Командировка с погружением в глубь веков

Эти беглые заметки не рассказ о новых землях, хотя мне открылся иной Восток, не похожий на Афганистан или республики Центральной Азии, где довелось работать прежде. Перед вами лишь штрихи к портрету страны под названием Йемен, фрагменты, из которых когда-нибудь, быть может, и сложится нечто цельное. Поехать в страну, которую древние римляне называли "Арабия Феликс", или "счастливая Аравия", мне предложил старый товарищ по археологическим экспедициям в Таджикистане Саша Седов. Теперь он Александр Всеволодович, доктор исторических наук, профессор, директор Государственного музея искусства народов Востока, а с 1991 года еще и руководитель Российской археологической миссии Института востоковедения РАН в Республике Йемен.

Все эти титулы не мешали нам поддерживать нормальные отношения, и он как-то сказал: "Поехали?" "Почему бы нет", — легко ответил я, хотя не очень верил в успешный исход этой затеи. Но потом пошло-поехало: "Принеси фотографии, заполни анкету, нужен твой паспорт..." В реальность происходящего я до конца поверил только ночью в Каире, где мы делали пересадку на самолет в Сану, столицу Йемена. Мы — это научный руководитель экспедиции Седов и пять его коллег, представляющих различные научные и музейные центры. Я оказался седьмым и наверняка наименее полезным.

В Каире в моем блокноте появилась первая запись — легкомысленная попытка обобщений. "Весь мир в наше время из-за этой чертовой глобализации действительно одна большая деревня. Домодедово — бетон, Каир — бетон. Где-то погрязнее, где-то почище, но тот же бетон и суматоха. Отличие в одежде и говоре, а так — один сплошной бетон..."

Свою ошибку я осознал уже через час, увидев с высоты 9 километров далеко внизу весь в огнях саудовский портовый город Джидду. В какой-то точке пространства таинственно мерцающие огни обрывались кривой линией, и можно было догадываться, что она обозначает берег моря. Того самого Красного моря, омывающего с запада Святую землю, с которой связана не одна страница истории мировых религий. Душу посетило чувство прикосновения к чему-то вечному...

Самолет прилетел в Сану ночью. Аэропорт был последним местом, где понадобился паспорт. "Больше он тебе не нужен. Спрячь куда-нибудь подальше", — сказал Саша. Я так и сделал, но на всякий случай оставил при себе корреспондентское удостоверение ИТАР—ТАСС, с которым и объездил потом почти половину Йемена. В аэропорту нас встречал со своим видавшим виды джипом старый знакомый российских археологов Абдель Басыт. Несмотря на невысокий рост и слегка полноватое телосложение, он шустро загрузил вещи, не переставая перебрасываться фразами на английском языке с Седовым.

Уже позднее я понял, что наш водитель был воплощением лучших черт характера, присущих йеменцам, несмотря на то, что не носил традиционной мужской юбки "футу" и не имел у пояса джамбии — неотъемлемого атрибута экипировки местного мужчины. Немного шумный, он готов был в любой момент расхохотаться над веселой шуткой или рассмешить собеседника. И никогда не жаловался на усталость. Как только мы останавливались у придорожных харчевен, бежал на кухню и лично обговаривал с поварами, что приготовить и в какой последовательности подавать на стол.

Он знал, где лучше всего менять деньги, и почему именно в этом магазине, а не в другом нужно покупать канцелярские принадлежности. Находил общий язык со всеми продавцами, а при торге мог отвернуться от них с таким видом, что те тут же называли приемлемую цену на товар.

В американской НБА — вершине мирового баскетбола — среди номинаций, в которых по окончании матча оценивается мастерство его участников, есть и такая — "самый полезный игрок". Так вот Абдель Басыт был таковым в нашей археологической команде. Надо было видеть, как, притормаживая у КПП и протягивая постовым пропуск на право передвижения по стране, он обезоруживал их одним единственным словом: "руссия". И двигался дальше.

Такими же открытыми и веселыми, готовыми отвечать на все вопросы надоедливого корреспондента, были и присоединившиеся к нашей компании йеменские ученые Абдель Азиз и Мухаммед. В разговоре йеменцев практически нельзя услышать раздражительные нотки. Однажды я, устав от приставаний нищего, бросил что-то резкое в его адрес. "Не надо, — пожурил меня мой спутник Юра Виноградов. — Здесь не принято так говорить". Я учел это замечание.

Но все это было потом. А в первую ночь Абдель Басыт доставил нас в "старый город" — историческую часть Саны, где мы получили временное пристанище в офисе Германской археологической миссии. Было свежо, ведь йеменская столица Сана расположена на высоте выше 2 километров над уровнем моря. Я только начал засыпать, как с минаретов соседних мечетей раздались усиленные динамиками призывы к утренней молитве. Сон пропал. Стало светать, и я, отодвинув шторку, выглянул в окно. Это был шок! Иным словом мое состояние не назовешь. Перед глазами был город из сказок Шехерезады — дома, похожие на игрушечные и кажущиеся декоративными дворцы.

Они стояли почти впритык другу к другу, а где-то внизу проходила узенькая улица, слабо освещенная фонарями. Схватив фотоаппарат, я выбрался на крышу дома. Сделал десяток фотографий, но все казалось мало. И это желание снимать, снимать и снимать не покидало все время, пока мы находились в Йемене. В Сане мы задержались на несколько дней. Нужно было получить официальное разрешение на ведение археологических работ и бумаги на свободное перемещение по стране.

Днем улицы столицы Йемена — скопище автомобилей всевозможных марок. Их темпераментные хозяева, отчаянно гудя, стараются обогнать друг друга, и, кажется, беды не миновать. Но по каким-то негласным договоренностям, известным только им, машины в критический момент расходятся и продвигаются в нужном направлении. Не менее загадочным представляется поведение сбитых в группу людей, которые шагают вдоль тротуара и что-то громко скандируют. Оказывается, они несут петицию в одно из министерств, которая содержит жалобу на местного администратора, и уже по дороге конспективно обозначают ее содержание. Но все это мельтешение длится до 12 часов, когда звучит призыв к дневной молитве. После этого ритм жизни несколько замедляется. Часов до пяти вечера.

С заходом солнца Сана начинает напоминать обычный европейский город. Всеми цветами радуги сверкают вывески магазинов и рекламные щиты. Мужская часть населения заполняет многочисленные заведения, где можно поесть, поиграть в карты, обменяться новостями и, конечно же, пожевать молодые побеги легкого наркотического растения кат.

Говорят, что кат снимает усталость и тонизирует. Не знаю, так ли это, но складывается впечатление, что его употребляет все взрослое мужское население страны, несмотря на довольно высокую стоимость этого продукта. В первый же вечер на базаре у меня вызвал сочувствие ювелир с огромным флюсом, мастеривший что-то в своей лавчонке. Затем в толпе попался еще один прохожий с раздутой щекой, а потом еще и еще. Впечатление такое, будто все они спешили к дантистам. "Это у них катыши с катом, а не флюсы", — успокоил меня Юра Виноградов.

В Сане мы времени зря не теряли. Посещали музеи, бродили по рынку старого города с многочисленными лавчонками, забитыми украшениями и антикварной утварью. Здесь же на стенах висело и оружие. За приемлемую цену можно купить находящиеся в исправном состоянии наганы, кольты и винтовки, от современных до допотопных, еще фитильных. На вопрос, требуются ли какие-то документы для их покупки, приветливые продавцы отвечали улыбкой.

Говорят, что власти ужесточили требования к приобретению и ношению оружия, но местное мужское население, принадлежащее к разным племенам, не обращает на это внимания. Наряду с ритуальной "джамбией" в толпе может мелькнуть и автомат, покоящийся на плече у прохожего. Конечно же, "калашников". Родо-племенные отношения, играющие существенную роль в общественной жизни Йеменской Республики, порой обостряются. Выяснение отношений может дойти до стрельбы. Правда, как рассказывают очевидцы этих стычек, в большинстве своем дальше очередей, пущенных поверх голов, дело не идет.

Определенная напряженность существует и в отношениях между властями и племенами. Представители последних иногда бузят на дорогах, отсюда и строгие правила передвижении по стране. Получив необходимые документы, мы на двух джипах двинулись с севера страны на самый юг, к берегу Аравийского моря, где расположен город-порт Мукалла. Нас ждал путь протяженностью почти в 800 километров. Однако не успели мы отъехать от Саны и на десять километров, как последовала первая длительная остановка у КПП.

Движение удалось продолжить только после того, как военные сбили небольшую автоколонну и выделили сопровождение — человек пять с автоматами на джипе с крупнокалиберным пулеметом. Такая охрана сопровождала нас примерно половину пути, меняясь на КПП, которых мы насчитали за сорок. И на каждом, несмотря на солидное сопровождение, Абдель Басыт вручал дежурному пропуск — этих заветных бумажек он размножил на ксероксе более сотни.

Дорога меня не утомляет. Всегда открываешь для себя что-то новое, даже если проехал по ней десятки раз. Ну а здесь-то, когда словно листаешь на ходу учебник истории и другие мудрые книги, в которых одна страница увлекательнее другой, ни о какой усталости не могло быть и речи. Вот мы едем по Марибскому оазису, где в конце 2 тысячелетия до нашей эры сложился племенной союз Сабейского государства. Упоминание о посещении его Царицей Савской, восхитившей царя Соломона, можно найти в 3-й Книге Царств Ветхого Завета. Соломону повезло: он мог любоваться красотой чужестранки.

Современные странники такой возможности лишены. Йеменская женщина с головы до ног окутана черным одеянием, а лицо ее скрыто чадрой, как и полагается мусульманке. Правда, это не мешает им заниматься попрошайничеством. В Йемене этим промыслом в большинстве своем занимаются именно представительницы лучшей половины человечества. Причем они атакуют машины с иностранцами буквально, как черные вороны, не стесняясь дотрагиваться до мужчин рукой, что, конечно же, категорически запрещено шариатом.

Близ Мариба расположено удивительное сооружение 8 века до нашей эры — крупнейшая для своего времени водозаборная плотина длиной около 600 метров, а высотой свыше пятнадцати. Здесь же, в оазисе, находится и столица Сана. Однако она не доступна для археологов. Городище занимает огромную территорию, поделенную между несколькими племенами. "Они никак не могут договориться между собой, на каких условиях разрешить раскопки. К тому же есть еще и местные власти, — поясняет Седов, и добавляет: хотя наверняка здесь лежит ответ на многие вопросы древней истории, культуры и религии Южной Аравии".

Еще до Мариба наш путь пролегал через район, где можно было наблюдать следы былой активной вулканической деятельности. Вдоль дороги тянулись кратеры и вулканические трубки. Все выглядело так свежо, что, казалось, совсем недавно здесь извергалась огнедышащая лава с пеплом, покрывшим все вокруг черным плащем. А сразу же за Марибом мы оказались в плену песков пустыни Рамлат-ас-Сабатейн, уходящей в Саудовскую Аравию.

Наши джипы мчат со скоростью до 140 километров в час, сбрасывая скорость только перед очередным КПП. Дороги в Йемене, построенные китайскими специалистами, вне всяких похвал. Асфальт ровный, без кочек, ям и залатанных участков. Конечно, на состоянии дорог сказались благоприятные климатические условия — температура всегда плюсовая при незначительном количестве дождей, которые выпадают лишь в марте-апреле и в июле-августе. Строители учитывали все: в ложбинах, куда временами стекает вода, асфальт заменен на более прочный бетон. Все повороты и крутые подъемы снабжены ночной подсветкой.

В Мукаллу мы ехали не для того, чтобы искупаться в водах Аравийского моря. Седову нужно было нанести традиционный визит вежливости губернатору области Хадрамаут, где нам предстояло работать. Но, воспользовавшись случаем, наша компания, конечно же, поплавала и выбрала время познакомиться с местными достопримечательностями. И всюду нам попадались туристы — японцы, китайцы, англичане, немцы, французы. Кто угодно, кроме русских. Не повстречали мы их и в Сане, и в Мукалле. По-видимому, наших соотечественников влекут более обжитые, считающиеся модными маршруты с комфортабельными отелями и роскошными ресторанами.

А иностранцы, с которыми мы встречались, не задумываясь, жертвовали благами цивилизациями ради того, чтобы увидеть загадочную страну на юге Аравийского полуострова. Да, здесь пока нет многозвездочных отелей. И что еще "хуже" — здесь не дают спиртного: жесткий "сухой закон". А купаться можно только в определенных местах, причем женщинам — под покровом ночи, чтоб не искушать правоверных. Думаю, что восемь из десяти жительниц Москвы или Питера брезгливо, со своим любимым выражением "Ужас какой!" отвернулись бы от местных харчевен, где на столах нет скатерти, а еду подают на простых алюминиевых, а то и пластмассовых тарелках.

Зато здесь на стенах можно увидеть картины местных Нико Пиросмани. А какая еда! На твоих глазах на мощных газовых горелках аппетитно шкворчат всевозможные сковородки, дымят котлы и кастрюли. Все подают с пылу-жару, будь то верблюжатина, баранина или рыба. Лепешки тоже принесут только что испеченные в тандыре. Макаешь ее в острую приправу и, отправив в рот, забываешь, что врачи запрещают есть сильно перченую и горячую пищу. А запиваешь все это крепчайшим черным чаем, количество сахара в котором повергло бы в ужас диетиков. Впрочем, чай можно заменить простой водой или соком из холодильника.

Жаль, но в этот раз мне не довелось попробовать мясо акулы. Зато в Мукалле купил на базаре 60-сантиметровый завяленный экземпляр этого морского хищника и благополучно довез до Москвы. И еще один момент. Как говорится, "не за столом будет сказано", но меня приятно удивило состояние общественных туалетов. В захудалых селениях стены и полы отхожих мест внутри чаще всего облицованы кафелем или, на худой конец, покрыты цементом. И в отличие от большинства российских туалетов всюду безупречно чисто...

Покидали мы Мукаллу утром. Сверкающий на солнце город с множеством лодок на морской глади остался позади. А наши джипы стали бесстрашно штурмовать крутой подъем. Пункт назначения — селение Ходжарейн, расположенное в одной из долин Хадрамаута. Территория этой исторической области представляет собой причудливую систему безводных долин (вади — по-йеменски). Они врезаны в известняковое плато, поверхность которого является дном моря, поднятого на сотни метров над уровнем Мирового океана около 40 миллионов лет назад. Это трудно, почти невозможно себе представить, но дело обстоит именно так.

Тогда еще Восточная Африка, в частности современные Сомали и Южная Аравия, были одной территорией. Примерно 15 миллионов лет назад грохот вулканов и мощное сотрясение недр оповестили о гигантском расколе земляного массива. Так начал образовываться Аденский залив. Аравийский полуостров отделился от Африканского континента, но не потерял с ним связи. Позднее водный пролив, особенно в периоды наступления ледников, неоднократно отступал, что давало возможность животному миру мигрировать в обоих направлениях. Однако, несмотря на сложные геологические процессы и многочисленные климатические колебания, поверхность не претерпела особых изменений. А на бортах долин в это же время во влажные периоды шел процесс активизации карстовых вод, что приводило к образованию в ущельях и вади многочисленных пещер и навесов.

Все это открывало широкий простор для поисков следов деятельности первобытного человека. В самих же вади, где селевые потоки в период дождей откладывали плодородные суглинки, в последней четверти 2 тысячелетия до нашей эры появились первые земледельческие поселения. Они концентрировались в древних оазисах, одним из которых был Райбун в долине-вади Давуан. К его изучению ученые приступили сразу же после создания в 1981 году Советско-Йеменской комплексной экспедиции, у истоков которой стоял академик Борис Пиотровский (в Российскую археологическую миссию она была преобразована в декабре 1993 года).

Александр Седов вспоминает, что в студенческие годы в его конспектах лекция об истории и археологии Хадрамаута заняла полторы странички. "В настоящее время из научных трудов, посвященных истории этой области, можно составить хорошую библиотеку. До начала работ экспедиции миру были известны десятки древнехадрамаутских надписей, а сейчас только корпус надписей из райбунского оазиса насчитывает около четырех тысяч единиц", — не без гордости объявил он мне, когда мы, добравшись до ородища Райбун-V, начали исследования на храме женского божества Зат Химйам (археологи говорят именно так: на храме, а не в храме).

Могу засвидетельствовать: в этом году количество надписей на древнем южноаравийском письме значительно увеличилось. Они встречались всюду, где под зорким взором Юрия Виноградова, заведующего отделом Санкт-Петербургского Института материальной культуры, 15 местных рабочих вскрывали храмовый двор и ведущие в него лестницы, а также здание, получившее название Дом жреца. Всего в ходе раскопок были найдены и отобраны для отправки в музей 130 надписей на полированных известняковых плитах, которыми был вымощен двор и другие строения.

Сергей Французов, эпиграфист Санкт Петербургского филиала Института востоковедения, пребывал в радостном возбуждении. По его словам, найденные в этом году эпиграфические надписи дали пять имен собственных, ранее не известных древней Аравии. А это — сенсация. По моей просьбе он прочитал некоторые из обнаруженных надписей. Большая часть из них по жанру относилась к "посвятительным". Например, сообщалось о вручении воле божества Зайт Химйам "души своей и воли своей и детей своих и имущества своего".

Работы на памятнике велись с раннего утра до полудня, поскольку рабочим надо было успеть на молитву. Да и мы были непрочь съездить в харчевню, где можно было укрыться от палящего солнца и утолить жажду. По опыту я уже знал, что лучше всего для этого подходит безалкогольное пиво с колоском на этикетке. За столом мои ученые спутники обычно заводили разговор о работе, что позволяло узнать немало интересного.

Так, Седову казалось странным, что на всех поселениях Хадрамаута отсутствуют фортификационные сооружения. Известно, что здешние жители воевали с соседними царствами, но крепостные стены и рвы почему-то не возводили. Неужели они не думали о защите? Не совсем ясно, кто уничтожил поселения в оазисе Райбун на рубеже новой эры. Буквально на всех памятниках, где велись раскопки, а их не один десяток, этот период отмечен слоем со следами пожарищ.

"В целом у нас есть представление о характере древней культуры Хадрамаута. Ее экономической основой являлось ирригационное земледелие с очень высокой для своего времени технологией возведения плотин и каналов. Отсюда во все концы тогдашней ойкумены уходили караваны со знаменитыми южноаравийскими благовониями. Наша экспедиция открыла миру древний Хадрамаут со своим языком и погребальным обрядом, собственным пантеоном богов и храмов. Однако на многие вопросы еще предстоит ответить", — так приблизительно обрисовал мне результаты археологических работ в Райбуне профессор Седов.

Я был благодарен ему за то, что он не настаивал на моем участии в раскопках, а предоставил возможность заниматься любимым делом — искать памятники первобытной эпохи. В 1983—2003 годах в составе российской экспедиции исследованиями в области каменного века занимался член-коррепондент РАН Хизри Амирханович Амирханов. Тогда ему удалось открыть более сотни памятников, в том числе относящихся к древнейшему периоду — олдовану, что позволило по-новому взглянуть на время и пути первоначального расселения человека, двигавшегося из своей прародины — Восточной Азии — на Азиатский континент.

Вывод Амирханова: древнейшее заселение территории Южной Аравии могло происходить в диапазоне 1,65—1,35 миллиона лет назад. Так что посягать на лавры первопроходца в исследовании каменного века Хадрамаута мне не приходилось. Но ярких впечатлений и ценных находок было немало. Вышагивая по каменистому плато, я испытывал буквально телячий восторг от осознания того, что, возможно, иду след в след с каким-то мастодонтом или со своим далеким пращуром. Разве можно почувствовать подобное, прогуливаясь по Нью-Йорку или Парижу?

А найденное каменное орудие, покрытое черным пустынным загаром от бесконечно долгого пребывания на воздухе! А как приятно было держать в руках рубила и грубые рубящие орудия, двусторонне обработанные острия и скребла. Подобные находки относятся к серии классических. Их смело можно помещать в учебники по первобытной археологии. В общем, коллекция подобралась приличная не только по количеству, но и по типовому разнообразию предметов, срокам их датировки. Окаменелая раковина весом килограммов пятнадцать и длиной до полуметра, подобранная на склоне, особой научной ценности не представляет, но сколько радости она мне доставила! Всего за несколько дней лазанья по каменистым осыпям новые красовки развалились. Лицо от почти тридцатиградусной жары почернело и задубело. И это в ноябре, зимнем для Йемена месяце! Но все это были житейские мелочи. Главное же заключалось в том, что появились некоторые соображения о возрасте отдельных орудий каменного века и времени проникновения их носителей в Хадрамаут.

Увы, всему хорошему приходит конец. Закончилось и мое сказочное путешествие. Обратный путь мы проделали по той же дороге, хотя все вокруг казалось увиденным впервые. Сколько же еще понадобится поездок в Йемен, чтобы привыкнуть к этой стране и узнать ее людей? Саше Седову я уже сказал: "Согласен ездить хоть за свой счет — только свистни!" Он улыбнулся.

После возвращения домой аравийские сны пришли не сразу. Московская круговерть не оставляет в голове места для воспоминаний. Но ближе к Новому году я стал просыпаться от видений бескрайних высокогорных плато и долин с отвесными бортами. А еще всплывала синева моря и солнце, садившиеся где-то рядом, в конце пустыни. И это все о нем, о Йемене...