамериканизме. И не пустят в США, хоть я и не коммунист, не туберкулезник, не сифилитик и не страдаю трахомой. Или, наоборот, отправят меня туда на перевоспитание.

С этим пришлось бы смириться. Нашлось бы дело побывать в Америке. И, не ручаюсь за твердость своих убеждений, - возможно, я бы там остался навсегда. Строить "American Dream".