Нью-Йорк свежим взглядом

Американцы так широко и умело разрекламировали символы своей страны, что, увидев в первый раз Статую Свободы или Эмпайер Стейт билдинг, испытываешь трепет. Вот знаменитый остров Эллис - в памяти всплывают кадры из "Крестного отца". Юный Корлеоне приехал завоевывать Америку:

Пройтись по знаменитой Пятой авеню, прогулятьcя по Бродвею - все это казалось несбыточной мечтой, какой-то вымышленной жизнью, почти другой планетой. И вот ты здесь - можно "потрогать ногами" гладкий асфальт, покататься в желтом такси, в котором кабина водителя отгорожена от пассажирской толстым стеклом, или, встав под каким-нибудь небоскребом, задрать голову, ощутив его бесконечность. Манхэттен - это непрерывный праздник: пестрая толпа, разноязычие, нарядные витрины дорогих магазинов и уличная торговля на разложенном прямо на асфальте куске материи сомнительной чистоты.

Нью-Йорк - он вообще очень разнообразный. Вспоминается советский плакат, по-моему, им был "украшен" даже школьный учебник. Дети - чернокожий, белокожий и азиат - держатся за руки. Рисунок символизировал дружбу народов - один из основных постулатов советской пропаганды. Никакой дружбы там не было! Настоящим общим домом для самых разных наций и народностей мне показался Нью-Йорк. Каких только одежд здесь не встретишь, каких только рас! Наша планета представлена во всем многообразии. Кухни народов мира американцы унифицировали под систему фастфуд. Раньше я думала, что фастфуд - это гамбургер или пицца. Оказывается, на ходу можно поесть и китайские блюда, и мексиканские джайрос, и что ваша душа пожелает. Запивают гастрономическое ассорти в основном традиционной американской Колой в огромных бумажных стаканах.

Здесь есть даже памятник Ленину. Некий домовладелец, по каким-то только ему известным мотивам проникся симпатией к канувшей ныне в Лету стране Советов. Следуя своим симпатиям, он привез из России статую вождя русской революции. Отлитый в бронзе Ленин, набивший оскомину нам, бывшим жителям СССР, в Нью-Йорке должен был встать, по замыслу ее нового владельца, на площадке перед его домом. После того, как Ленин благополучно пересек океан и прибыл в Америку ,оказалось, что городские власти Нью-Йорка взгляды поклонника Ильича не разделяют. А посему ставить памятник в Манхэттене категорически запретили. Пришлось поднимать статую на крышу многоэтажного здания, благо этому воспрепятствовать не мог никто. Частная собственность - это святое! Дискриминации в Нью-Йорке подвергается только одна часть населения - курильщики. Признаюсь, местами это раздражает. Курить нельзя нигде! Только на улице. Ладно, если лето, а зимой, когда пальцы замерзают на ходу?

Так что если у вас сложился какой-либо стереотип, то он обречен на полное разрушение. Первое впечатление - огромный мегаполис, даже тоска охватывает. Думаешь, что в этих "каменных джунглях" никогда не сориентироваться. Присмотревшись, начинаешь понимать, что все строго систематизировано. Улицы либо пронумерованы, либо обозначены буквами и расчерчены точно по линейке. Особая проблема в Нью-Йорке - припарковать машину. По законам, которые, на первый взгляд, довольно сложно понять, ее нельзя оставлять практически нигде. Запрещающие таблички кто-то невидимый щедрой рукой развесил по всему городу. Мой знакомый, вздумавший мне показать Манхэттен, не мог припарковаться в течение часа. В результате пришлось любоваться городским пейзажем из окна автомобиля. В следующий раз мы предусмотрительно воспользовались сабвеем.

Нью-йоркское метро выглядит просто удручающе по сравнению с помпезной роскошью московского. Мрачное впечатление производят выкрашенные черной краской металлические колонны, под ногами грязный асфальт. Повсюду разбросаны обрывки бумаг и прочий мусор, поддуваемый ветром от проносящихся мимо поездов. Карта нью-йоркского метро, что называется - без пол-литра не разберешься! Тесно переплетенные маршруты А ,F, B - и так дальше по алфавиту, могут завезти неизвестно куда, стоит только что-то незначительно перепутать. А люди! Господи, люди в трейне могут сидеть так, как им заблагорассудится. Например, вытянув ноги на соседнее сидение. У всего этого бедлама есть, однако, и достоинства: здесь нет давки, в поездах работают кондиционеры, а телефонные автоматы на перроне понатыканы через каждые три метра. "Подземкой" сабвей не назовешь - трейн то поднимается на каких-то немыслимых сваях, с грохотом проносясь над крышами домов, то опускается в туннель и лишь иногда уходит глубоко под землю. На протяжении всего пути можно развлекаться, созерцая настенные надписи. Ньюйоркцы, видимо, очень любят рисовать. Их тяга к настенной живописи не поддается описанию. Размалевано любое пространнство, свободное от рекламы. Порой "произведения" доморощенных художников можно встретить в столь труднодоступном месте, что просто интересно, как он туда добрался и в какой позе творил. Содержание обычно ограничивается двумя тремя довольно емкими словами, так называемый "непереводимый фольклор".

Впрочем, уже в первую неделю моего пребывания в Нью-Йорке я поняла, что удивляться ничему не стоит. Одна чернокожая американка в магазине, по-панибратски хлопнув меня по плечу, вокликнула "You have very cool shoes!", то есть ей понравились мои туфли (на мой взгляд, кстати, ничем не примечательные). Она не стала сдерживать свои эмоции, а, напротив, немедленно поделилась ими со мной. Самые разные люди на улице и в метро спрашивали меня, откуда я приехала и давно ли в Америке. Уж не знаю, что тому причиной. Может, это норма, а может, просто мне так везет. В скверике в самом центре Манхэтенна, где я мирно листала газету, дожидаясь подругу, ко мне подскочил жизнерадостный уборщик (не знаю, как этих людей называют здесь - у нас они были дворниками). В отличие от наших, этот был одет с ног до головы в кипельно белое, словно он пришел не убирать улицу, а оперировать пациента. Предварительно осведомившись, говорю ли я по-русски (как он догадался - ума не приложу), Лева из Киева поведал мне о своей жизни. Ею он, кстати, очень доволен. Свободное время он проводит в Атлантик-Сити вместе со своей герлфренд, по Киеву почти не скучает, несмотря на то, что там он работал инженером. Его знаний в области английского языка ему вполне хватает, а по вечерам он смотрит русское телевидение. Он показался мне абсолютно счастливым.

Брайтон - это особая Америка. Здесь все понятно и доступно. Вообще, выходцы из бывшего СССР, на мой взгляд, устроились в Нью-Йорке с большим комфортом. Отгородившись от того, порой не совсем понятного, а если и понятного, то не всегда приятного для них мира, они создали здесь свое собственный. В нем есть свои школы, детские сады, магазины, адвокаты, свои газеты и журналы. Вообщем все, что нужно для жизни. Знание английского - это, конечно, плюс, но на Брайтоне спокойно можно обойтись и без него. Но, как известно, к удобствам привыкают очень быстро.Я стала свидетелем сценки, когда женщина громко возмущалась в магазине тем, что продавщица не понимает по-русский. Видимо, она запамятовала, что находится не в России. Нечто подобное я читала у Довлатова в его заметках о русской иммиграции в Америке и, признаюсь, решила, что это преувеличение. Ничуть не бывало! Мой сын, отправляясь в магазин за молоком, предварительно уточнил у меня, как обратиться к продавцу по-английски. Вернулся он возбужденный.

- Мама! Тетя у меня спросила на чистом русском: "Что ты, сыночек, хочешь?"

Загруженная автомобильная трасса, толпы прохожих, городская суета сменяется шумом океанского прибоя и криком чаек, стоит лишь перейти дорогу. Чистый, почти белый песок, бескрайний простор океана. Знаменитый Брайтон Бич. Бульвар вымощен какими-то старыми некрашеными досками.

Утром его обитатели - в основном пенсионеры и мамы с детьми, вечером зажигают свои огни рестораны, бульвар заполняетя подгулявшей молодежью. В Союзе их назвали украинцами, армянами, узбеками, евреями. Здесь все, кто оттуда, русские.

Ночной Нью-Йорк это зрелище почти феерическое. Ярко освещенные улицы, где-то в поднебесье загадочно мерцают окна небоскребов. Помеченные лампочками мосты кажутся просто подвешенными в ночной тьме. В те приснопамятные времена, когда мы смотрели на Америку глазами обозревателя Зорина, эта завораживающая картинка со сверкающей неоновой рекламой символизировала "загнивающий империализм". Смею предположить, что в глубине души самому Зорину она нравилась не меньше, чем сегодня мне. В будни после полуночи машин становится на улице совсем мало, прохожих почти нет, Нью-Йорк спит: В эти часы пробуждается огромный рыбный базар на набережной. Это место назывыется Sea port. Запах моря заполняет всю улицу, покупатели и продавцы громко торгуются. Тонны, десятки тонн рыбы расходятся по вэнам. Кажется, что все морские обитатели ньюйоркцами выловлены и разложены по ящикам, а теперь спокойно дожидаются своей участи. Их дальнейшая судьба не вызывает сомнения - прилавок магазина или кухня ресторана. Интересно, куда девается то, что не продастся? Спросить не у кого - все очень заняты, пошлют еще куда подальше.

Утром - уже все убрано, от ночного шабаша не осталось и следа. Запах рыбы исчезает вместе с утренним туманом и растворяется в воздухе: